Руслан улыбнулся. Его всегда умиляла эта черта Людмилы Эдуардовны. Жесткий профессионал, решительная, умная, неутомимая – и вдруг, извольте, читает запоем дамские романы!

– О, – сказал он, подходя, – мама у меня тоже балдеет от этой писательницы. Даже в фан-клубе каком-то состоит.

– Спасибо, я знаю. Больше того, состою в той же группе поклонников, что и Анна Спиридоновна, – призналась Мила и зевнула. – мы с ней там развиваем бешеную активность, между прочим.

– Да?

– Да! Или ты думаешь, что если мы родились до компьютерной эры, то должны сидеть не в сети, а на печке?

– Ну что ты! В мыслях не было.

– То-то же, – Мила снова зевнула. – извини, дежурство выдалось не из легких. Короче, я в этой группе просто душой отдыхаю. Такие там замечательные люди собрались, такое уютное общение, не смотри, что виртуальное, и все благодаря Христине.

Руслан удивился, насколько тесен мир, который с появлением Интернета сжался просто до микроскопических размеров. Кому-то виртуальное общение приносит радость, а кому-то разрушает жизнь, как это произошло с Ингой. Что ж, нельзя забывать, что любые изобретения и достижения прогресса – это всего лишь средства, которыми человек выражает свойства своей натуры, точно так же как и тысячи лет назад. Раньше он думал, как ему употребить палку, сбивать с дерева бананы или огреть соперника по голове, а теперь точно таким же образом распоряжается атомной энергией. Вот и все. Цели остаются прежними.

– Такая классная девчонка, – продолжала Мила. – просто чудо, сколько в ней энергии. Поднять такую группу, где состоит больше тысячи человек, и следить, чтобы все они чувствовали себя комфортно, это, я тебе скажу, задачка не из легких.

– Все же стержнем является творчество писательницы, – заметил Руслан.

– На первый взгляд так и есть, но автор пишет книги, а люди их читают, и каждый хочет высказать свое мнение, и надо следить, чтобы в результате все не переругались насмерть. Ой, Руслан, ты прямо отсталый! Очевидные вещи приходится объяснять. Есть такие персонажи, которых хлебом не корми, дай только затеять склоку.

– Подобное явление мне известно не только по сетевому общению, – фыркнул Руслан.

– Ну вот именно что! Христина бдительно следит, чтобы у нас не было такого в группе. Принимает удар на себя. Потом, новые книги, к огромному сожалению, появляются не каждый день, и надо придумывать другие поводы для общения, причем такие, чтобы всем было интересно. Благодаря рекомендациям Христины я прочитала много книг и посмотрела кучу фильмов, о которых иначе никогда бы не узнала.

Он пожал плечами.

– Анна Спиридоновна рассказывала, что Христина иногда приходит помогать вам по хозяйству, несмотря на все протесты, – продолжала Мила.

– О да! Без преувеличения можно сказать, что она наша добрая фея! Особенно когда Оля была жива, она столько для нас делала, причем так незаметно и деликатно, что я начал сознавать масштабы ее помощи только сейчас.

– Я о другом хотела сказать, – перебила Мила. – она ассоциируется у тебя с домашней работой, а тут этот говор ее… Наверное, ты воспринимаешь Христину недалекой и простой девчонкой, между тем она очень умный человек с незаурядными взглядами и смелыми суждениями. Мне с ней невероятно интересно болтать, я даже боюсь, что сама кажусь ей примитивной.

Руслан сказал, что прекрасно знает, какая на самом деле юная подруга матери, и предложил посидеть в расположенной тут же кофейне.

Помещение кафе было оформлено в чуть навязчивом неформальном стиле. Темный интерьер казался еще темнее благодаря тусклому освещению, меню было написано мелом на грифельной доске нарочито неровными буквами, и возле стойки располагалась обязательная плетеная штука загадочного назначения.

Вероятно, предполагалось, что все это, плюс винтажные абажуры, создает творческую атмосферу.

Руслан взял две чашки бессовестно дорогого кофе и отнес к столику в самом углу. Сняв свой плащ, Мила осталась в блеклой толстовке, которую Руслан видел у нее лет пять, не меньше. Бедная женщина всю жизнь провела в хирургическом костюме, и, долго будучи одинокой матерью без особых средств, так и не приобрела вкуса и страсти красиво одеваться.

– Пожалуй, я таких людей больше не встречала, – продолжала Мила. – ты подумай, когда мы с Колдуновым написали свою левую научно-популярную книжонку по истории отечественной хирургии, то даже не собирались ее издавать сначала. Просто коротали время на дежурствах, а потом оно незаметно вылилось в приличный текст. Но поскольку это не строго специальная литература, то издать официально шансов практически не было. Да мы и не хотели проходить через тысячу ученых советов, миллион дубоголовых рецензентов… Ты же знаешь, как у нас. Стоит одному что-то придумать, как налетает воронье и давай клевать. Мол, все это, конечно, хорошо, но поля надо три сантиметра сделать. И где ваша контрольная группа? И почему не посчитана средняя температура по больнице? Ну и все такое. Мы с Колдуном решили: ну на фиг, чтобы издать, придется в сто раз больше сил потратить, чем на собственно написание. Выложим в «ВКонтакте», да и все.

– Ага, и дальше?

– А дальше за дело взялась Христина. Мы моргнуть не успели, как она нашла нам в группе редактора, который из любви к искусству поправил текст, потом связалась с нашим кумиром, ну и закрутились колеса. К Новому году должна выйти наша брошюрка, и нам уже намекают, что пора за следующий бестселлер садиться.

– Ничего себе! Ты не говорила.

– Из суеверия, мой друг. Но суть в том, что без Христины ничего бы не было. Она может связаться с тем, с кем в принципе невозможно, боюсь, для нее даже вызвать духов не проблема.

– Не знал, что она такая оборотистая.

– Еще какая. Но есть, к сожалению, у нас с ней одна общая черта. Мы не умеем извлекать доход из своих талантов.

Руслан сочувственно кивнул и пригубил кофе. Что ж, следовало признать, что он стоил своих денег. Тонкий вкус изысканной горечи долго оставался во рту. К нему явно требовалась сигарета или на худой конец порция виски… Что же за несчастное создание человек, вдруг ухмыльнулся он, никогда не может наслаждаться тем, что есть, отравляя момент мыслями о других возможных удовольствиях.

– Мила, – вдруг сказал он, – а ты знаешь, что мне не продлевают контракт?

И с чувством, будто прыгает в ледяную воду, рассказал ей все.

Подруга долго сидела молча, задумчиво барабаня пальцами по столику.

– Да, дела… – сказала она наконец – а сам ты чего хочешь от меня, Руслан? Чтобы я тебя утешала или сказала, что думаю?

– Скажи, что думаешь, а потом утешь.

– Логично. Ты только не обижайся, но я на стороне Инги.

– Что? Ты считаешь, мстить таким образом – это норма жизни для женщины?

– Естественно, нет. Просто… Черт, мне нелегко это говорить, но, думаю, в конце концов это пойдет тебе на пользу. Не сейчас, конечно, сейчас мы, скорее всего, поругаемся насмерть… Если хочешь, я промолчу.

– Да нет уж, говори.

– Видишь ли, это большая трагедия для человека, когда он не на своем месте. Когда талантливый человек прозябает на какой-нибудь жалкой работе, ему тяжело, но если не тянет, тяжело втройне.

– А я не тяну, по-твоему? – спросил он резко.

– По-моему, да. Постарайся только без обид, Руслан. Ты хороший и грамотный врач, рукастый хирург, но этого недостаточно для уровня завкафедрой. Пусть это прозвучит нескромно, но у тебя всегда была подпорка в моем лице, я была и нянькой, и наставницей. Да, ты честно трудился, ходил со мной на дежурства, читал литературу, но я тебя вела за ручку, пока не привела к креслу заведующего.

– Да, так оно и было, тут не поспоришь.

– С одной стороны, должность досталась тебе слишком легко, чтобы ты ценил ее по достоинству, а с другой – ты не имел возможности закалиться в борьбе.

– Тебя послушать, так я прямо безвольный маменькин сынок…

– Что ты, конечно нет! Ты прекрасный доктор, но вялый руководитель и, уж прости, не блестящий ученый. А хуже всего, что ты молодой!

Руслан пожал плечами. Слушать такое от Милы было очень тяжело. Он привык доверять ее мнению, следовательно, раз она говорит, что он дурак, значит, так оно и есть. Впрочем, Руслан подозревал это и раньше. Он ощущал себя свободно и уверенно в операционной и был спокоен за свои управленческие решения, но каких-то научных озарений у него не бывало. Читая чужие работы, он легко схватывал мысль, думал, это же очевидно, как я сам не догадался, но никогда «сам не догадывался». Утешался тем, что мало опыта, мало материала, и не мог признать, что на самом деле мало мозгов!

– Хорошо, я дебил, согласен. А молодость моя при чем тут?

– Ну как же… Сейчас тебе продлят контракт на пять лет, потом еще на пять, потом еще… Ты слишком честный и порядочный, чтобы толкать тебя вверх по карьерной лестнице, так что будешь руководить кафедрой еще лет двадцать. Может быть, у тебя появятся самородки, которых ты станешь пестовать, и кафедра засияет в новом блеске, а может, у тебя с годами испортится характер, и ты начнешь гнобить молодые дарования, кто знает… И будет такое серенькое болотце с фантастически прекрасно оформленной документацией.

– Знаешь, Мила, порядок в бумагах – это еще не показатель посредственности!

– Не в этом суть. Тебе нравится оперировать, так иди и оперируй. Вон на Яна Александровича посмотри, сколько раз ему обрубали карьеру, а она у него снова отрастала, как у ящерицы хвост, потому что он всегда делал, что хотел. И у тебя образуется. Может быть, пойдешь начмедом куда-нибудь, может, уедешь в другой город… Раньше у тебя были обязательства, но теперь, как ни цинично это звучит, ты свободен и можешь выбирать, что тебе нравится по-настоящему, а не то, что должно.

Он покачал головой. Разве Мила понимает, что ему нельзя уехать от матери после того, как она столько лет ухаживала за Олей… Добровольное затворничество привело ее к одиночеству, остался только суррогат дружбы в социальной сети.

И кем он будет, если теперь, когда надобность в сиделке отпала, помашет маме ручкой и уедет на край земли?

– Я была бы тебе очень благодарна, если бы мы не поссорились сейчас, – мягко заметила Мила. – просто подумала, что фальшивое сочувствие изливать на тебя и без меня кому найдется.

– Да-да, все правильно. Я не обижаюсь. В первом классе еще усвоил, друг не тот, кто хвалит, а тот, кто укажет на твои недостатки, горькая правда лучше, чем сладкая ложь, и так далее.

– Ага. Сколько поколений хамов воспитано на этих аксиомах, страшно представить, – хмыкнула Мила.

Он грустно улыбнулся.

– Я не истина в последней инстанции, – продолжала она тем же мягким тоном, – и если не считаю тебя великим ученым, это еще не значит, что я права. Очень возможно, что ты прекрасный заведующий, а Инга мегера и мстит тебе, потому что нет ярости страшнее и так далее. Но раз изменить мы ничего не можем, то злиться на нее и жалеть себя неконструктивно. А переосмыслить свою жизнь – конструктивно.


Мила купила целую торбу книг в кричащих обложках, и Руслан донес все это интеллектуальное богатство до ее дома. Она приглашала на чай, обещала, что Миша будет очень рад, но Руслан боялся своим мрачным настроением испортить уютный семейный вечер и отказался.

Полина так и не перезвонила, и, убеждая себя, что сходит с ума от беспокойства, Руслан снова набрал ее номер. На сей раз она откликнулась.

– Что ж ты не отзывалась, Полячонок?

– Я была занята, – сказала она холодно.

Пробормотав, что рад наконец услышать ее голос, Руслан отключился. Предложение можно сделать и завтра, а сейчас он пойдет домой, выпьет чай со своим несносным братцем и погрузится в ванну переосмысливать свою жизнь, как сказала Мила.


Последняя встреча с Христиной глубоко взволновала Макса. Сам визит прошел для него как в тумане, и только теперь стало всплывать в памяти, что он делал и что говорил.

Господи, какой идиот! Досада на себя была так сильна, что хотелось постучать кулаком по собственному лбу. Шел с единственной целью – вернуть девушке позитивный настрой, а вместо этого нес какую-то чушь… Уж сидел бы лучше дома!

Стоило ему увидеть Христину во дворе, как голова закружилась от желания обнять ее, прижаться губами к ее губам, почувствовать языком этот кривенький зуб, сводящий его с ума при каждой ее улыбке…

Он что-то говорил, даже, кажется, почти те самые слова, что придумал заранее, а сам представлял, как прикасается рукой к ее нежной шее, а потом ведет руку вниз и тихо, невесомо забирает ее грудь в свою ладонь. Потом были такие стыдные мысли, что пришлось украдкой ущипнуть себя за ногу, но это помогло лишь отчасти.

Если бы Христина не сказала, что ему пора идти, все кончилось бы тем, что он набросился бы на нее и поцеловал, но, прощаясь, Макс испытал странное чувство, что, совладав со своим плотским желанием, он перевел его в другую ипостась. Как сильно он хотел слиться с ее телом, так теперь страстно желал принести покой и радость ее душе, передать ей ту силу, которой, может быть, не обладал и сам.