С осенью пришла пора считать цыплят. Элис ослабила внимание к объекту своих наблюдений и стала изобретать для него жизнь, исходя из подсмотренных моментов и ориентируясь на рокот машины, покидавшей его двор вечерами. Чаще всего он уезжал по пятницам и субботам, из чего она сделала вывод о наличии друзей и развлечений. Ну и девушки, конечно. Элис слепила ее гардероб из модных журналов, которые разбрасывала по дому Натали. Какая-нибудь веснушчатая кроха, предпочитающая блузки на бретельках, туфли на платформе и блеск для губ с ароматом спелых фруктов. Или, быть может, женщина постарше с резкими чертами, застывшей от лака прической и насиженным табуретом в баре на окраине города.

В конце октября воздух, проникавший через дверную сетку, запах сухой травой и вспаханной землей. Финей граблями собирал листья в большую кучу перед домом и вдруг замер и посмотрел прямо туда, где у края окна стояла и наблюдала за ним Элис. Она застыла, но это ничего не дало. Ее разоблачили. Даже после того, как Элис опустила занавеску и оказалась под надежным прикрытием кружева, ее щеки все еще заливала краска стыда. Ее интерес истолкуют как признак одиночества, выдавшего себя таким постыдным поведением. И будут правы.

Элис не пришлось долго мучиться вопросом, сойдет ли ей это с рук. Дверной звонок затрещал на следующий же день, и не успела она взмолиться, чтобы Сейси не открывала, Финей уже стоял перед ней в гостиной, а она, как и в первую их встречу, сидела в кресле в углу комнаты под одеялом, наспех наброшенным на колени.

– Вы меня в чем-то подозреваете, мисс Элис?

– Я… нет. Конечно, нет.

– Потому что я, признаться, никогда бы не заподозрил вас в шпионаже.

В том, как он подбирал слова, чувствовалась доброта.

– Вы очень тактично об этом говорите, мистер Лепин. Уверена, я не заслуживаю такого великодушия.

– Финей.

– Финей. Я должна перед вами извиниться. Мне стыдно за свое поведение.

– Еще бы. Вашему времени, наверняка, найдутся применения получше, – он посмотрел прямо на нее, пронзительно и оценивающе, как будто уже сделал о ней какой-то вывод. – Возможно, нам стоит просто признаться во взаимном интересе друг к другу?

– Я вам интересна?

Он кивнул:

– Как и большинству людей в нашей округе. Вы находите это неожиданным?

Элис была твердо намерена снести все, что навлекла на свою голову, но тон Финея вывел ее из себя.

– Полагаю, вам хотелось проверить, соответствуют ли слухи действительности.

– Хотелось.

Она задрала подбородок и сказала:

– Уверена, что все они правдивы. От первого до последнего.

– Ну, не все. Я лично убедился, что вы не косоглазая. На плод смешанного брака вы также не похожи. И, хотя вы пока мало что говорили, не думаю, что вы страдаете синдромом Туретта[30]. Хотя тут вы еще можете меня удивить.

Элис ничего не могла с собой поделать. Осознание абсурдности всего этого вырвалось из нее смехом, больше напоминавшим гогот.

– Обо мне такое рассказывают?

Она позволила одеялу сползти к лодыжкам и положила руки на колени, где они были видны Финею.

– Понятно, – чуть мягче проговорил он. Элис услышала в его тоне что-то новое, но это была не жалость. – Артрит?

– Да. Ничем более экзотическим, увы, порадовать не могу. Это все, что есть.

Финей указал на кресло по другую сторону стола:

– Позволите?

Элис кивнула. Он сел и принялся методично подкатывать правую штанину брюк. Его икра была бледной, как рыба, но мускулистой. Подобравшись ближе к колену, Финей поморщился, и Элис стиснула зубы, когда последний поворот материи обнаружил рваный шрам, похожий на неровный сруб: два куска кожи, толстая кайма которых не сходилась, но очерчивала матово мерцавший красно-фиолетовый кратер. Шрам вился змеей по колену и поднимался выше, скрываясь из виду.

– Вьетнам.

Элис не спрашивала, она утверждала.

– Шрапнель. По сравнению с остальными мне еще повезло. Четыре часа на земле в ожидании медиков. Заражение было довольно серьезным, но ногу все-таки удалось спасти.

Он смерил ее беспристрастным взглядом и постучал по точке чуть ниже колена будто по двери.

– С чувствительностью туговато из‑за повреждения нерва и всего такого. Но док сказал, что свою часть сделки он выполнил. «Я не дал ей от тебя отвалиться, а как она будет работать, зависит от высших сил». Я сказал ему, что не особенно увлекаюсь религией. Он ответил, что, возможно, настал подходящий момент передумать.

– И вы передумали?

Финей расправил штанину.

– В некотором роде. Я решил, что Бог не захочет мне помогать, если я сам этого не захочу.

Элис сидела абсолютно прямо, рассматривая свои руки на коленях:

– И как это делается?

– Постепенно, – он кивнул, когда Сейси зашла в комнату и спросила, не хочет ли он чаю, потом откинулся на спинку кресла и, дождавшись ухода экономки, продолжил: – Возможно, вы могли бы оказать мне услугу.

Ее любопытство разгорелось. Какую услугу она может ему оказать? Прошло больше года с тех пор, как он виделся с Натали в этой самой комнате, поэтому типичную просьбу, которую она слышала от мужчин – познакомь меня с сестрой – можно было исключить.

– Мы до сих пор не вернули вам тарелку из-под пирога. Похоже, я вам обязана. Но только если вы будете звать меня Элис.

– Договорились. Элис. Орион ничем не отличается от других маленьких городков. Сплетни здесь валюта. Учитывая, что мы соседи и выказали взаимный интерес друг к другу, я подумал, что вы могли бы рассказать мне кое-что о себе.

Он поднял бровь и пристально на нее посмотрел.

Если он думал, что она уклонится от поединка, его ждало разочарование.

– Так это и есть расплата? – спросила она. – Или вы просто хотите сказать, что предпочитаете получать новости из первых рук? Вполне справедливо. Вам известно, что я не косоглазая. Чего же еще вы не знаете?

– Есть пара вещей. Ваше второе имя, например.

Это вызвало у Элис улыбку. Нелепый вопрос, но хотя бы неожиданный.

– Кэтрин.

– Элис Кэтрин Кесслер. Вас назвали в честь матери?

– В честь бабушки. Кэтрин было также вторым именем моей мамы.

– Гм. За это мне могут налить пива у Смитти, но не больше. У вас есть любимое дерево? Тайная страсть? Цветок, к которому вы неравнодушны?

Прилив подозрительности заставил ее сесть ровнее. Вопросы Финея были совершенно невинными. Но это напоминало детскую игру «Пелманизм»[31], где карты открывают по одной, чтобы найти совпадающие. Ответ на один вопрос ничего не выдаст. Но стоит сопоставить его с другим, и окажется, что она дала Финею подсказку. А этим она заниматься не собиралась. Пусть люди думают, что хотят. Она не выложит на блюдце свое прошлое, чтобы они приправили им свой ужин.

– Цветы во дворе все довольно милые. У меня нет любимцев.

– Возможно, они бы появились, если бы вы чаще выходили из дому.

– И кто из нас двоих шпион?

– Я бы не сказал, что наши проступки равноценны. В конце концов, мы соседи. Я живу напротив. Вы здесь больше года, но я никогда не вижу вас в городе. Вашу сестру – да. Но не вас.

Еще бы он не видел Натали. Ее сестра предпринимала все необходимые шаги, чтобы втереться в доверие к жителям Ориона, кроме приглашений в дом. Порой Элис даже замечала, как Натали поглядывает на Финея, хотя в ее наблюдениях не было скрытности, а улыбка, с которой она на него смотрела, ничего в себе не таила. В такие минуты Элис хотелось его предупредить.

– Если только у вас нет более интересных занятий, чем весь день гипнотизировать вход в этот дом, я не понимаю, откуда такая уверенность в моих приходах и уходах. Или в их отсутствии. Вам не приходило в голову, что я могу покидать дом, пока вы на работе?

– Нет, мэм. Не приходило. Разумеется, я работаю не дома, о чем, – с особым акцентом добавил он, – вы, вероятно, знаете. Возможно, у вас даже есть особая графа в каком-нибудь блокноте – его приходы и уходы. Но я признаю, что такой вариант не исключен.

– И чем же вы занимаетесь, Финей, когда не тревожитесь о моем предположительном излишнем домоседстве?

Он расплылся в улыбке, и Элис поняла, что он раскусил ее робкую попытку переменить тему.

– Кажется, мы говорили о вас, Элис, но я с радостью расскажу все, что вам захочется знать. Только предупреждаю заранее, что за мою историю вам даже пива не нальют. Я чиню для людей вещи. С апреля помогаю им с тяжелой работой. Занятий много, коронное одно.

– Какое же?

– Прозвучит как хвастовство, но это всего лишь правда. Похоже, Бог наградил меня способностью понимать, как работают вещи, как они устроены. Дайте мне что-нибудь поломанное, и я придумаю, как его починить. Не важно, какие части: шестеренки или провода, схемы, рычаги или двигатели. Я чувствую себя счастливее всего, когда передо мной находится что-то, в чем нужно разобраться.

Его искренность обезоружила Элис. Он говорил правду. Она видела это по тому, как загорались его глаза и как подрагивали его пальцы, когда он вспоминал о ремонте. Его тело сковывала знакомая ей напряженность. Он умел замирать и сосредотачиваться на чем-то одном.

– У нас с вами есть кое-что общее. По моему непростительно навязчивому поведению не скажешь, но я тоже человек замкнутый. Я осел здесь после армии. Большинство народу живут в этом городе всю жизнь, точно так же, как их родители и дедушки с бабушками. В такие города не переезжают – из них вырастают. Вот почему мы с вами диковинки. Людям интересно, зачем мы приехали.

Приходилось признать, что у нее к нему тоже имелись кое-какие вопросы: зачем он сюда приехал? где он жил раньше? есть ли у него семья? Он был ненамного старше Элис, и рана на ноге должна была привнести в его характер долю критичности, настороженной наблюдательности, к которой она привыкла. Это их роднило. Плюс они оба были здесь, в этом городе. Вопреки всем опасениям и сомнениям, Элис задумалась, каково было бы иметь друга. Кого-то, кому можно довериться. Хотя они с Натали почти не разговаривали, отсутствие сестры в дневные часы усугубляло пустоту дома. И какой бы симпатией Элис ни прониклась к Сейси, экономка была достаточно умна, чтобы понимать, кто оплачивает счета, а потому тщательно выполняла свою работу, которая почти не оставляла времени на разговоры. Элис начала задумываться, не станет ли одиночество ее погибелью, при всем богатстве других возможностей.

– Интересная теория, – сказала она. – Но вы правы: сомнительно, чтобы за нее дорого дали. Как насчет страшной тайны?

– Я показал вам шрам.

– Мы говорим, как дети, – она рассмеялась, и этот звук счастья ей самой показался чужим.

Финей присоединился к ее веселью.

– Но шрам… – произнесла она. – У меня их тоже хоть отбавляй. Этого мало.

– Что вы хотите знать?

– У вас есть татуировка.

Финей поджал губы, как будто ему подсунули лимон:

– Вас это не касается.

Этот неожиданный укор застал Элис врасплох. Ах, если бы забрать свои слова назад, спросить его о чем-нибудь другом. Смех Финея открыл что-то внутри нее, и она поняла, как ей не хватает человека, с которым можно поговорить, пусть даже все их разговоры будут о погоде.

– Возможно, я все-таки могу вам кое-что показать. Подождете здесь минутку?

Выражение его лица не изменилось, но он кивнул:

– Если хотите.

Элис встала с кресла и пустилась в дальний путь к спальне, страшась довериться так же панически, как побежать. Вернувшись в гостиную, она остановилась перед Финеем.

– Протяните руки. Ладонями вверх.

– И закрыть глаза? Знаю, знаю.

Голубой комочек нырнул в колодец его ладоней, и Элис отступила на шаг. Но идти на попятный было уже поздно. Финей не мог знать, что значит для нее эта вещь, но держал ее так, будто знал: бережно, точно в ней билось живое сердце, точно в его тесно сомкнутые пальцы попал кусочек неба.

– Это гуирака.

– Да, – Элис обрадовалась. – Они вам знакомы?

– Так точно, мэм.

Так точном-м.

– Я их здесь не видела, – сказала она.

– И не увидите. Они держатся ближе к лесу, на окраинах города. Там еще много воловьих птиц и древесниц, – он внимательно рассматривал статуэтку. – Я никогда не подбирался к ним настолько близко, чтобы рассмотреть, как сложены их маховые перья. И эти серые пятнышки на грудке. Вы много таких видели?

– Нет, – Элис повернула голову к окну. – Только эту.

Клякса памяти расползалась в ней: запертая дверь спальни, оглушительный стук.

– Но вы знаете птиц?

– Да. Я знаю их всех.

Финей потер ладонью подбородок:

– Возможно, вы могли бы мне кое в чем помочь. В городе есть отряд скаутов. Те еще сорванцы, но я пытаюсь помочь им получить значки. Разбивка лагеря, рыбалка, стрельба из винтовки. За изучение птиц тоже дают значок.

– О, нет. Я бы не…

– Выслушайте меня, Элис. Наверное, это кажется мелочью, но для них очень важно заработать значок. Для некоторых это будет непросто. Им нужно уметь назвать пятнадцать частей тела птицы. Они должны различать двадцать видов и вести полевой журнал. И из этих двадцати они должны определить пять по одному только пению или крику. Вы ведь сами сказали, что знаете птиц.