В глазах Ребекки мелькнула глубокая печаль-понимание:

— Да поможет Господь этому несчастному… — Она обхватила ладонями чашку с молоком, словно озябла. — Он всегда был таким, ты же знаешь… Еще мальчишкой всегда все брал на себя.

Китти молчала.

— И все же… — вздохнула Ребекка. — Мне кажется, он вернется, когда развеется его печаль. Вот увидишь!

В каштановых волосах Ребекки Китти заметила несколько седых прядей, и ей показалось, что жена Буна немного отяжелела со времени их последней встречи, вокруг глаз появилось больше морщинок, но лицо не очень изменилось с той поры, как Китти шесть лет назад впервые увидела ее. И это несмотря на все жизненные передряги! Китти вспомнила о ее первенце — несчастном мальчике, которого замучили индейцы… о тех печальных днях безысходности, когда даже Ребекка поверила, что Дэниэл мертв…

— Я слышала, — сказала она, — что Дэниэл назначен управляющим округа Лафайет.

— Да. И очень этим доволен, готова поклясться! И еще он ужасно рад, что его повысили в полицейском чине: теперь он подполковник, хотя никому об этом не говорит. — Она улыбнулась: — Дэниэл не любит быть на виду… Сейчас он уехал в Ричмонд как представитель округа в Ассамблее. Мне бы хотелось, чтобы он узнал о Саре до своего отъезда — по крайней мере, мог бы навестить Романа, если тот объявится там. — Выпив молоко, она отставила чашку.

Китти долго смотрела на Ребекку.

— Ребекка… да вы что, снова беременны?!

Ребекка кивнула.

— Теперь это меня наверняка доконает… или Дэниэла. Хотя мужики вообще-то выносливые…

— Ах, Ребекка… как же это здорово! — Китти порывисто обняла ее.

— Вот и Джемина говорит то же самое. Но, по-моему, внучка, когда подрастет, будет шокирована тем, что ее дядя или тетка младше ее.

Она отвернулась, словно смущаясь тем, что сказала, и Китти вдруг с особой ясностью вспомнила, как они с Калленом во время осады отказались от надежной безопасности в стенах блокгауза и отправились в свою хижину, хотя индейские снайперы простреливали форт. Они лежали рядом, самые счастливые люди на земле, и в те минуты им казалось, что смерть над ними не властна.


Китти выпрямилась, чтобы растереть натруженные мышцы поясницы и вытереть заливающий глаза пот. Она глядела на грядку бобов, подсчитывая, сколько еще сорняков ей предстоит прополоть. Заниматься этим в полдень, на самом солнцепеке — полное безумие! Ну кто в такое время обрабатывает огород! Но ей нужно многое успеть до начала уроков в школе…

Китти упрямо рубила острой тяпкой особенно неподатливый и толстый корень сорняка, когда услышала топот скачущего к форту всадника. «Кажется, это Израил Бун… — подняв голову, всмотрелась она. — Да, точно…»

Лошадь шла быстрым галопом. Израил не заметил Китти и промчался в открытые ворота.

«Что-то стряслось», — встревожилась она.

И поспешила к хижине Джемины и Фландерса Кэллоувэев. На крыльце стояла Элизабет Кэллоувэй, готовая немедленно уйти: все знали, что она никогда не оставалась в хижине, если к Джемине приезжали ее родственники.

— Израил приехал, — сообщила она Китти. — Говорит, что Ребекка рожает, но возникли трудности.

Китти проскользнула мимо Элизабет в комнату. Израил настаивал, чтобы больная Джемина снова легла в постель.

— Нет! — упрямо возражала она, и глаза ее блестели от лихорадки.

— Ты никуда не поедешь! — сердился Израил. — В таком виде ты ей ничем не поможешь!

— Что случилось, Израил?

— Мама уже давно пытается разродиться, Китти… со вчерашнего дня. — На его широком добродушном лице отразилась тревога, на подбородке была заметна небольшая светлая щетина. — Девочки — ни Лавиния, ни Бекки — не знают, что делать.

Китти вспомнила, что девочкам сейчас должно быть не больше четырнадцати-пятнадцати.

Джемина, скрипнув зубами, со слезами на глазах снова попыталась подняться.

— Лежи-ка на месте! — приказала ей Китти. — Я сама поеду с Израилом.

— И я тоже.

Голос прозвучал от двери. Обернувшись, они к своему изумлению увидели Элизабет Кэллоувэй.

Под их вопросительными взглядами она сцепила на животе руки с длинными пальцами и безразлично пожала плечами.

— Я принесла в этот мир немало младенцев и знаю, что говорю.

— Ах, как мне благодарить вас за все, Элизабет! — срывающимся голосом воскликнула Джемина и расплакалась.

— Успокойся, успокойся, — Элизабет подошла к ней ближе. — Сейчас соберу все необходимое, — бросила она Израилу.

Когда они приехали в маленький форт, уже почти наступила ночь. Дэниэл-Морган, только что вернувшийся с охоты, открыл перед ними ворота и едва они въехали, задвинул большой засов: семья теперь не могла позволить себе беспечности — Дэниэл-старший был слишком лакомой добычей для шоуни.

Китти первой вошла в тускло освещенную хижину. Когда глаза привыкли к темноте, возле камина она различила двух девочек, Лавинию и Бекки, наливавших из кастрюли горячую воду. На их лицах застыло смятение. Измученная Ребекка лежала под одеялом на широкой кровати в углу, подтянув к себе колени. Ее запавшие глаза были обведены темными полукружьями. Роженица, увидев Китти, слабо улыбнулась.

— Китти… как я рада, что ты приехала… — и, заметив Элизабет, осеклась. Помолчав немного, Ребекка протянула навстречу ей руку, и Элизабет, быстро подойдя к кровати, пожала ее. Женщины обнялись и долго не выпускали друг друга из объятий.

Нос Ребекки покраснел, она часто моргала, а Элизабет долго откашливалась, не в состоянии говорить.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — наконец осведомилась она.

— Не очень хорошо. — Ребекка перевела взгляд с Элизабет на Китти. — Кажется, он выходит не в том положении.

— Посмотрим, — сказала Элизабет, тряхнув ее за руку. — Если понадобится — перевернем его: мне приходилось это делать и раньше. — Подняв голову, она оглядела комнату. — Принесите сюда лампу.

Девочки Бун бросились выполнять ее распоряжение. Ребекка, почувствовав, как сокращается живот, подняла колени еще выше и уперлась головой в шершавое бревно стены дома. Стараясь не дышать, чтобы вытерпеть жуткую боль, она лишь хрипло стонала.

В комнату вошел Израил. Подождав, когда пройдут схватки, он измерил глазом расстояние до камина и бросил на его полку пять толстых белок. Подойдя к матери, он взял ее за руку.

— Дэниэл-Морган обеспечил нас мясом на ужин! — гордо сообщил он.

— Могу поклясться, — Ребекка вымученно улыбнулась Израилу, — что он такой же отличный стрелок, как ты, или даже отец. — Лицо ее покрылось потом. Израил кивнул, так же старательно улыбаясь матери.

— Мы будем стоять возле хижины, мам. Если что будет нужно…

— Хорошо.

Он ушел, а Китти заставила девочек потрошить белок.

— Зажарьте четыре штуки! — распорядилась она. — У нас голодный мужчина и куча мальчишек. А последнюю потушите для матери — ей нужно набрать как можно больше сил.

Лавиния кивнула. Свет от масляной лампы освещал ее широкоскулое волевое лицо с темными материнскими глазами.

— Я сделаю мясо с турнепсом и луком, — приободрилась она.

Элизабет тихо разговаривала с Ребеккой. Когда к ним подошла Китти, начались очередные схватки. Изгибаясь от боли, не отрывая рук от раздутого живота, Ребекка крепко сцепила зубы и двигалась взад-вперед всем телом. Она тужилась, что-то бурчала, и ее гортанные звуки вдруг перешли в ужасный вой.

— Господи, — тяжело дыша, с отчаянием пролепетала она, — Да он же совсем не движется! Он на том же месте, что и вчера… Я же знаю… Не одного произвела…

— Сейчас посмотрю, как лежит младенец, — сказала Элизабет. И, обращаясь к Лавинии и Бекки: — Мне нужно немного сала или жира опоссума.

Обильно смазав салом пальцы и почти все руки, Элизабет подошла к кровати. Кивнув на одеяло, сказала:

— Снимите это!

Китти приподняла одеяло. Кто-то подстелил под Ребекку кусок оленьей кожи, и теперь он весь испачкался кровью и отходящими водами.

Ребекка напряглась, когда Элизабет ощупывала ей промежность между тонкими, покрытыми венами ногами.

— Почему не приехала Джемина? — спросила она, стараясь отвлечься.

— Немного простудилась, — пробормотала Китти. — Ничего страшного! Мы с Элизабет решили, что и сами справимся.

Ребекка откинула назад голову — начался новый приступ.

— Он лезет ягодицами вперед… — процедила вспотевшая Элизабет. Она все еще ощупывала плод. Ребекка вскрикивала, извиваясь и напрягаясь от страшной боли.

— Не дергайся! — упрашивала ее Элизабет. — Лежи спокойно. Так ему все равно оттуда не выбраться, ты только себя изматываешь!

— Я… попы… попытаюсь… но… — тяжело дышала Ребекка, — очень… трудно… больно…

Пока Элизабет по миллиметрам поворачивала во чреве ребенка, Китти молча благодарила судьбу за то, что здесь сейчас рядом с ней опытная женщина постарше. Она уже слышала о такой операции, но сама никогда этого не делала…

— Ну вот… — перевела дыхание Элизабет. — Кажется, сдвинулся с места… Господи, ему там ужасно тесно!

— Ему? — воззрилась на нее Ребекка, и глаза ее вспыхнули.

— Конечно, а кому же? Минуту назад я почувствовала его мужские прелести.

Когда начался очередной приступ, Ребекка закричала, но в этом крике уже звучала скрытая радость. Элизабет все так же умоляла ее не дергаться.

— Ну вот, почти все, — приговаривала она. — Почти все…

Девочки Бунов, бросив стряпню, подошли к кровати, чтобы видеть все своими глазами. Бекки, опасливо держась за руку старшей Лавинии, затаила дыхание. Обе смотрели на мать и ждали. Китти держала Ребекку за руку.

— Он вылезает… вылезает как нужно! — закричала наконец Элизабет. — Я чувствую его плечико… Слава Богу, пошел головкой вперед!

Ребекка засмеялась, пытаясь приподняться.

— Теперь-то уж я помогу! — воскликнула она.

Она изо всех сил натужилась, и в глазах ее отразилась адская боль. Закусив до крови губу, она снова напряглась, лицо ее густо покраснело.

— Уже видна головка! — радостно крикнула Элизабет, посмотрев на Китти.

И вдруг рассмеялась, а по лицу ее заструились слезы, смешиваясь с обильным потом. В этот момент Ребекка издала отчаянный радостный вопль, и младенец выскользнул из нее прямо в подставленные руки Элизабет.

Когда обмыли младенца и Ребекку, ожидавшие снаружи мужчины толпой ввалились в хижину, чтобы увидеть новорожденного, на которого совсем не повлияли трудные роды. Мальчишки, смущенно толкаясь, старались подойти поближе к кровати.

— Как он похож на папу! — воскликнул Дэниэл-Морган.

— Нет, он похож на меня! — возразил маленький Джесси.

— Да ты-то сам похож на отца! — в один голос заявили Израил с Дэниэлом, похлопывая Джесси по спине.

Но тут же притихли, как только Лавиния призвала их к тишине.

После ужина взрослые с детьми разместились на ночь в амбаре, а Китти с Элизабет улеглись вместе с девочками.

На следующий день, убедившись еще и еще раз, что Ребекка с младенцем чувствуют себя хорошо, Израил проводил их до Бунсборо.

Вернувшись через три недели с востока, Дэниэл увидел своего новорожденного сына.

6

Большая капля дождя ударила Китти по носу. Подняв вверх глаза, она получила еще два удара — по щеке и по лбу — и улыбнулась.

Для Китти наступили лучшие времена. Ее худоба постепенно исчезала; она получала большое удовольствие от обучения детишек, и вокруг было много друзей… Ее самой настоящей «семьей» стали Эстер с Плизом: часы, которые она с Майклом проводила у них, наполняли ее покоем и чувством полной безопасности. Она по-прежнему тосковала по Каллену, но время научило Китти жить без него… Она слышала, что когда умирают любимые, иногда бывает трудно спустя какое-то время даже вспомнить их лица. Но ей это не грозило: перед ней всегда стояло личико Майкла. Каллену не нужно было оставлять ей свой живописный портрет.

Дождь скоро превратился в ливень. И вдруг Китти заметила у ворот высокую мужскую фигуру. Она встряхнула головой, не веря глазам… Не может быть…

— Роман… — шепнула она. И во все горло закричала: — Боже мой! Да ведь это же Роман!

Подобрав юбки, ничего не видя перед собой за плотными струями дождя, Китти полетела к нему, оттолкнув на бегу Уинфреда и Фанни Холдер, которые устремились вслед за Элизабет Кэллоувэй… Наконец она увидела его лицо, его лукавую улыбку и, сделав еще несколько крупных шагов, бросилась на него с такой силой, что наверняка сбила бы с ног мужчину помельче.

Он оторвал Китти от земли и закружился с ней, не замечая хлеставшего по их лицам дождя.

— Боже мой, Роман… — все лепетала она. Откинув голову, она старалась разглядеть такое знакомое ястребиное лицо, убедиться, что это он, что с ним ничего плохого не произошло… И только сейчас понимала, как она скучала по нему.