Принесли вино. Девушка немного выпила и расслабилась. Все-таки смогла! Дело сдвинулось с мертвой точки. Долгий бунт против прихотей родителей вошел в решающую фазу. Раньше Софи убеждала себя, что ей необычайно повезло: не у каждого ребенка есть великолепный дом, красивая, сшитая на заказ одежда, не все ходят в специальную школу для девочек и ездят на каникулы в Довиль и Ниццу. Но бунтарка чувствовала, что слишком отличается от сестер, Франсины и Изабель, которые всегда беспрекословно слушались родителей.

— Почему ты не ведешь себя как сестры? — слышала она миллион раз.

— Потому что я — не они! — дерзко отвечала Софи. В семье она словно паршивая овца. Но отчего? Может, родителям не нужна была третья дочь? Может, ждали сына?

Детские воспоминания начинались с элегантного дома, поросшего темно-зеленым блестящим плющом, на углу квартала возле Парижской военной школы. Но Софи почему-то казалось, что родилась она где-то очень далеко.

Мать, строгая, с синими, похожими на сапфиры глазами, рано поседела. Волосы стали совсем белыми. Короткая пышная стрижка великолепно подчеркивала пронзительный взгляд женщины. Идеальная форма головы напоминала скульптуры Бранкузи. Все обращались к хозяйке дома не иначе как «мадам Антуан». Софи побаивалась ее. Мать и отец, министр Франции Лоран Антуан, давно владели шикарнейшим в Париже салоном. Каждое воскресенье вечером сливки общества собирались там, чтобы обменяться сплетнями, выпить по коктейлю, попробовать канапе, поохать и поахать над идеально воспитанными детьми хозяев. Софи этого терпеть не могла.

Мадам Антуан не была ни высокой, ни очень стройной, но так хорошо одевалась, что дизайнеры жаждали ее одобрения, особенно рисуя эскизы для новых коллекций. Женщина вдохновляла многих известных модельеров. Сам Кристиан Диор когда-то сходил по ней с ума. В конце концов она стала directrice дома «Шанель». Directrice — это элегантная дама с обширными связями, умеющая сгладить трения между клиентками, продавщицами и дизайнером. Своеобразное лицо модного дома. Ей по статусу положено одеваться только от-кутюр. Мадам Антуан считала работу в «Шанель» пиком своей карьеры.


Повзрослев, Софи стала красавицей: идеальные груди, стройная фигура, рост — около метра шестидесяти пяти. Она рано осознала свою привлекательность и упивалась похотливыми взглядами мужчин на коктейльных вечеринках у родителей.

Девушка запоминала всех, кто желал ее. Флиртуя и дразня, она проверяла на практике силу своего очарования, прекрасно понимая, чего от нее хотели. В шестнадцать лет Софи впустила очень красивого парня в свою спальню, а через некоторое время — и в свое тело. Получила огромное порочное удовольствие — и никаких угрызений совести. Софи никому не рассказала ни об этом случае, ни о многих последующих. Молодая, современная, она обожала секс. Неиссякаемый запас мужчин двумя этажами ниже спальни оказался уж слишком кстати: в ней постоянно разжигался огонь страсти. Софи нравились власть и уверенность, которые она чувствовала с мужчинами. Девушка с необычайным рвением читала журналы, где писали, что в сексе нет ничего порочного, но не стоит забывать о мерах предосторожности. Противозачаточные средства стали доступными. Казалось, веренице случайных партнеров (почти всегда на одну ночь) не будет конца, но…

Однажды Софи влюбилась в очень красивого и женатого. Потеряла голову. Нарушила собственное правило: три раза заманивала его в постель. А потом он заявил, что у них нет будущего. Девушка страдала, пытаясь вырвать образ любимого из сердца и мыслей. А переборов себя, поклялась больше не влюбляться. Хотя бы не в женатых.

Вместе с maman Софи с детства посещала maisons de couture.[1] Наблюдала за подиумом широко раскрытыми глазами. Манекенщицы, их изумительный макияж казались даже удивительнее нарядов. Слышалось шуршание роскошного бархата, шерсти, крепа, шелкового джерси. Воркующие женщины щупали ткань и отмечали платья для примерки. Софи нравилось смотреть, как модели сбрасывают с плеч меховые шубы и небрежно волокут их за собой по полу.

Девушка обожала прохладные салоны с серыми стенами, полные элегантных дам, за которыми тянулся ароматный шлейф духов. Завидовала помощницам, которые собирали булавки с ковров в примерочных, разбрызгивали туалетную воду по салону, и отчаянно жаждала стать частью волшебного благоухающего мира.

Мысли о моде спасали от бесконечных дискуссий о политике за обеденным столом. Отца только это и занимало. В двадцать один год Софи зачислили в Сорбонну, престижнейший университет Парижа. Студенты тоже говорили лишь о политике. Того, кто не выступал против войны во Вьетнаме, не считали au courant[2] или модным.

Софи разбила немало сердец, бросая парней после первой же ночи.

В родительском доме она продолжала флиртовать со зрелыми мужчинами, чаще женатыми. Заманивала до своей спальни и хлопала дверью перед носом.

Она знала, что ведет себя вызывающе, но наслаждалась силой своего очарования. И вскоре поняла, что почти всемогуща. А если мужчина выставляет себя дураком — это его проблемы!

Софи страстно желала убежать в мир моды от серьезной жизни, которую ей навязывали. Мода казалась легкомысленной и сексуальной. Девушка не верила женщинам, утверждающим, будто они одеваются ради других дам. Цель моды — соблазнять! Софи носила откровенную облегающую одежду, подчеркивая грудь и ноги. Завершала наряд туфлями на высоченном каблуке, хотя родители запрещали столь «вульгарную» обувь. Тайком проносила туфли в сумке на дискотеку в районе Пасси и переобувалась в гардеробе. От поклонников отбоя не было.

Софи смотрела на улицу и думала о вечно занятом отце. В воскресенье, за полчаса до полудня, он примет ее в библиотеке. Maman в это время будет давать наставления кухарке — к обеду ждут гостей. Как всегда. Софи скажет, что продала колье и бросает университет — он бесполезен. Ее наверняка выгонят из дома.


Кристофер Хатчинс


На борту самолета «Эр Франс», летящего утренним рейсом Лондон — Париж, юноша, похожий на озорного ангела, сидел, прислонившись лбом к иллюминатору, и разглядывал облака. Вдруг он совершил роковую ошибку? Сможет ли осуществить мечту: стать первым английским дизайнером, покорившим Париж, или потерпит крах и вернется домой, к насмешкам отца и разочарованию матери? Нет, надо выкинуть из головы мысли о неудаче! Он талантлив, и кто-нибудь в Париже обязательно это заметит. Он найдет работу.

Правильные черты лица, растрепанная копна светлых волос, поразительно голубые глаза и полные губы вряд ли навредят карьере. Или, наоборот, только все ухудшат? Кристофер наслушался сплетен о мужчинах — хищниках мира моды, его это слегка беспокоило. Юноша бережно хранил главный секрет: им владела страсть не только одевать женщин, но и раздевать их. Он был гетеросексуалом. Кем это сделает его в модном Париже: уникумом или белой вороной?


«Настоящий мужчина не рисует эскизов женской одежды».

«Настоящего мужчину не так уж заботит, что носит женщина».

«Мужчина, думающий о моде, наверняка гей».

Эти мысли крутились в голове Кристофера Хатчинса с четырнадцати лет.

Наступил 1967 год. Мачо стали непопулярны. Одежда унисекс стерла грань между полами. Многие поп-звезды поддержали тенденцию.

Кристофер увлекся модой, когда стал подрабатывать у дяди Дэвида, провинциального портного, в мастерской по выходным и на каникулах. Юношу зачаровывала ткань, тонкая выработка и переплетение нитей, да и сам процесс изготовления костюма. Он с удовольствием наблюдал, как мастер сметывает, пришивает подкладку, примеряет на клиента и, наконец, проверяет себя на последней примерке безупречного законченного пиджака. Кристофер пробовал шить сам. Скрывал это от друзей, боясь насмешек. Его тело реагировало на женщин, давая понять, что парень не гей. Но это не отменяло неоднозначного отношения мужчин к моде. Поэтому юноша старался быть осторожным.

Сначала Кристофер рисовал костюмы для кукольных футболистов, потом стал вырезать из журналов матери фигуры женщин и делать для них бумажную одежду.

Когда юноша робко показал кукол дяде, тот не посмеялся, а присмотрелся к «моделям» племянника.

— Кажется, у нас растет модельер. Хочешь выбрать эту профессию?

— О боже, да!

— А зачем поступил в бухгалтерскую школу?

— Так хотел отец.

Дядя Дэвид приходился братом его матери. У них с женой не было детей. Этот мужчина, совсем не похожий на отца Кристофера, относился к парню как к сыну. Родитель всегда был холодным и грубым. Дядя показал юноше, что мужчине не обязательно быть суровым. Кто знает, профессия сделала дядю добрым и понимающим или он таким родился?

Швейное дело отнюдь не считалось недостойным мужчины. Но у Кристофера все равно не хватило смелости рассказать отцу о своих стремлениях, и юноша послушно пошел учиться на бухгалтера.

За год в школе ему нравились многие девушки. Парень потерял девственность и удостоверился, что с ориентацией у него все в порядке.

Женская одежда казалась ему интереснее, чем мужская. Кристофера неодолимо тянуло моделировать ее. Постепенно он оставил попытки оправдаться, освободился от предрассудков и осмелился попробовать себя в дизайнерском деле.

Подошел к концу первый год учебы в бухгалтерской школе, и Кристофер понял, что не станет продолжать.

— Не желаю всю жизнь заниматься финансами других людей, — сказал он как-то вечером матери, когда они сидели за сосновым столом в кухне с зелеными стенами и попивали чай с печеньем. — Мам, помнишь бумажных кукол? Я серьезно хочу моделировать одежду.

— Шить мужские костюмы, как твой дядя Дэвид?

— Нет! Одежду для женщин! Модную!

Они обменялись многозначительными взглядами. Мать задумалась.

— Если тебя это так увлекает, попроси у отца разрешения поступить в школу искусств. Я тебя поддержу.

На следующий вечер он решился поговорить с родителем. Они сидели в гостиной. По телевизору как раз закончились новости. Тишину нарушало лишь шуршание вечерней газеты. Отец делал вид, что читает. Рядом сновала мать, пытаясь подслушать разговор.

— Я рассчитывал, ты станешь бухгалтером, — наконец произнес отец.

— Пап, я очень хочу учиться в школе искусств. Я составил портфолио с зарисовками и эскизами. Если примут…

— Ты хорошо закончил курс.

— Прости, но продолжать я не хочу. Да и согласился только потому, что не решился возразить тебе. Я ведь не первый в истории бросаю бухгалтерскую школу. Может же человек изменить решение! Я хочу быть модельером.

— Джо, учитель по искусству всегда говорил, что у нашего мальчика талант, — добавила мать.

Отец отложил газету и сердито посмотрел на сына.

— Не нравится мне эта затея. Вдруг через год ты опять передумаешь?

— Нет, не передумаю. Да и дядя Дэвид обещал помогать…

Отец посмотрел на мать.

— Вот пусть он сам мне об этом и скажет.

Дядя Дэвид навестил их на следующий вечер.

— Ты рушишь мои планы относительно сына, — произнес мистер Хатчинс.

— А как насчет его собственных планов?

Пока они спорили, Кристофер переводил взгляд с одного мужчины на другого, будто на Уимблдонском турнире.

— Ты заставляешь парня заниматься делом, которое ему не по душе… — продолжал дядя Дэвид. — Он всегда будет противиться. Крис хочет стать модельером. Поверь, он добьется успеха.

В конце концов отца уговорили. Юноша старался не ликовать открыто.

Позже вечером он заглянул на кухню. Мать пила чай.

— Прости. — Кристофер обнял ее.

— Не извиняйся, дорогой. Ты всегда стремился к творчеству. Жаль, что я не поощряла этого, — виновато сказала женщина. — Но я заступилась за тебя перед отцом. Если подведешь, буду выглядеть нелепо.

— Не волнуйся, мам, не подведу.


Кристофер выбрал школу искусств Сент-Мартин, что на Чаринг-Кросс-роуд, на границе с Сохо. Курс дизайна одежды слыл самым лучшим. Научился рисовать эскизы, строить выкройки, шить.

Одевать женщин… Его заводила сама эта мысль. Мода позволяла увидеть, какими будут дамы. Если опустить линию талии на пару дюймов, удлинится туловище, а если завысить, поднять до груди, получится силуэт в стиле ампир. Сделать пальто прямым, приталенным или расклешить книзу, чтобы получилась трапеция? Изучая старые журналы, юноша понял, как важно модельеру выбрать удачный момент для нововведений. К ним нужно подходить постепенно: несколько сезонов подряд длина может ползти вверх или вниз в зависимости от всеобщего настроя и климата. А дизайнер должен на шаг опережать и то и другое.

Кроме него на курсе было еще двое парней: китаец Линь и Джордж из Лондона. Оба геи. Линь выглядел совсем женоподобно.

Кристоферу нравилось моделировать одежду для «настоящих» чувственных женщин с округлыми формами, а не худышек с плоской мальчишеской фигурой.