— А кто учит детишек? — поинтересовался Олей.

— Старый англиканский священник. Лесли не захотели его отослать, и хотя в церкви служит пресвитерианец, этот старик — человек образованный и подчиняется законам. Так что никто не жалуется на его присутствие.

Брат удовлетворенно хмыкнул и пришпорил коня. Как ни хотелось Фланне потолковать с Олеем, вскоре стало ясно, что сейчас не время и не место. Когда они объезжали озеро Брей, из-за облаков показалось солнце и осветило замок.

Улыбка коснулась губ Фланны. Вернувшись домой, она начнет работы в замке.

Она надеялась использовать ремонт как предлог, чтобы собрать войско для короля. Таким образом, Гленкирк и Лесли никоим образом не будут замешаны в ее делах.

Улыбка Фланны стала еще шире. Все идет как задумано. Лучше не бывает.

Они добрались до Килликерна в конце дня. Фланна равнодушно оглядела дом своего детства. Каким чужим он кажется! Каким маленьким!

Из каменных серых труб поднимался дым, но во дворе стояла тишина. Ни одного человека. Очевидно, члены рода дежурили у смертного ложа Лохленна.

Уна уже стояла на пороге. Неужели она всегда выглядела такой измученной и старой?

— Он все еще жив и ждет тебя, — бросила она Фланне и обратила взор на сына.

— Сейчас поднимусь к нему, — кивнула Фланна, поспешив к лестнице.

Войдя в спальню отца, она увидела у его постели невестку Эйлис.

— Добрый день, — поздоровалась Фланна.

— Наконец-то, — кисло буркнула Эйлис.

— Приехала, как только Олей сообщил новости.

— Девочка, — прохрипел голос отца.

— Я здесь, па! — крикнула Фланна, метнувшись к кровати.

— Убирайся! — свирепо прошипел он Эйлис. Та буквально раздулась от злости и, казалось, была готова разразиться одной из своих знаменитых тирад.

— Он, наверное, хочет поговорить со мной с глазу на глаз, — поспешно вставила Фланна. — Ты, конечно, не возражаешь, да и отдохнуть тебе не мешает. Могу представить, как трудно ухаживать за больным. Кроме того, с ним вообще нелегко, верно?

Она дружелюбно улыбнулась и сильно сжала руку невестки. К удивлению Фланны, Эйлис ответила улыбкой.

— Верно, — согласилась она. — Кроме того, мне не мешало бы поесть.

— Я останусь с ним, пока кто-нибудь не вернется, — пообещала Фланна.

— Спасибо, — ответила Эйлис, вставая и направляясь к порогу.

— А ты стала мягче, — заметил отец.

— Нет, просто усвоила, как обращаться с подобными людьми. Особенно с теми, кто ниже меня по положению, — откровенно бросила Фланна. — Ты вправду умираешь, па, или это еще один предлог, чтобы заставить их плясать под твою дудку?

Старик закудахтал, но тут же стал серьезным.

— Умираю, — подтвердил он. — Иначе не прислал бы Олея за тобой. У нас с тобой есть кое-какое неоконченное дельце.

— Касающееся собственности Мегги Гордон? — спросила Фланна напрямик.

Лохленн кивнул:

— Я не смог бы встретиться с твоей ма, если бы не отдал тебе кисет. Как бы мне ни хотелось оставить его в Килликерне, он не принадлежит мне. Это все твое, Фланна.

— И по-прежнему лежит под камнем в очаге?

— Кто тебе сказал? Впрочем, и так понятно. Энгус, конечно.

— Нет, Эгги. Мама говорила с ней перед смертью. Велела все мне рассказать.

— Эгги приехала с тобой?

— Не захотела.

— Она моя внучка, — задумчиво заметил он.

— Да, но Эгги сказала, что ты никогда ее не замечал, так что и ей все равно.

Лохленн кивнул седой головой.

— Она права. Но думаю, в девочке говорит кровь Броуди, хотя вряд ли ей было бы приятно это слышать.

Он снова захихикал, но тут же поперхнулся и закашлялся.

Фланна обняла старика, приподняла и поднесла к его губам оловянную чашку.

— Выпей, — велела она, и тот охотно глотнул жидкость.

До Фланны донесся запах бренди.

— Возьми кисет, — велел он, падая на подушки, — и спрячь, чтобы они не видели.

Фланна подошла к очагу, где горел огонь. Следуя указаниям отца, она нашла шатающийся камень, вытащила, вынула кисет и вставила камень на место. Не в силах совладать с любопытством, она открыла кисет и увидела блеск драгоценных камней. Герцогиня кивнула, затянула тесемки кисета и спрятала его в карман штанов.

— Моя совесть чиста, — выговорил Лохленн Броуди.

— Только не говори, что у тебя на совести ничего больше нет, — поддела Фланна.

Он снова засмеялся, и его глаза на мгновение оживились.

— Ты еще должен сделать Олея хозяином в доме, — напомнила она.

— Он и так старший, — буркнул старик.

— Этого недостаточно, — возразила Фланна. — Если не приведешь сюда всех: сыновей, их жен и внуков — и не скажешь, что отныне Олей здесь главный, они начнут свару, передерутся, и тогда все пойдет прахом.

Не взваливай на Олея это бремя. Он был тебе хорошим сыном, а Уна вела хозяйство с той поры, как умерла моя мама.

Сделай все, чтобы Олея признали остальные. Он справедливый, порядочный человек и не навлечет позора на твое имя.

— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда ты будешь заступаться за Олея, — заметил отец.

— В Гленкирке я поняла все значение истинной власти.

Власти, полученной по праву, — призналась Фланна.

— Вели им собраться, девочка.

— Сейчас? — удивилась она.

— Именно сейчас, ибо этой ночи мне не пережить. Я ждал тебя, девочка, хотел сказать твоей ма при встрече, что ты счастлива.

— Да, отец. Очень.

— Но ты не дала Лесли наследника, — расстроился он.

— К концу лета, — пообещала она. — Ты первый узнал, только не говори остальным, иначе мой муж немедленно примчится сюда с холмов Гленкирка и не даст мне шагу сделать. Я сильна и дам Патрику Лесли здоровых детишек, но не желаю, чтобы меня нянчили.

— В таком случае я унесу эту чудесную тайну с собой в могилу, но обо всем поведаю твоей ма, девочка. Она будет счастлива за тебя. А теперь иди и скажи, что я хочу их видеть.

Направляясь к выходу, Фланна гадала, что заставило ее сказать отцу то, в чем она даже себе не признавалась.

Странно…

Спустившись в зал, она объявила:

— Отец хочет видеть всех нас. Сыновей, невесток и внуков. Все там не поместятся, поэтому первыми идут сыновья И Невестки.

Она пошла вперед. Остальные послушно потянулись следом. Все столпились вокруг дубовой кровати. Фланна вдруг заметила, что белье и бархатные занавеси засалены и изношены. Да и братья выглядят усталыми и согбенными. Нелегкую жизнь им приходится вести! Олей в свои пятьдесят девять кажется стариком. За ним идут пятидесятивосьмилетний Каллум, Джиллис, которому пятьдесят шесть, Роналд, пятидесяти четырех лет, пятидесятидвухлетний Симон и Болтер — ему недавно исполнилось пятьдесят. Шестеро братьев умудрились произвести на свет тридцать семь ребятишек, а те, в свою очередь, успели пережениться и стать отцами. Семь девочек давно вышли замуж и уехали к мужьям. Но поскольку остальные были мальчиками, сейчас в Килликерне жило свыше ста человек.

Правда, девушки без труда находили себе женихов, ибо всей округе были известны плодовитость женщин рода Броуди и их способность рожать наследников мужского пола. Поэтому поклонники даже не обращали внимания на скромное приданое.

Лохленн открыл глаза и яростным взглядом обвел многочисленное семейство.

— К вечеру я умру, — начал он.

Все молчали, зная, как опасно перебивать отца. Может, он и умирает, но крепкая палка из терновой ветки, которую он долгие годы носил с собой, по-прежнему стоит у кровати, и старик вполне способен огреть ею любого. Поэтому все почтительно ждали, что соизволит сказать отец.

За окнами спальни шумел ветер. Первые капли дождя ударили в стекло. Огонь громко потрескивал, и сквозняк, врываясь в дымоход, колебал пламя единственной свечи.

— Сим выражаю я последнюю волю и требую, чтобы мое распоряжение выполнялось неукоснительно. Олей, мой первенец, — отныне Броуди из Килликерна. За всю историю моего рода всегда было так: первенец наследовал все. А потому смиритесь и признайте его старшим, иначе я прокляну вас за гробом, в котором будут покоиться мои смертные Останки. Итак, что каждый из вас скажет мне?

— Я признаю моего старшего брата как нового Броуди из Килликерна, — поспешно заговорила Фланна, — от себя и от имени моего мужа, герцога Гленкирка, а также от всего его клана. Он дал мне позволение говорить за него. Лесли из Гленкирка принимают последнюю волю и завещание Лохленна Броуди. Да будет так.

С этими словами Фланна взяла сморщенную руку отца и поцеловала, прежде чем осторожно положить на одеяло. Потом повернулась и расцеловала старшего брата в обе щеки поцелуем примирения.

Лохленн с трудом стащил с пальца кольцо, знак власти, и вложил в руку Олея тяжелый золотой обруч, украшенный темно-зеленым агатом. На круглом камне сверкала маленькая золотая рука, сжимавшая пучок стрел. Внизу затейливой вязью было выведено одно лишь слово: «Едины».

Олей Броуди уставился на свою руку. Как странно… впервые на его памяти кольцо надето на чей-то другой палец, кроме отцовского…

Он всегда знал, что станет преемником Лохленна, но только сейчас ощутил всю меру своей ответственности. Отец казался несокрушимым. Они были уверены, что он никогда не умрет. Теперь же он лучше понимал своего зятя, герцога Гленкирка. Не так-то легко взвалить на свои плечи такое бремя!

Послышался резкий смешок, и все испуганно вскинули голову.

— Теперь ты все видишь, верно, Олей? — спросил отец.

— Да, па, и уже чувствую всю тяжесть…

— Эта тяжесть не покинет тебя до того дня, когда ты передашь кольцо старшему сыну, — мрачно предсказал Броуди и снова обвел комнату свирепым взглядом. — Ваша сестра принесла клятву верности новому Броуди из Килликерна. А остальные как же? Если не последуете примеру Фланны, можете забрать свои пожитки и убраться из Килликерна.

— Куда именно, па? — поинтересовался Каллум.

— Хоть к дьяволу, мне все равно! — рявкнул старик. — Не позволю, чтобы моя смерть стала причиной свар и раздоров. Я в полном праве назначить преемника, и никто не смеет мне перечить!

Он бессильно откинулся на подушки и снова разразился кашлем. Фланна поднесла ему чашку с виски, и приступ постепенно утих. Фланна негодующе уставилась на братьев.

Мужчины неловко поежились, неожиданно сообразив, что совсем не знают ее, нынешнюю. Они помнили упрямую девчонку, настолько моложе их, что ее и сестрой считать было смешно. Скорее, дочерью. Теперь же перед ними стояла властная, богатая и сильная женщина. Пятеро сыновей Лохленна Броуди дружно переступили с ноги на ногу.

— Итак? — не отставала Фланна. — Хотите, чтобы наш отец сошел в могилу с тяжелым сердцем? Разве не знаете, что неприкаянный дух преследует тех, кто обидел его при жизни?

Она полоснула их разъяренным взглядом, и в эту минуту до того напомнила Лохленна Броуди, что у собравшихся мороз прошел по коже. Каллум Броуди поспешно поцеловал кольцо на руке брата и громко выговорил:

— Я, Каллум Броуди, второй сын Лохленна Броуди, лэрда Килликерна, принимаю его последнюю волю и присягаю новому лэрду Олею, первенцу нашего родителя.

Остальные братья последовали его примеру, после чего покинули спальню. Настала очередь их жен, детей и внуков.

После того как все попрощались с главой рода, в спальне не осталось никого, кроме Олея и Фланны.

— Спасибо, сестра, — поблагодарил новой лэрд.

— За что? — удивилась она. — Я лишь сделала все возможное, чтобы отец почил в мире.

— Ты дала понять, что за мной стоит мощь Гленкирка, Фланна, — пояснил он, слегка улыбаясь. — Кстати, герцог действительно разрешил тебе говорить от его имени?

— Наверняка разрешил бы, вздумай я перед отъездом спросить его, — ухмыльнулась Фланна. — Но тем не менее уберегла тебя от многих трудностей, Олей, и па перейдет в мир иной, довольный, что все свершилось по его желанию.

Каллум всегда тебе завидовал. Между вами всего десять месяцев разницы. Не знаю, по какой причине, но Каллум считает себя обойденным и обманутым. Поэтому, если хочешь сохранить мир в доме, перетяни его на свою сторону. Остальными можно управлять, но Каллум упрям и неглуп.

Поэтому неусыпно следи за ним и его сыновьями. Они способны на все.

— Откуда в тебе столько мудрости, младшая сестричка? — спросил Олей, немало удивленный такой проницательностью. Именно она сумела быстро и решительно переломить ситуацию и уладить давно зревший конфликт.

— Учусь быть герцогиней Гленкирк, Олей. Женщины, которые правили там до меня, были не покорными, бессловесными овечками, а достойными спутницами своих мужей.

Я должна оставить свой след, чтобы стать равной мужу, чтобы через сотни лет, видя мой портрет в галерее Гленкирка, потомки вспоминали меня добром и чтили семью, в которой я родилась.

— И как же ты этого добьешься? — расспрашивал Олей.

— Сейчас не время говорить об этом, — бросила она так властно, что он не решился больше допытываться. — Оставайся с па, пока я поем. Уж очень я проголодалась, да и умыться не мешает. Потом я сменю тебя и проведу здесь ночь. Это мой долг, ибо именно ему я обязана появлением на этот свет. Мне и провожать его на небо.