— Скажи им, дочка. — Дядя Харви озадаченно перевел взгляд с майора на Уитни, недоумевая, когда они успели познакомиться. — Скажи, что я не обязан принимать у себя человека против своего желания. И что я не обязан «продавать» продукты, которые не хочу продавать.

— Я поступлю лучше, дядюшка Харви. — Уитни ободряюще улыбнулась хозяину таверны и, не отрывая выразительного взгляда от своего обидчика, покачивая бедрами, вошла в таверну. В дверях столпились любопытствующие. — Я скажу об этом их командиру… самому майору. Об этом и еще кое о чем…

Высокий темноволосый военный шагнул ближе, черты его лица приобрели властное и надменное выражение. Он мстительно усмехнулся, похлопал своими длинными изящными пальцами по золотым нашивкам на воротнике и по эполетам, и когда заговорил, от его речи образованного человека у Уитни все сжалось внутри.

— К вашим услугам, барышня. Я и есть тот самый майор.

Только долгие годы практики в эмоциональной изворотливости, необходимой для удачной сделки, помогли Уитни скрыть безмерное удивление. Он — майор?! Он у них командир… старший?! Она сдержала удивленное восклицание, и единственным признаком бурлящих в ней чувств был прищур ее зеленоватых глаз.

— Майор Таунсенд… из бостонских Таунсендов, — высокомерно представился он, как будто ожидая, что за этим последует раболепное восхищение и уважение. — Назначен в девятый мэрилендский отряд волонтеров. — Последнее слово он произнес с видимым пренебрежением. — Меня направили в эту вашу заброшенную долину с приказом раскрыть и уничтожить все противозаконные винокурни и арестовать любых участников запрещенного законом производства спиртного. И я намерен выполнить полученный приказ.

Это заявление вызвало у людей, столпившихся в дверях, обмен встревоженными замечаниями, и он многозначительно посмотрел на дядю Харви:

— Отказ содействовать мне в исполнении военного приказа может рассматриваться как поощрение бунтарей-винокуров и повлечь за собой крайне суровое наказание.

— Я плачу налоги. — Дядя Харви покраснел и смущенно втянул шею. — У меня есть сертификат на те марки, которые у меня в бочках. Вы видели их собственными глазами.

— Очень подозрительные сертификаты, — брезгливо сказал майор, — им уже больше года. Никогда не поверю, что за прошлый год вы не распродали ни одной бочки этого чертова зелья. — Он окинул старика насмешливым взглядом. — В вашей грязной дыре только смертельно пьяный сможет вынести столько времени! — Он уперся в пояс длинными пальцами и выдвинул вперед плечи, подчеркивая свои слова. — Моим людям нужна еда, Дедхем, и я получу для них еду и спирт по рациону, и немедленно. Иначе у вас будут серьезные проблемы.

— Вы не имеете права распоряжаться здесь, грабить и обирать честных людей, лишая их последнего.

— Это отнюдь не грабеж, а самая обыкновенная покупка. Я же объяснил, что выдам вам расписки, по которым вам заплатят наличными в армейском казначействе, что находится в Питсбурге. Вам полностью заплатят в валюте Соединенных Штатов за те помои, которые вы подадите.

— В валюте? — Не веря своим ушам, Уитни посмотрела на дядю Харви. — Он хочет дать вам наличные деньги за еду и за виски?

— Именно это я и пытаюсь втолковать старому дуралею! Таунсенд презрительно фыркнул, чувствуя себя полностью оправданным своим честным предложением и против воли радуясь, что выстоял перед искушением схватить Уитни в объятия в ту же самую минуту, как снова ее увидел. Сдержанность была широкоизвестной добродетелью Таунсендов.

— Да-а уж, ничего глупее мне и слышать не доводилось, — пробормотала между тем Уитни, глядя на дядю Харви и качая головой. Первоначальный шок от новой встречи с «солдатом» и от выяснения, что именно он и командует этим отрядом, уже проходил. К ней возвращалось чувство внутреннего контроля, а вместе с ним и ее кошачья хитрость и сообразительность.

— Слышите, Дедхем? — усмехнулся Таунсенд, наслаждаясь иронией положения, при котором ей приходилось защищать его доводы. — Это говорит голос разума.

— Деньги за еду? — Она тихо засмеялась, поняв, что майор принял ее замечания за поддержку своего наглого требования. Ее холодный насмешливый взгляд переместился с дяди Харви на высокого майора. Ей противно было смотреть на этого властного и самоуверенного аристократа. Деньги за еду! Только чужак с востока мог до этого додуматься — в самой этой мысли было нечто непристойное!

— Ну и что же дядюшка Харви получит здесь за деньги? — по-прежнему изумленно спросила Уитни. — Он же не может их есть или надевать на себя, не может ими пахать и сеять… и, уж конечно, топить дом.

Таунсенд вздрогнул и покраснел, приведенный в бешенство ее оскорбительным поучением.

— В Рэпчер-Вэлли, — продолжала Уитни, пользуясь тем, что он потерял дар речи, — люди платят за хлеб своим честным трудом. Точно так, как сказано в Священном Писании: «Ты будешь добывать себе хлеб в поте лица своего». В Рэпчер-Вэлли человек зарабатывает себе хлеб своим потом, поливая им землю, или продает ее плоды своим соседям. У нас в долине ни к чему деньги. Все, что человеку нужно, он получает путем честного обмена.

— Путем товарообмена! — Тонкие ноздри майора брезгливо дрогнули.

— Вот именно. — Уитни коварно усмехнулась. — Если вам нужна еда, майор, значит, вам нужно постараться и заключить хорошую сделку. — Она точно так же, как сделал он минуту назад, смерила его глазами, в которых плясали озорные искорки. Значит, этому денди кажется, что товарообмен унижает его достоинство? — Ну что ж, майор. — Она отставила ногу назад и уперла руки в талию, насмешливо копируя его позу. — Нужно сказать, в этом году урожай был скудным… и людям едва хватает прокормиться. Я верно говорю, дядюшка Харви?

Харви хотел было что-то сказать, но мгновенно закрыл рот, заметив знакомое выражение в глазах Уитни.

— Ох, верно! Скудный, такой скудный, что дальше и идти некуда! — поддержал он ее, сокрушенно кивая головой.

— Еда и виски для всех этих голодных мужчин, — Уитни с насмешливой серьезностью покачала головой, — полностью истощит и без того жалкие запасы дядюшки Харви на зиму. Правда, дядюшка Харви?

— Правда, ох, правда, девочка! — снова закивал Харви, вытаращив глаза.

— Так что спрячьте в карман свою бумагу, майор, и вместо этого приступайте к сделке. — Она окинула с головы до ног его напрягшееся тело. Похоже, этого человека еще нужно научить вести торговлю. — Что вы можете предложить в обмен на те огромные трудности, которые намерены обрушить на дядюшку Харви?

Эти слова вызвали смешки тех, кто столпился в дверях, включая и нескольких солдат. Шея майора Таунсенда покраснела, кожа на лице натянулась, и челюсти сжались, как будто он ощущал приступ сильной боли. Он метнул на нее взбешенный взгляд, затем перевел его на ухмыляющиеся лица в дверях.

— Достаточно…

— Лошади? — Уитни входила во вкус, наслаждаясь своей игрой. — Тебе пригодятся несколько хороших лошадей, дядюшка Харви?

— Никаких лошадей! — рявкнул майор, хлопнув себя по бокам и стиснув кулаки.

— Насколько я мог понять, у них всего две лошади, — заметил Харви.

— Всего две? — Недоверие во взгляде Уитни задело майора за живое.

— Черт побери! Мы пехотинцы, а не драгуны! — Майор шагнул к ней с раздраженным лицом.

— Значит, лошадей у вас нет? Очень, очень жаль.

Когда майор стал угрожающе надвигаться на Уитни, она широко распахнула свои зеленоватые глаза и с каждым его шагом начала отступать к дверям. Она разозлила его, чего и добивалась. Раздраженный человек не в состоянии хладнокровно рассуждать во время сделки.

— Что же еще у вас есть? Одеяла? Вы же найдете применение нескольким хорошим, толстым одеялам, дядюшка Харви?

— Гм… одеяла-то… конечно, — кивнул дядя Харви, с опаской наблюдая, как майор словно распухает в своем мундире, зловеще приближаясь к Уитни.

— К черту одеяла! — Майор вытеснил ее прямо на столпившихся в дверях людей, отчего те повыскакивали на поляну.

Он вытолкал ее из таверны под яркий солнечный свет — на обозрение собравшихся жителей Рэпчер-Вэлли и своих собственных озадаченных солдат. Девятый отряд мэрилендских волонтеров, в основном состоявший из грубых, пользующихся дурной репутацией мужчин, никогда не видел, чтобы их командир проявлял какие-либо чувства, кроме холодной брезгливости, как бы его ни провоцировали. Они растерянно попятились назад, не сводя с него взглядов. В толпе образовалась дорожка, по которой майор принуждал Уитни отступать, наседая на нее всем своим телом, готовый бить и крушить.

— Значит, и одеял нет? А как насчет обуви? — Уголком глаза она видела кривые усмешки своих земляков и мрачное любопытство солдат. Ее озорной взгляд остановился на его щегольском мундире. — Боже, какие у вас красивые сапоги, майор! Никогда не видела таких красивых. — Веселые крики из толпы подтвердили ее оценку. — Только я не уверена, что на них можно прокормить весь ваш отряд.

— Черт побери! — Майор буквально затрясся от бешенства.

— Что, и сапог тоже нет? — Против воли Уитни ее губы дрогнули и сами собой сложились в издевательскую усмешку.

— Нет! — прорычал он, обрадовавшись, что способен произнести еще хоть одно слово.

— Что ж, майор, похоже, у вас не так много вещей, которые могут пригодиться людям. — Она остановилась, сияя простодушной и вместе с тем лукавой улыбкой Дэниелсов, которая приводила в бешенство их противников и которой она рассчитывала окончательно вывести из себя гордого майора.

Он тоже замер на месте, истекая потом в своем мундире. Ей показалось, что она не достигла своей цели, поэтому Уитни добавила:

— Конечно, если ваши люди не возражают против того, чтобы заработать себе на ужин… можно валить деревья, пилить их и наколоть дров на зиму. У нас, в Рэпчер-Вэлли, для трудолюбивого человека всегда найдется место за столом.

— Черт! — Он метнулся вперед с быстротой молнии и схватил ее за руку. В толпе раздались возмущенные восклицания. — Ни лошадей, ни одеял и никаких обменов… Вы слышите?! У моих людей и так есть работа.

— Постойте! — Вздрогнув от его прикосновения, Уитни постаралась взять себя в руки, чтобы воспользоваться достигнутым преимуществом. — Может, у вас есть еще что-нибудь…

То, что она продолжала бесстрашно сражаться перед лицом физической угрозы, ошеломило его, и на мгновение он замер. Черт, как же ему укротить эту проклятую девчонку?

— А ваши пуговицы… — Уитни подняла руку и потеребила красивую золотую пуговицу на его кителе, и та зазвенела. — Если они и впрямь золотые…

Заключенное в блестящий военный мундир напряженное тело майора от вибрации какой-то ничтожной пуговицы испытало нечто подобное удару молнии, пронзивши его до самого паха. Он с ужасом увидел, что ее рука снова тянется к нему, и ощутил то же самое опустошительное вибрирование. Господи!

Кровь отлила у него от головы, от плеч, от рук — и прихлынула прямо к паху. Здесь, перед всеми…

— Так они из настоящего золота? — Уитни воззрилась на его окаменевшее лицо и мгновенно своим чутьем прирожденного коммерсанта заметила проскользнувшую на нем неуверенность.

Казалось, у него язык присох к небу, пока он пытался обуздать терзающие его ощущения. Она что-то говорила… эти чистые зеленые, как лес, глаза с золотистыми искорками, эти мягкие бархатные губы, изогнувшиеся в усмешке… В следующий момент она склонилась головой ему на грудь, и ее губы полуоткрылись… О Боже!

Уитни вонзила зубы в золотую пуговицу, ощутив податливость мягкого металла, и сильно стиснула их, намеренно продавив ее и сплющив полое ушко. Затем откинулась назад с пылающими щеками и с вызывающим блеском в глазах.

— Что ж, они… — почему-то ей пришлось судорожно вздохнуть, чтобы закончить фразу, — кажется, стоят недельного пропитания. Очень хорошие пуговицы, майор.

Таунсенд опустил взгляд на сплющенную пуговицу и замер, не веря своим глазам. Его пуговица! Проклятая девчонка испортила ему пуговицу!

Вокруг раздался хохот, подстегнувший нарастающий в нем взрыв гнева. Он с силой стиснул руки Уитни и бешено встряхнул ее.

— Ах ты, дрянь! — Он с силой оттолкнул ее, и она, спотыкаясь, отступила на два шага. — А вы… — Он круто обернулся. — Вы все! Не думайте, что вы что-нибудь выиграете от этого идиотского представления… разве что враждебное отношение к себе!

Издевательские замечания и смех сразу замолкли, застряв в глотках, и установилась напряженная тишина. Майор возвышался над всеми, темный от гнева и сознания своего могущества. Он круто обернулся к побледневшему дядюшке Харви со сверкающими от ярости глазами и с решительностью, от которой мороз подирал по коже:

— Вы предоставите еду моим людям и комнаты для меня и для лейтенанта. — Он впился горящим взглядом в Уитни и, воздев руку, потряс смятым в руке пергаментом. — И вы сделаете это за письменное обещание заплатить, или я закрою ваше жалкое заведение. А остальные, — он обвел толпу грозным взглядом, — должны полностью содействовать мне в розысках и расследованиях. Так или иначе, но мы найдем ваши запасы виски и винокурни, которые вы прячете. А если вы будете мешать нам, — он перевел побелевшие от бешенства глаза на Уитни, — вы окажетесь в кандалах, все вы!