Элтон попытался сосредоточиться на обеде, но мысли его то и дело возвращались к Анджеле. Как бы он хотел, чтобы после замужества она осталась жить в Бель-Клере! У него не было сыновей, о которых он мечтал, но Анджелой он заслуженно гордился. Жаль, что ей придется переехать в город, ведь она могла бы стать настоящей женой плантатора – такой, как Твайла, которая умудрялась одновременно быть хорошей матерью, хозяйкой и наставницей домашних рабов. При этом Твайла еще вела большую часть счетов. А ведь Бель-Клер славился своим сеном, фасолью, ирландской картошкой, горохом; здесь выращивали свиней, быков, лошадей, мулов, овец. Рабы изготавливали сахар и кирпичи, чинили обувь, делали телеги да еще работали при этом на хлопковых полях. У Синклеров было много квалифицированных работников – кузнецов, механиков, инженеров, кожемяк, мельников. И всеми этими людьми Твайла прекрасно управляла.

А начал дело отец Элтона – Эверет Синклер, приехавший в Америку в конце восемнадцатого столетия. Его мечтой было стать удачливым хлопководом. Это он построил большой особняк и назвал его Бель-Клером.

Когда после смерти отца хозяйство полностью перешло в руки Элтона, он решил, что рабы, трудившиеся на плантации (а каждый из них стоил почти две тысячи долларов), не должны заниматься другой работой. Поэтому он стал нанимать ирландских эмигрантов, и те рыли каналы, вырубали лес и пахали землю. Вскоре Элтон пришел к выводу, что не стоит отказываться и от услуг каджунов.

Отец Твайлы и Эверет Синклер подружились еще в Европе. И хоть Элтон ни разу не видел Твайлу до того, как однажды в жаркий летний день она сошла с корабля в Филадельфии, он с первого же взгляда полюбил ее. Мать девушки была француженкой, и маленькая хрупкая Твайла с ее удивительной светящейся улыбкой и веселыми карими глазами очаровывала всех, кто с ней знакомился.

Все шло хорошо, но, несмотря на негаснущую любовь и безбедную жизнь, через несколько лет оба стали ощущать какую-то странную опустошенность. Им отчаянно захотелось иметь то, чего все никак не дарила им судьба и чего нельзя было купить за деньги, – собственного ребенка. Два брата Элтона погибли в кораблекрушении. А Твайла и Элтон мечтали о большой семье, о том, чтобы бесчисленные комнаты их просторного особняка были полны родных людей. Но… время шло, и надежды почти не оставалось.

Когда Эверет ушел в мир иной, супруги почувствовали себя еще более одинокими. Их не могли утешить многочисленные рабы, ирландцы и каджуны, которые всегда были рядом. Больше всего обоим хотелось слышать детские лепет и смех.

Элтон взглянул на Клодию. Такая миловидная девушка. Как жаль, что у нее столь неуравновешенный характер. Еще малышкой она была раздражительной и шумной и иногда доводила себя капризами до полубессознательного состояния. Клодия вечно кричала, плакала, жаловалась, изводила слуг. Ее никто не любил. Твайла все время повторяла, что бедняжка оттого так нервничает, что постоянно чувствует себя нелюбимой, нежеланной; она просто пытается привлечь к себе внимание. Элтон был прямо противоположного мнения; ему все более становилось ясно: Твайла оказывает приемной дочери предпочтение перед родной. Более того, ему уже не раз приходило в голову, что Клодию вообще не стоило удочерять, хотя он ни за что не произнес бы этого вслух. Бог свидетель: Синклер всеми силами пытался полюбить Клодию и даже притворялся, что любит ее, однако у него так ничего и не вышло – хорошо относиться к этой девушке было невозможно. Но как они могли знать тогда, что у невинного новорожденного младенца окажется столь ужасный характер? Их сердца потянулись к бедной сиротке, которую назвали Клодией в память умершей матери. Даже когда через несколько месяцев они с радостью узнали, что Твайла наконец-то ждет ребенка, их любовь к приемной дочери не стала меньше. Однако по прошествии нескольких лет девочка стала просто невыносимой.

Элтону было известно, что Клодия влюблена в Реймонда, и втайне он желал, чтобы именно она вышла за него замуж. Ведь в то время, когда они с отцом Реймонда решили в будущем поженить детей, им еще не было известно, что парень вырастет отчаянным бездельником, не склонным заниматься хоть каким-либо трудом. Когда Реймонда отправили учиться в Европу, он не сумел сдать ни одного экзамена и меньше чем через год вернулся назад. Признаваясь, что у него нет ни малейшего желания стать доктором, Реймонд добавлял, что быть плантатором ему тоже не улыбается. Зато он сумел уговорить отца подарить ему целую конюшню породистых рысаков и теперь большую часть времени проводил с лошадьми или в игорных салонах речных судов…

Слуга принес еще один десерт – охлажденное лимонное желе, но Твайла, махнув рукой, подала знак, что ни желе, ни кофе подавать не следует.

– У нас уже нет времени, – заявила она. А потом, кивнув Клодии, добавила: – Надо поторапливаться, дорогая.

Клодия извинилась, и от внимания Элтона не ускользнула насмешливая улыбка, которой она наградила его родную дочь. Анджела, впрочем, не обратила на нее внимания.

– А разве ты не хочешь привести себя в порядок, ангел мой? – спросил он.

Клодия уже от двери захихикала:

– Она вовсе не ангел, папа! Поэтому никуда не поедет, вот так, вот так! Спроси-ка маму, в чем дело.

– Что произошло? – Элтон вопросительно поглядел на жену. – Что-то случилось?

Анджела молча опустила голову, слушая, как мать равнодушно повторяет лживый рассказ Клодии.

– Ее следует наказать за такой проступок, – вздохнула Твайла, а затем, словно Анджелы не было рядом, продолжила: – Послушай, Элтон, их отношения становятся все хуже и хуже. Это невыносимо. Надо было назначить дату свадьбы пораньше. Бедняжка Клодия! У нее сердце разрывается при мысли о том, что за Реймонда выйдет другая девушка, но так уж должно быть, никуда не денешься. Чем скорее они обвенчаются и Анджела уедет из дома, тем скорее закончится весь этот кошмар.

Элтон сразу же заподозрил, что дело обстоит не совсем так, как описала его жена. Он и мысли не допускал, что Анджела могла вести себя столь глупо. Повернувшись к дочери, Синклер мягко спросил:

– Ангел мой, ответь, твоя мать сказала правду?

Не успела девушка и рта раскрыть, как Твайла закричала:

– Конечно, я сказала правду! Я сама взяла у нее платье, на нем было пятно. А бедняжка Клодия стояла рядом.

Уже давно Анджела поняла, что мать всегда выгораживает Клодию, поэтому перестала защищаться – в спорах не было смысла. Но на сей раз она не стала молчать, поскольку не хотела, чтобы отец поверил в ее вину. Глубоко вздохнув, Анджела взглянула отцу в глаза и твердо сказала:

– Нет, папа, это неправда.

В нескольких словах она объяснила, как было дело.

Твайла осуждающе покачала головой:

– Ты лишь усугубляешь свою вину. Ступай к себе в комнату.

Синклер был в трудном положении. С одной стороны, он ничуть не усомнился в правдивости дочери, а с другой – не хотел вступать в пререкания с женой. Сжав виски руками, он потряс головой, не зная, как поступить и что в конце концов нужно сделать, чтобы в доме воцарился мир.

Голос Анджелы вывел его из раздумья. Девушка почувствовала, что отец верит ей, а больше она ничего и не желала. Дотронувшись до его руки, Анджела прошептала:

– Все хорошо, папочка. Мне все равно, я ведь и не хотела ехать на бал. – И, глотая слезы, девушка, извинившись, выбежала из столовой.

Анджеле казалось, что они никогда не уедут. Стоя в тени веранды, она наблюдала за бесконечными сборами. Наконец коляска отъехала от дома.

Не раздумывая ни минуты, девушка стала спускаться с веранды, держась за решетку, по которой вился виноград. Она не рискнула идти через дом, потому что на ее пути могла встретиться не только Кезия – та по крайней мере умела в нужный момент отвернуться и сделать вид, что ничего не замечает.

Ночь была теплой. Вокруг благоухали цветы и разливался особый аромат полей. В таинственной тени дубов порхали светлячки. Анджела почувствовала запах реки, разлившейся после недавних дождей и потому все еще грязной.

Ясный месяц освещал путь. Прокравшись мимо хижин рабов, Анджела встретила поджидавшую ее Симону. Благодаря природному чутью та могла пробираться по темному лесу, даже не видя тропинки.

– Я так рада, что ты пришла. – Симона крепко обняла подругу. – Признаться, я уже было решила, будто ты испугалась, но потом сказала себе, что это на тебя не похоже. Я знаю, что моя лучшая подруга ничего не боится.

Анджела пробормотала, что еще как бы испугалась, узнай родители о том, куда она направилась, но Симона лишь рассмеялась:

– Да как они узнают?! Когда они вернутся с бала?

– Около полуночи. Мама всегда приезжает в это время.

– Ну так не бойся, ты сумеешь возвратиться вовремя. Кстати, что на тебе надето?

Отступив назад, Симона, нахмурившись, оглядела хлопковое платье персикового цвета с воротом, украшенным вышитыми розочками. Затем она тихонько свистнула, и из темноты неожиданно появилась Эмили. В руках у нее был целый тюк одежды.

– Дело в том, что наши старики не любят посторонних, – поспешила объяснить Симона. – И уж особенно они возмутятся, если узнают, что на вечеринку пожаловала дочка хозяина. Зато молодежь, вроде нас, будет в восторге. Для того чтобы успокоить стариков, мы сказали им, что приведем свою кузину из Бау-Теш. Так что надевай-ка эти вещи, а мы заплетем тебе косу. Ничего не говори, и никто ничего не узнает, – добавила она, удовлетворенно улыбнувшись.

Когда все было готово, девушки довольно захлопали в ладоши – теперь Анджела ничем не отличалась от каджунов.

Затем, возглавляемые Симоной, они побрели вдоль реки по густому мху в глубь мрачного леса. Заболоченные берега были испещрены норками раков и крабов, а над ними раскинулся огромный шатер из крон вековых дубов и ив, стволы которых поросли серым мхом.

Серебристые лучи молодого месяца таинственно просвечивали сквозь пышную листву. Где-то недалеко угрожающе захрипел аллигатор. Совсем рядом тихо плескалась вода.

– Змеи… – вздрогнув, прошептала Анджела. – Я все время думаю о змеях…

– Ну да, а змеи, между прочим, все время думают о нас, – заявила Симона. – Не знают, как обойти нас подальше.

– Подальше… – эхом отозвалась Анджела, пытаясь разглядеть тропу.

Плоскодонная лодка была там, где девушки ее оставили. Пока Анджела балансировала, пробираясь к центру лодки, ее подруги уселись на носу и на корме и дружно взялись за шесты. Плоскодонка почти бесшумно заскользила по гладкой поверхности воды. Минут через двадцать стали слышны звуки музыки – это каджуны играли на скрипках и банджо, пели, весело смеялись.

Взволнованная, Анджела приготовилась выпрыгнуть из лодки, как только та ткнулась носом в берег.

– Не забудь, – в последний раз напутствовала ее Симона, – старики возмутятся, если узнают, что сюда пробралась дочь хозяина. Лучше всего притаись в тени и наблюдай. Мы принесем тебе супа и вина и вовремя отвезем домой.

Анджела нетерпеливо кивнула – ей хотелось поскорее окунуться в общее веселье. Вечеринка каджунов заметно отличалась от тех, на которых Анджеле доводилось бывать. Здесь развлекались все. Люди были одеты очень просто, но это никого не смущало. Никакого напряжения, никаких мыслей о строгом этикете.

Глаза Анджелы удивленно распахнулись, когда она увидела танцующих. Это не был вальс или виргинская кадриль. Прижавшись друг к другу, мужчины и женщины раскачивались из стороны в сторону и кружились так долго, что голова шла кругом. Движения их были то быстрыми, то на удивление плавными – в такт постоянно меняющейся музыке. Хотя это казалось просто невероятным, вскоре танцующие встали еще ближе. Они не сводили друг с друга глаз, как будто танец заворожил их.

Внезапно Анджеле вспомнился рассказ Симоны о ее первой брачной ночи. Девушка говорила, что муж, лаская, дотрагивался до самых сокровенных частей ее тела и у нее возникало ощущение, что она горит как в лихорадке. Ее кожа будто полыхала от его прикосновений.

Теперь, глядя на танцующих людей, Анджела подумала, что, возможно, такой же жар сжигает этих мужчин и женщин.

Велев Анджеле ждать на краю лужайки, Симона ушла и вскоре вернулась с миской черепахового супа и кружкой домашнего вина, а затем направилась к своему мужу Фрэнку. К Эмили тем временем подошел ее жених, и они исчезли куда-то. Анджела осталась одна.

Сначала она только наблюдала за танцами, но вскоре с удивлением заметила, что сама переступает с ноги на ногу и ритмично покачивается под музыку. Девушке пришло в голову, что на званых балах и приемах ей никогда не доведется так веселиться. И потому она, отставив миску и кружку в сторону, принялась прихлопывать в такт и смеяться, глядя, как Фрэнк пляшет с Симоной. Молодая пара была просто опьянена музыкой и весельем.

Время текло незаметно. Внезапно Анджеле пришло в голову, что, пожалуй, Симона пьяна не только от музыки. У Фрэнка был с собой небольшой кувшин, и они по очереди прихлебывали из него. Когда оба, покачиваясь и спотыкаясь на каждом шагу, приблизились к ней, девушка поняла, что не ошиблась.