– Дело о банкротстве. То есть страховая претензия. По делу о банкротстве. Хотел взглянуть еще разок, перед тем как дать картине окончательную оценку. Так что там за сообщение?

Сильвия громко вздохнула, как будто их короткий разговор уже утомил ее.

– Мистер Крэнстон интересуется, готовы ли у тебя оценки по поместью Итона.

Итон. Итон. Стивен потер лоб и по своему обыкновению стал отматывать события назад. Итон рифмуется с Ситоном. Ситон-Холл. Ситон-Холл находится в Нью-Джерси. Нью-Джерси – это Штат садов. Его любимые сады разбиты в Бленхеймском дворце. Дворец. Пэлэс. Пэлэс-Плейс – Пэлэс-Плейс, 4250. Адрес поместья! На картинке, которую Стивен добыл из закромов памяти, сморщенный восьмидесятисемилетний старик катился в инвалидной коляске по мраморному полу галереи, показывая скрюченным пальцем то на одно полотно, то на другое. Он вспомнил лысую макушку хозяина поместья, замечательное родимое пятно в форме Бразилии, которое покрывало большую часть его головы. К сожалению, этот Итон был тем самым глупцом, который вообразил, будто его двадцативосьмилетняя третья жена вышла за него по любви. Теперь его не стало, и она, не теряя времени, распродавала имущество поместья.

В коллекции Итона не было ничего особенного, за исключением литографий Мазервелла и акриловой картины Мангольда, за которые на аукционе должны были дать приличную цену. Кое-какая мебель, в основном эпохи Людовика XIV – пара приставных столиков с инкрустацией в технике маркетри, дубовый шкафчик bonnetière, часы в стиле Буль из красного дерева с наплывами из бронзы, – могла принести тысяч пятьдесят. Но в остальном коллекция, собранная богатым скучающим человеком, первейшей задачей которого было утереть нос соседям, интереса не представляла.

Стивен вспомнил, как больше восьми месяцев назад описывал и фотографировал ее. Вспышки фотоаппарата, отскакивающие от всего этого слепящего белого – стен, мраморного пола, тонких занавесок на венецианских окнах галереи, – довели его тогда до жуткой головной боли. Но когда Крэнстон запрашивал оценки? И куда он подевал файл? В его компьютер еще ничего не переносили. Беглый взгляд на монитор подтвердил, что в папке «Итон» пусто. Стивен оттолкнул кресло и принялся перерывать папки на столе, на шкафу, на книжной полке. Ничего. Если он ее не найдет, ему конец. Крэнстон вряд ли даст ему второй шанс.

– Стивен?

– Да, Сильвия.

– Поместье Итона.

– Да. Как раз заканчиваю с ним.

– Хорошо. Он хочет увидеться с тобой сегодня в четыре, чтобы просмотреть бумаги.

– О, тут проблема. У меня уже назначена встреча на четыре.

– Я проверила твое онлайн-расписание. Там нет никаких встреч.

Секретарша буквально мурчала. Стивен представил, как вырывает телефон из стены и колошматит им по Сильвии, пока от нее не начинают отваливаться куски, а потом восстанавливает ее а‑ля Пикассо: ухо, прилепленное к бедру; рука, торчащая из головы; рот, раскрывающийся на большом пальце ноги.

– Скажу больше, Стивен, у тебя на несколько дней вперед ничего не записано.

– Это, наверное, я виноват, – отозвался Стивен, перерывая ворох отчетов по консервации и жирных оберток из-под сэндвичей в углу стола. – Не синхронизировал календарь. Как раз собирался сделать это. Так что сегодня будет проблематично.

– Для него это очень важно.

Стивен попытался представить Крэнстона у стола секретарши с этой мольбой на устах. «Для меня это очень важно, Сильвия». Вряд ли. Возможно, Сильвия по собственной инициативе внесла эту встречу в распорядок Крэнстона, чтобы подорвать его доверие к Стивену. Однако он заметил в тоне Сильвии рассеянную нотку, означавшую, что ее внимание ослабевает. Возможно, в ее поле зрения попал какой-нибудь другой несчастный. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, черт, пожалуйста. Стивен больно, до крови прикусил нижнюю губу.

– Если сегодня у тебя никак не получается, думаю, я смогу записать тебя на завтрашнее утро.

– Секундочку, я проверю, – он полистал пустые страницы своего расписания. – Да, так мне будет удобнее, Сильвия. Запишу встречу с ним на утро. Пока.

Он повесил трубку, выждал секунду, потом снова сорвал ее с рычага и сунул в верхний ящик письменного стола. А в отрывном блокноте сделал короткую пометку: «Купить цветок в горшке».


Четыре года расплачиваться за ошибку, на совершение которой ушло меньше минуты. Свою ах какую перспективную карьеру Стивен загубил своими же руками. А может, и не только своими. Он не знал, что Хлоя замужем, по крайней мере не позволял себе задумываться о такой возможности. А уж за кем она замужем, он не знал и подавно. Она не вела себя, как замужняя женщина, хотя теперь, оглядываясь назад, Стивен толком бы не объяснил, каким ему представлялось поведение замужних женщин, кроме очевидного предположения о том, что они должны хранить верность мужу. «Весьма прискорбное упущение», – сказал он ей по мобильному, стоя перед зданием своего – бывшего – офиса в ожидании такси, со всеми пожитками в картонной коробке.

Стивен был в кабинете ее мужа, которого недавно назначили руководителем по закупкам нью-йоркского отделения «Фойлс», то есть новым начальником Стивена, перелистывал портфолио с фотографиями материала, который должны были выставить на аукцион на будущей неделе, и, оторвав взгляд от пары севрских ваз[7] из твердого фарфора, датированных приблизительно 1770 годом, увидел перед собой лицо Хлои, строго взиравшей на него из фоторамки на полке.

– Это Хлоя, – сказал Стивен.

– Вы ее знаете? – спросил начальник.

– Она моя девушка, – машинально ответил Стивен, не сумев скрыть довольной улыбки. Начальник ошарашенно уставился на него, но он не прислушался к тревожному зуммеру на окраинах мыслей и затарахтел дальше, неосознанно подливая масла в огонь. Он решил, что хозяин кабинета дорожит не фотографией, а рамкой, созданной примерно в 1850 году и выполненной в стиле раннего романтизма – серая глина в сверкающей позолоте, овал из цветов и листьев с глубоким дном и вогнутой внешней кромкой; в идеальном состоянии, не считая микротрещины по дну. Стивен мог бы позавидовать обладателю такого произведения искусства, если бы уже не владел тем, что находилось внутри рамки. Короче говоря, он открыл рот и тем самым подписал себе приговор.

Увидев фотографию Хлои, Стивен уже не в первый раз осознал необходимость превосходной степени прилагательных и почувствовал фатальную гордость, сопутствующую приобретению чего-либо прекрасного. Он ощущал мягкую округлость ее щеки под пальцем, порхал мизинцем по веснушкам на ее носике. Он чувствовал экзотический запах ее духов, франжипани[8], от которого делалось немного дурно, как на море. «В Австралии этот цветок называют пальцем мертвеца», – прошептала однажды Хлоя, прижимаясь к нему под накрахмаленной гостиничной простыней, укрывавшей их по плечи. Стивена бросало в дрожь, когда ее темные волосы касались его груди. Что он знал о счастье до нее?

Стивен наблюдал, как другие мужчины провожают ее глазами, когда он и Хлоя пробираются к своему столику в ресторане, замечал, как они едва заметно оборачиваются на улице, а потом бросают оценивающий взгляд в его сторону. Они удивлялись его везению. Он сам удивлялся. Когда он спросил Хлою, почему она с ним, та просто сказала: «Ты умнее». Если ему и пришло в голову спросить, умнее кого, он задушил эту мысль в зародыше, не желая знать, конкретный или абстрактный этот «кто-то». Хлоя была с ним, и этого было достаточно. Раз его назначили более привлекательным, так тому и быть.

Но когда они были не вместе, его преследовала гремучая смесь недоумения, подозрений и полной растерянности, даже оторопи перед лицом собственного счастья. Растерянность оказалась настолько полной, что он вовремя не задался вопросом, как фотография Хлои очутилась в серванте его босса.

– Как ты мог, черт тебя подери? – спросила она тоном, который встревожил Стивена.

– Как я мог? Позволь напомнить, что из нас двоих в браке, как оказалось, состоишь ты. Он задал мне вопрос. Я что, должен был соврать? И потом, ты упускаешь из виду более важный момент. Меня уволили. Выгнали. Три года я нарабатывал себе репутацию в одном из лучших аукционных домов, и все эти три года пошли насмарку.

– Нет, это ты упускаешь из виду важный момент. Разумеется, ты должен был соврать. Любой другой понял бы это. Как можно было сказать ему, что я твоя девушка?

– Ну, во-первых, я не понимал, кому это говорю. Но теперь он знает. Это так страшно? Терпеть не могу указывать на очевидное, но, как-никак, ты и есть моя девушка.

В тишине, повисшей перед тем, как она ответила, Стивену все стало ужасающе ясно.

– Неужели до тебя не доходит, что ты натворил, Стивен? Как можно быть таким непонятливым?

По меньшей мере это было объяснимо. Стивен с рождения обладал исключительным даром натыкаться на недоразумения, особенно в том, что касалось женщин: их желаний, их потребностей, их образа мыслей. Даже родная мать иногда смотрела на него так, будто он ей не сын, а чужеродное существо, вторгшееся в ее дом. «С чего ты взял, что я имела в виду это?» – спрашивала она. В такие минуты Стивен жалел, что он единственный ребенок в семье и у него нет сестры, которая могла бы помочь ему расшифровать непостижимый язык женщин.

Он отмахивался от шушуканья за спиной, громкость которых позволяла расслышать: «…использовала его, знала, что такой выбор будет унизителен для мужа, сводила счеты…», и сосредотачивался на тех воспоминаниях, которые нельзя было задним умом раздробить на расчетливые, двуличные поступки: Хлоя переплетает его пальцы со своими, когда они гуляют по полночному Центральному парку; Хлоя закусывает нижнюю губу, поправляя ему галстук (вид, от которого он каждый раз терял голову); Хлоя набивает его карманы леденцами от кашля, они идут в кинотеатр и уединяются на последнем ряду, где его рука может гулять по ее бедру незамеченной…

За отставкой (как Стивен в конечном итоге стал это называть) и разрывом с Хлоей последовало девять не менее унизительных месяцев, в течение которых он искал работу – с энтузиазмом, потом без него, а потом и вовсе никак. Будучи меценатом, воеводой местных политиканов и заправилой любых громких дел, муж Хлои за ответным словом в карман не полез. Стивену быстро перекрыли доступ к любой работе, к любому будущему, которое он мог бы счесть достойным. Ему уже не предложат хорошей кураторской должности в крупном музее, и ни одна компания из первых пятисот в списке журнала «Fortune» не доверит ему руководить закупками. Он не будет управлять командой реставраторов и выступать с речами в Американском институте консервации произведений искусства и исторических ценностей. И хотя Стивен не представлял себя лектором за кафедрой (он испытывал неприязнь к людям, если те собирались в группы больше чем по пять человек), его научные перспективы выглядели столь же мрачными. И что хуже всего, он больше не работал в самом престижном аукционном доме города. По меньшей мере самом престижном с тех пор, как скандалы запятнали репутацию «Кристис» и «Сотбис».

Оставшись без квартиры, Стивен кантовался на гостевых диванчиках коллег, быстро надоедая хозяевам и познавая истинную природу отношений с ними. Оказывается, все это были самые что ни на есть шапочные знакомства, которые обрывались, стоило одной из сторон очистить холодильник от всех алкогольных напитков, не пощадив даже жалкого коктейля из вина, фруктового сока и содовой, оставить пару крошек между диванными подушками и пожаловаться на свое будущее тоном, срывающимся со скулежа на суицидальную истерику.

Прибыльная работа на горизонте не появлялась, и Стивен засел в галерее отца, задумчиво перекладывая из стопки в стопку счета-фактуры, чтобы убить время. Он мог бы работать там – Дилан предлагал – но решил, что это предложение продиктовано не столько желанием сотрудничать, сколько жалостью. Галереей уже управлял приветливый и открытый человек, пышущий энтузиазмом, какого Стивен наскрести в себе не мог. Приняв предложение, он стал бы не владельцем и даже не совладельцем галереи, а помощником этого управляющего. И если без звучной должности Стивен еще мог обойтись, то с явным разочарованием отца мириться было невыносимо.

– Поскорее возвращайся в седло, парень. Хватит дурью маяться и жалеть себя любимого. Ты не первый, кто так прокололся.

– Ободрил, нечего сказать.

Стивен перебирал рекламные листовки, не смея посмотреть отцу в глаза.

– Люди забывают, сынок, но им было бы легче, будь ты немного…

– Немного что?

Отец только покачал головой:

– Забудь. Сейчас тебе все перемывают кости, но так будет не вечно. Очень скоро твое место займет какой-нибудь другой бедняга, и я сомневаюсь, что он будет таким же талантливым, как ты, Стивен. Слава Богу, талант не уходит просто потому, что тебя застали со спущенными штанами. Но, Господи, почему с чужой женой?

– Пап.

– Я только хотел сказать, жалко, что это было не с кем-нибудь, кого ты мог бы привести домой и познакомить с мамой.