— Саманта?

— Д-да. Кто это?

Она нанесла на лицо йогурт (недавно вычитала — отличная маска). Вот только будет ли эта маска так же хороша для трубки, в которую затекла?

— Джерри. Джерольд фон Шлоссберг. Номер мне дал ваш отец.

О себе мужчина рассказал следующее: высокий, симпатичный американец, холост, друг ее папы, остановился в «Рице» — шесть фактов, которые сразу заинтересовали девушку, особенно «высокий», «симпатичный», «холост» и «Риц».

Джерри пригласил ее выпить.

Будет забавно наряжаться для незнакомца, решила она. Мужчина показался Саманте очень интересным и слегка опасным. Может, отец подослал шпиона? В любом случае она должна экипироваться на все сто.

— Я просто обязана выглядеть ослепительно! — призналась девушка Жан-Жаку.


В пятницу в три часа дня мадемуазель Шанель позвала месье де Кузмина в гостиную. По опыту он знал, что это опаснейший момент недели: старушка сталкивалась с одиночеством лицом к лицу.

Из всех своих директоров Коко немного доверяла только этому крупному неуклюжему мужчине. Он хотя бы не из семейства Вертхеймеров, которые сначала купили права на парфюмерию «Шанель», а потом — на весь дом. Неважно, сколько юристов заверяло пожилую даму, что сделка прошла честно, она считала себя обманутой. Обманутой самой жизнью.

Шанель предложила Эдуару выпить.

— Мне восемьдесят семь, — начала она.

Мужчина кивнул.

— Кого оставить во главе дома? Мне нравятся четверо молодых людей. Трое — Софи Антуан, Моник Фар и Саманта Липштадт — работают здесь. И еще Кристофер Хатчинс, англичанин. Они понимают мой стиль, мой настрой.

Габриель внимательно посмотрела на собеседника.

— Могу я быть уверена, что все пункты моего завещания будут исполнены? Ты поможешь?

— Мадемуазель, это дело ваших душеприказчиков.

— Они в Швейцарии. Мне будет спокойнее, если кто-то в доме встанет на защиту моих интересов. Ты единственный, кого я могу попросить.

Месье де Кузмин, как всегда, пожал плечами.

— Мадемуазель, будет конфликт. Я бессилен.

— Но Вертхеймеры доверяют тебе! — Старушка сурово глянула на Эдуара. — Должно же быть у тебя хоть какое-то влияние?

Мужчина грустно посмотрел на начальницу.

— Как директор «Шанель» может быть нейтральным? Предлагаю мадемуазель найти постороннего человека.

— Сможешь ли ты отказаться от миллиона долларов? — отчеканила Габриель.

— Подкуп, мадемуазель? — нахмурился он.

— Не называй это так. Я оставлю тебе значительную сумму, надеясь, что ты проследишь за соблюдением других пунктов завещания. Дом должен возглавить тот, кого я знаю, кто мне не безразличен и был ко мне добр. Разве это не благоразумно?

Де Кузмин прокашлялся.

— Мадемуазель, вы не учли один важный факт, — тактично начал он. — Это больше не ваш дом.


«Неблагоразумно? — думал де Кузмин по дороге домой. — Ха! Мадемуазель сделала карьеру на неблагоразумии! Шапки долой! Будешь благоразумным — ничего не добьешься». По его мнению, быть «благоразумным» означало позволять другим переступать через тебя. Мужчина улыбнулся, размышляя о попытках старушки контролировать «Шанель и Ко» даже после смерти.

Эдуара включили в совет директоров как отличного администратора. В каких-то вопросах Вертхеймеры прислушивались к де Кузмину, но он не был достаточно весомой фигурой, чтобы повлиять на выбор следующего главы дома. Мадемуазель просила слишком многого.

«Софи так и осталась маленькой девочкой, — подумал он, — моделью, для которой карьера всегда будет на втором месте после личной жизни. Хатчинс амбициозен и предан делу, но его стиль совершенно не подходит для „Шанель“. Моник Фар работает безупречно, но наверняка способна лишь переделывать старые модели. Что до Саманты, Вертхеймеры ни за что не позволят американке, даже здравомыслящей, возглавить компанию». К тому же мужчина начал сомневаться в ее «здравомыслии».

Поэтому Эдуар даже за миллион долларов не мог гарантировать, что завещание мадемуазель исполнят. Вертхеймеры, честные и умные, обойдут эксцентричное последнее желание легенды мира моды. Да и он не может принять этот «пунктик» Шанель. Когда месье де Кузмин наконец обдумал ситуацию, ему сразу наскучило идти пешком, и на площади Согласия он поймал такси.


Саманта внимательно наблюдала за этажом косметики в «Галерее Лафайет». Кристиан Диор запустил косметическую линию: помада, тональный крем, тушь, карандаши — все, что женщина могла бы нанести на лицо и тело. Роскошные блестящие коробочки и флаконы сверкали на полках. «Косметика от-кутюр принесет больше прибыли, чем одежда, и, может, больше, чем духи», — думала девушка.

Покупательницы столпились у больших золотых букв «Christian Dior». Эксперты предлагали изменить образ, visagistes делали visages, всем вручали пробники. Какая нормальная дама сможет отказаться от губной помады «Диор»? Это шикарно и в то же время доступно. «Маленький кусочек мечты», — напомнила себе Саманта, исходя свирепой завистью.

«Дом „Шанель“ должен поддержать инновацию как можно скорее, — подумала она, возвращаясь пешком на работу. — Нужно заставить их запустить несколько линий».

Только вот де Кузмин строго-настрого запретил Саманте появляться на кулуарных встречах директоров.

— Ты еще не достигла нужного статуса, — фыркал он. Любовник не торопился помогать ей делать карьеру в «Шанель», а только мешал. Саманта могла бы поговорить с Коко, но совет директоров все равно не послушает старушку.

Саманта бессильна. Поистине жалкое зрелище.


— И сколько еще мне здесь торчать? — спросила американка Кристофера за ужином в «Ла Кетш», за который она заплатила со своего скромного счета в «Шанель». — Де Кузмин мне не помогает. Общая работа испортила наши отношения. Если я верю рассказам мадемуазель, то ненавижу его. Если верю его счету в банке, ненавижу ее.

— И что рассказывает старушка?

— Что ее хитростью заставили продать права на свое имя.

Кристофер улыбнулся.

— Разве есть на свете человек, способный ее обхитрить?

Саманта подняла взгляд от своего salade Niçoise.[111]

— Она намекнула, что может оставить «Шанель» мне. Представляешь?

— Мне Коко предлагала то же самое. Может, она говорит это каждому?

Саманта вздохнула.

— Тогда зачем я так выкладываюсь? За малюсенькую зарплату? Я должна посвятить себя карьере Клауса. — Она глотнула белого вина. — Он надежный. Он сохранил неподражаемый марширующий ритм. Клаус так много работает, что мы почти не видимся. Он в Лондоне, в Германии, даже в Нью-Йорке — за модой по пятам. И все благодаря мне.

Она помахала рукой женщине за соседним столиком.

— Редактор «Вог», — еле слышно сказала Кристоферу. — Клаусу светит эксклюзивный контракт с ними. Мне всегда нравилось быть нужной своим мужчинам. Клаус нуждается во мне, а де Кузмин — нет. Ты когда-нибудь слышал об американце по имени Джерольд фон Шлоссберг?

Кристофер покачал головой.

— Он позвонил мне вчера, как раз после ванны с пеной. А это очень опасное для меня время: я такая нежная, теплая и… одинокая! Я согласилась встретиться с ним за коктейлем в «Рице». Надеюсь, это не глупо? Когда Клаус уезжает, мне так скучно! В Париже есть две вещи, перед которыми я не могу устоять: выпечка и мужчины. Если этот парень хоть вполовину такой же симпатичный, как шоколадный эклер, я не удержусь.

ГЛАВА 24

Саманта выскользнула из такси у входа в «Риц» со стороны Вандомской площади. Хоть какое-то разнообразие: обычно на встречи с Коко она ходила через черный ход. А сейчас ей даже открыли дверь машины.

Девушка надела черное коктейльное платье из последней коллекции Шанель и туфли на шпильке от Роже Вивье. Она шла к бару, когда какой-то мужчина вскочил с кресла и обнял ее.

— Вы наверняка Саманта! Слишком роскошны, чтобы не быть ею! Я — Джерри!

Парень прижался губами к тыльной стороне ладони девушки, она взглянула на его черные блестящие волосы. Джерри оказался воплощенной мечтой: высокий, мускулистый, загорелый (в солярии?) — глянцевый (и слегка дешевый) образ крупье из Лас-Вегаса. Саманта тут же подумала о сексе на игральном столе — и чтобы фишки рассыпались повсюду! В линии рта Джерри угадывалась жесткость… Ей нужно подыграть. После милого Клауса это будет не так просто.

Мужчина оценивающе понюхал ее ладонь.

— «Шанель номер пять»! Узнаю аромат за милю!

— Я сильно надушилась? — широко улыбнулась американка.

— Вы так же красивы, как описывал ваш отец.

— Ах, как галантно!

Сердце Саманты бешено билось: это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Парень превосходил ее самые дерзкие фантазии. Он и был самой дерзкой фантазией.

— Вы похожи на Джеймса Бонда, — проворковала девушка. — Вы шпион?

— Мм… модный шпион.

— Откуда вы знаете отца?

— Вы, надеюсь, в курсе, как люди из мира моды заводят знакомства? Я не исключение.

— Что вы производите? Духи?

— Поддельные вещи «Шанель».

— Так вот зачем вам я! — понимающе кивнула Саманта. — Желаете оплатить ваши долги мадемуазель Коко?

Девушка села. Фантазии развеялись: надо было сразу догадаться, что отец не может подослать стоящего кавалера.

— А ты дерзкая, — кивнул Джерри. — Мне это нравится. Шампанского!

Он щелкнул пальцами, подзывая официанта. Саманта нахмурилась. Может ли она пить шампанское с американцем, порочащим свою страну?

— Не знаю, стану ли я пить с тобой… даже учитывая твою привлекательность. Тебе должно быть стыдно за свои поступки.

— Но ведь девяносто пять процентов изделий — имитация!

Американка содрогнулась.

— Мадемуазель Шанель не терпит возле себя людей с фотоаппаратами: японцев, немцев, британцев или американцев.

Официант принес шампанское в ведерке со льдом. Саманта удивилась: «халявщик» заказал бы два коктейля, и все. Но «халявщики» не снимают номера в «Рице». «Интересно, он правда остановился здесь? — задумалась она. — Надо попасть в комнату».

— Я подумал, ты можешь устроить для меня тайный просмотр новой коллекции…

Саманта злобно посмотрела на мужчину.

— Надеюсь, ты шутишь?

Девушка от души жалела, что модный Бонд появился в такую развратную ночь. Хотя все ночи без Клауса были такими.

Официант открыл шампанское, разлил по бокалам.

— Выпьем за красивую женщину! — Джерри поднял свой бокал.

Саманта быстро оглядела его крепкие ноги под брюками.

— Давай проясним, — медленно проговорила она, делая глоток. — Думаешь, я предам мадемуазель Шанель за секс?

— Занимайтесь любовью, а не войной! — выпалил «модный шпион». — Кто говорил про секс? Я хочу жениться на тебе. Твой отец считает, что тебе нужны детишки и стабильная жизнь.

— Женишься на мне ради секретов мира моды?

— Как только разведусь, — ответил он, выпивая вино.

Здравый смысл надрывался: «Насладись шампанским, а потом делай ноги!» Но Саманта не слышала сама себя.

— Я никогда не видела номера в «Рице». Там красиво?


«О боже! — подумала американка час спустя. — Забудьте о любви и романтике! Его придаток — ловкий, твердый, надежный инструмент для женского удовольствия. И работал Джерри с настоящей американской самоотдачей!»

— Лучший секс в твоей жизни? — спросил мужчина, падая на кровать.

Саманта мельком глянула на него. Блаженство отдавалось эхом во всем теле.

— Вряд ли бы ты спросил, если бы сомневался, что тебе громко ответят: «Да!»

— Ну и?

— Хм… Сверюсь с дневниками.

— Ты пишешь там про секс?

— Нужно же кому-то рассказывать!

— И что напишешь про меня?

Саманта внимательно посмотрела на любовника.

— Пожалуй, «бесконечная прелюдия».

Джерри взглянул на часы.

— Тридцать минут не бесконечность.

— Хорошо, тогда: «Неплохо. Бывало и хуже».

Обиженное выражение лица парня снова пробудило в ней желание.

Он порылся в вещах и протянул девушке большой блокнот.

— Вот! Зарисуй несколько деталей от Коко на следующую весну. Хороший старт, чтобы оторваться от соперников.

— А ты неробкого десятка! — выкрикнула Саманта и начала искать нижнее белье, раскиданное по номеру. — Я бы не сделала этого даже ради отца. Или мужа.

Саманта одевалась, пылая праведным гневом. Джерри заказал еще шампанского в номер. По крайней мере, он знал, как обращаться с дамой.

Но мужчина — модный шарлатан, мастер подделок, создающий обманчивое великолепие!

Кем этот парень возомнил себя? Саманта нашла ответ, пока поправляла макияж в ванной: в адресе на подписке «Таймс» говорилось «барон фон Шлоссберг». Барон!