Трэвис мог посмеяться надо мной или улыбнуться, или сказать, что я чокнутый. Я даже надеялся на это. Но он не сделал ничего подобного и не посмотрел как на идиота. Хотя нет, смотрел как раз странно. Довольно долго. И примерно в тот момент, когда я уже приготовился убраться с глаз долой, он снял очки, положил их на тумбочку и поманил меня к себе:

- Иди сюда.

Я подошел.

Он взял мои руки в свои и потянул меня на кровать, заставив оседлать его ноги. На некоторое время опять воцарилась тишина, пришлось приложить изрядное усилие, чтобы не елозить. У Трэвиса на лице было такое выражение, будто он собирается произнести что-нибудь очень серьезное. Я забеспокоился. Это все мое тупое эссе о трахе – напрасная затея. Да уж, шутки не получилось.

Наконец к тому вернулся дар речи:

- Ты уже придумал, где встречать День благодарения? – Единственное, что он нашел мне сказать.

Я моргнул и немного отодвинулся назад, но Трэвис не дал мне встать. Я покачал головой.

Он уставился куда-то в центр моей футболки:

- Мне нужен повар. Я надеялся, что смогу тебя уговорить. Позовем Тори с семьей. - Откашлялся. – Ну, это так, просто в голову пришло.

- Хорошая мысль, - ответил я. – Хейли уже пыталась намекнуть, когда спрашивала, как я готовлю индейку. А то ее мама однажды купила замороженную, сунула в духовку и засушила до такой степени, что та в кирпич превратилась - зубами не разгрызть.

- Ты когда-нибудь готовил индейку? - Трэвис заметно оживился.

- Еще ни разу, - признался я. - Но всегда хотел попробовать.

- Составь список всего, что тебе потребуется, и мы сделаем. - Его руки плавно заскользили по моим предплечьям. Но посмотреть мне в глаза он по-прежнему не решался. - Не знал, что тебя так зацепит идея с фистингом.

Ладони начали гладить мои бока, и я стал возбуждаться:

- Ну, можно еще поиграть в пони. Раз тебе нравится.

Он кивнул:

- Верно. Просто твоя задница так мило выглядит с хвостом.

С хвостом и в полоску после порки. Лавинг с особым интересом слушал, когда я сбивчиво оправдывался перед Тори, почему не могу ехать верхом. Честно, даже спустя месяц. Мы были так заняты, что едва удавалось по-быстрому перепихнуться в перерывах между моими занятиями, участившимися визитами Тори к ужину и текущими делами на ранчо.

Я наклонился вперед, подставляясь под его ласки:

- Моя задница выглядела бы еще лучше с твоей рукой, засунутой внутрь.

Лавинг резко дернул меня на себя и крепко обнял, настолько крепко, что практически лишил кислорода. Поцеловал в шею, уткнувшись носом; я едва не рассыпался на кусочки от нежности его губ.

- Господи Иисусе, - выдохнул он, чуть заметно задрожав.

Во мне словно разом вспорхнули тысячи бабочек, но я прогнал их и, закрыв глаза, прижался лбом к его виску. Собравшись с силами, прошептал:

- Ро. Зови меня просто Ро.

Тот с облегчением рассмеялся. Расслабил руки и опрокинул меня обратно на матрас, принявшись сражаться с моей одеждой.

В ту ночь дело до фистинга не дошло. Хотя должен признаться, моей заднице здорово досталось - утром она опять болела.

Это случилось вскоре после того, как я перестал обращать внимание на то, что практически все вокруг в курсе событий. Ну, то есть, обращал, конечно, но не позволял себе зацикливаться. Просто уже не мог скрыть своего счастья, когда смотрел, как он идет по двору, останавливается, машет мне рукой. Не мог удержать улыбку, когда садился в машину, собираясь по поручению, а он выглянул из кабинета и напомнил захватить проклятую шляпу. Я устал от постоянного напряжения, устал озираться, чтобы никто не заметил, как я разговариваю с ним о том, что купить из продуктов, или прошу распечатать для Хейли мое домашнее задание. Казалось, всем уже по барабану. Незадолго до Дня благодарения Тори нанял нового работника, и я услышал, как тот допытывался у Пола, что у нас с Трэвисом за дела.

- Он - парень босса, - ответил Пол буднично, словно сообщил о погоде. Работник удивился, но промолчал. Он даже не косился в мою сторону. Или просто при мне держал язык за зубами, опасаясь, что я накапаю хозяину.

В общем, мне этот новенький понравился. И ужин в честь Дня благодарения для босса с гостями я уже готовил как его парень. Почему бы и нет, черт возьми?

Тогда я был по-настоящему счастлив. Мое счастье продолжалось вплоть до кануна Дня благодарения, я жил полной жизнью, и каждый день казался лучше предыдущего. Пока не пришло второе письмо и не напомнило, что нет у меня счастья и никогда не будет.

оставить свою "спасибу"


Глава 7


На этот раз письмо было не от Кайлы, а от Билла. Вот не ожидал - так не ожидал. Увидев обратный адрес, я прямо остолбенел.

Брат у меня только один. Мама перенесла шесть выкидышей: два перед Биллом, два передо мной и два после. В итоге доктор сказал, что она больше не сможет иметь детей. Узнав об этом, мама безутешно рыдала, потому что очень хотела девочку. До сих пор помню, как лет в семь притаился в темном коридоре и слушал тихие причитания, словно её сердце разбито навеки: «У меня никогда не будет дочери». Она сидела на краю дивана и плача покачивалась взад-вперед, а отец пытался её успокоить. Я не понял, что плачу вместе с ней, пока Билл не забрал меня оттуда и не уложил в постель.

Мы с ним делили одну комнату, и я не забуду, как долго тогда не мог заснуть и смотрел в потолок. В груди болело, в животе ощущалась странная пустота, точно я три дня голодал, хотя на ужин съел две свиные отбивные и целую тарелку картофеля. Но я будто впитал все горе матери и никак не мог его отпустить.

Наконец я произнес:

- Жаль, что я не девочка. Тогда бы мама не так убивалась.

Билл тоже еще не спал.

- С ней все будет в порядке, – отозвался он и добавил: - Спи, Ро.

Но я так и пролежал всю ночь, вознося молитвы. Просил о том, чтобы ради мамы Господь сделал меня девочкой. Я никогда в жизни так горячо не молился, стараясь объяснить ему, что с его стороны несправедливо не послать ей дочь, тогда как она её очень хочет. И я просил сотворить чудо. Просил изменить меня. Или чтобы кто-нибудь оставил на нашем пороге корзину с младенцем женского пола. Короче, испробовал все, что пришло в голову.

Когда я наконец уснул, мне приснилось, что я вознесся на небеса и встретился с самим Иисусом. Его не удавалось четко разглядеть за пеленой облаков, но я знал, что он там. Знал, что должен попросить за мою маму, однако от переполнявшего меня восхищения не мог выдавить ни звука. Но и этого хватило с лихвой. Стоя перед Христом, я понял, что все в порядке. Все непременно наладится. Это было чудесно. Удивительно.

Вдруг облака разошлись, и появился человек. Сначала я подумал, что это Иисус, но тот не походил на свои изображения в церкви. Казался красивее, что ли. Хотя, не совсем так. Просто глядя на него, мне делалось больно, душу охватывало противоречивое чувство, как от слез матери. Оно опустошало и в тоже время насыщало. Я с криком бросился вперед, стремясь к тому человеку всем сердцем, веря, что едва только дотронусь до него, все наверняка будет хорошо. Всегда-всегда. Свет засиял ярче, человек раскрыл объятия, я уже ощутил его руки и… сон развеялся. Билл тряс меня за плечо, говоря, что пора вставать и приниматься за дела.

Билла всегда ставили мне в пример. Он успешно учился в школе. Занимался спортом, встречался с правильными девочками, и после смерти отца ферма перейдет к нему. Само собой, предполагалось, что я буду работать на него до тех пор, пока он меня не выгонит, и я с этим соглашался. В довершение картины Биллу оставалось только жениться, но когда я уезжал из Айовы, это событие еще не намечалось.

И вот я получил от него письмо. На протяжении двадцати лет мы каждый день разговаривали, но за последние пять не обменялись ни словом. Теперь я держал конверт, в котором была куча слов. Слов моего брата.

Всю почту доставляли в контору Трэвиса. Обычно на мое имя не присылали ничего, кроме счетов на оплату мобильника и случайных каталогов. Так как я уже ушел готовить ужин, Трэвис забрал письмо и положил на кухонном столе, на видном месте. Я как раз собирался проверить, все ли у меня есть на завтра, и тут заметил конверт. Распечатав его прямо на кухне, сразу приступил к чтению:

Дорогой Ро,

твой адрес мне сообщила Кайла. Она писала тебе месяц назад, и я решил, что тоже обязан это сделать, чтобы мое письмо поспело ко Дню благодарения.

Говорят, ты сейчас в Небраске. Ты меня не поймешь, но мне очень важно знать, где ты. Надеюсь, это хорошее место и у тебя есть друзья. Хотелось бы верить, что ты находишься на пути к избавлению от своего порока и готов к тому, чтобы вернуться домой.

Мама чувствует себя неплохо, но ей становится все труднее передвигаться по дому – артрит в последнее время не дает ей покоя. Хотя врачи даже не могут сказать точно, артрит это или нет. У нее постоянные боли, и не исключено, что это нервы. Иногда я слышу, как она украдкой плачет. Сначала думал, у нее просто депрессия, но теперь мне кажется, что ей просто больно. Мы дважды возили ее в клинику «Майо», но они вроде так ничего и не выяснили.

Мне помогает моя жена Сара. Да ты, наверное, не знаешь, что я женился, правда? Она молодчина. Надеюсь, вы скоро с ней познакомитесь. Мы переезжаем к родителям. На прошлой неделе Сара уволилась с работы, так что проблем не будет. Но она никогда не хозяйничала на ферме, и меня немного беспокоит, уживутся ли в одном доме две женщины. Боюсь, как бы нам с отцом не пришлось бо́льшую часть времени скрываться от них в сарае.

Еще я должен рассказать тебе о папе. В прошлом году мы узнали, что у него болезнь Паркинсона. Дрожание было не очень сильным, хотя ноги он приволакивал и иногда с трудом удерживал кофейную чашку. Теперь ему стало хуже. Болезнь прогрессирует быстрее, чем мы думали. Мама корит себя, потому что не стала в свое время проводить ему исследование стволовых клеток, а теперь выяснилось, что это единственный из существующих методов лечения, которое дает результат. Но сейчас уже поздно. Тяжко видеть его таким сломленным. С каждым днем он все хуже двигается. По словам доктора, следующая стадия - слабоумие. Честно, не знаю, как это выдержу. Труднее всего в такие дни, когда приходится говорить отцу, что он уже не в состоянии с чем-то управляться сам. Просто кажется до ужаса неправильным делать все за него, но иначе он поранится или того хуже.

Если уж о плохом, то обо всем сразу. Я этого еще никому не говорил, знают только мать Сары и её сестры. Дело в том, что у нас с женой не будет детей. И проблема во мне. Думаю, я стерилен. С этим трудно смириться. И об этом трудно писать. Сара хочет рассказать родителям, но я против. Не представляю, как сообщить им о том, что не смогу дать им внуков, которых они так ждут, но никогда не получат. Мама вяжет детские розовые шапочки. У нее их скопилось уже десять штук. Ей хочется связать еще, пока руки держат спицы. Она чуть ли не через день спрашивает, когда мы подарим ей внучку. А у меня просто язык не поворачивается огорошить ее новостью, что не будет никакой внучки. Мы подумываем о приемном ребенке, но это далеко не одно и то же.

Я надеюсь, что ты ответишь на мое письмо. Черт, я надеюсь, что ты вернешься. Что уже преодолел свои проблемы и приедешь домой. Я действительно хочу, чтобы ты был с нами. Наверное, мне следовало сказать это гораздо раньше, когда ты еще не уехал из города. Я просто собирался, но не знал, как начать.

Прошу, возвращайся. Ты очень нужен своей семье. Очевидно, не обойдется без некоторых трений, но я обещаю все уладить. Надеюсь, ты полностью излечился, и время, проведенное вдали от дома, не потрачено впустую. Я надеюсь, что все еще наладится. Надеюсь, что ты отвернулся от ошибочного сексуального выбора. Я ведь сейчас особенно нуждаюсь в брате, Ро. Нуждаюсь, как никогда раньше.

Звони в любое время. Когда тебе вздумается. Или просто приезжай домой. Мы по-прежнему здесь и ждем тебя.

С любовью, Билл.

Когда я закончил читать и поднял глаза, мне показалось, что все вокруг стало другим. Я спрятал письмо в карман, но оно лежало там каменной тяжестью, и что бы я ни делал, конверт будто жег мне кожу через штаны. Я продолжил начатую работу, потому что должен был приготовить праздничный ужин - ведь на меня рассчитывали. Но руки тряслись.

Как у отца, что страдал болезнью Паркинсона. Как у больной артритом мамы, что упорно вязала чепчики для внучек, которых ей не суждено иметь.

Десять минут назад все было хорошо и вдруг пошло наперекосяк. Мне еще никогда в жизни так не хотелось бежать, только вот чертовщина – бежать-то некуда. Мои демоны засели в моей собственной голове. Дом — Бил просил меня вернуться домой. С одной стороны, меня тянуло сесть за руль и укатить прямо сейчас. Ехать ночь напролет, чтобы поскорее оказаться на месте. Брат попросил, и в груди заныло так сильно, что приходилось каждые пять минут отдыхать, роняя голову на столешницу, чтобы собраться с силами и дальше держаться на ногах. Но как бы ни было больно узнать обо всех постигших нашу семью несчастьях, которые тронули меня гораздо больше, чем я думал, и невзирая на слезные призывы Билла, над письмом точно витала темная тень. Надеюсь, ты излечился. Надеюсь, что ты отвернулся от ошибочного сексуального выбора.