С утра они договорились, что вместе приготовят борщ и испекут пирог, и тесто, с утра замешенное, поднималось в кухне у батареи, наполняя воздух уютным домашним запахом. Макс предвкушал эти минуты, как будет орудовать скалкой и испачкается в муке, а Христина станет смеяться над ним…

Протерев зеркало в прихожей, Христина замешкалась.

Макс понял, что она чувствует себя слишком чумазой, чтобы готовить, но стесняется при нем идти в ванную.

Пробормотав, что необходимо именно сейчас купить фрукты, иначе все закроется, он пулей вылетел из квартиры, но вместо фруктов купил огромный стакан кофе навынос и выпил его, сидя на скамейке в чужом дворе-колодце и наблюдая за тучами, быстро проносящимися мимо в маленьком квадратике неба. Одна из туч была поразительно похожа на эрдельтерьера, и это почему-то сильно впечатлило Макса.

Причина возникшей между ними неловкости очевидна: Христина увидела его мужской интерес, вот и все. Странно только, что она раньше не заметила, как нравится ему, хотя, наверное, прекрасно заметила, женщины всегда чувствуют такие вещи. Но раньше он был солидный женатый человек, и она чувствовала себя в безопасности, а теперь он почти разведен и может ухаживать за девушками.

Хотя что значит почти разведен? Разумная девушка не вдается в такие нюансы, для нее существует два состояния мужчины: женат и холост, все остальное от лукавого.

Напротив, сейчас с ним надо быть предельно осторожной. Будучи в ссоре с женой, мужчина склонен искать утешения в объятиях другой женщины, а обретя его, успокаивается и возвращается к законной супруге. Такие случаи нередки в жизни и нашли свое достойное отражение в литературе и кинематографе.

Так что настороженность Христины вполне понятна и вовсе не говорит о том, что он противен ей. Надо просто немного подождать, получить официальный документ о расторжении брака, и уже тогда открыться ей.

Макс повеселел. Да, так будет лучше всего. С его стороны было бы весьма эгоистично заставлять девушку быть с ним во время развода, чтобы она переживала неизвестность и неопределенность своего положения, то ли она официальная половина, то ли любовница женатого мужика.

Правильно сказал Руслан, после трудного дня наступает ночь, чтобы человек отдохнул перед новым днем.


При выписке Руслану сказали, что он сможет вернуться на работу не раньше чем через месяц, а к операционному столу встанет, дай бог, через три. Волчеткин расстроился, он привык, что медработники сохраняют трудоспособность в любом состоянии, и бить баклуши в то время, когда его коллеги оперируют с температурой сорок и страшным обострением радикулита, казалось ему диким малодушием.

Маме рекомендовали вести обычный образ жизни, активно заниматься пешими прогулками, но избегать волнений. Она, как настоящий медработник, думала пренебречь этими рекомендациями, но Христина каждый день возникала на пороге и неумолимо выводила ее на улицу.

Странно: Христина взахлеб рассказывала о том, как самоотверженно и решительно действовал Макс в самый острый период их болезни, брат, в свою очередь, восторгался Христиной, утверждая, что она вынесла все на своих плечах, а его помощь настолько ничтожна, что ею можно пренебречь.

Кажется, эти двое были в восторге друг от друга, но определенно избегали встреч. Макс возвращался домой поздно, якобы у него куча частных пациентов, и предпочитал забегать домой в обед, чтобы сделать те домашние дела, которые Руслану пока оказывались не под силу.

Если же молодые люди все же сталкивались, то либо Христина немедленно вспоминала о совершенно неотложных занятиях, либо Макс выдумывал какой-нибудь предлог (с непривычки они выходили у него весьма неубедительными) и уходил.

Что такое с ними, размышлял Руслан, переспали, что ли, пока нас не было? Ну так это дело житейское…

Макс самый близкий родственник, Христина тоже родной человек, фактически они все стали семьей, и такой хорошей, что нельзя допустить, чтобы все разрушилось. Надо срочно их примирить, но Руслан не знал, как подступиться. Напрямую спросить брата он стеснялся, говорить с Христиной тем более.

Она так искренне и непосредственно хотела помочь, что Анна Спиридоновна разрешала ей готовить и делать уборку, чувствуя, что отказом сильно обидит девушку, а Макс злился. С теткой он боялся спорить, а может быть, не хотел волновать, но Руслану по секрету изливал душу, мол, нехорошо делать из девушки бесплатную прислугу, когда вот он, здоровый лоб, прекрасно справляющийся со всеми делами.

Руслан чувствовал себя неплохо и хорошо освоил костыли, но начался гололед, и он опасался выходить на улицу. Настроился на одинокое времяпрепровождение, но коллеги стали навещать его неожиданно часто. Первой в дверь постучалась Мила, немного смущенная после их последнего разговора в книжном магазине, но Руслан великодушно сделал вид, что ничего не помнит. Потом явилась неразлучная парочка Колдунов со Спасским и весь вечер развлекали семейство случаями из практики. Христина как раз была у Волчеткиных, приготовила творожную запеканку (вообще это был глобальный заговор – скормить Руслану весь мировой творог, чтобы у него срослись кости), и Колдунов зажимал ее в углу, настаивая на том, чтобы она шла работать в операционный блок, а не в какую-то несчастную реанимацию, где человеку и раскрыться негде.

Потом неожиданно прикатила тетя Вера. Мимоходом осведомившись о здоровье родственников, она устроила довольно неплохой скандальчик, из которого Руслан наконец узнал о своей истинной сущности и о том тлетворном влиянии, кое всю жизнь оказывал на брата.

Мама тоже не избежала обвинений в том, что, пользуясь совершенно необъяснимой симпатией Макса к своей особе, учила его черт знает чему, а вообще все семейство Волчеткиных люто завидовало счастью Макса, и когда он в невинности своей стал искать убежища в этом волчьем логове, Руслан с Аней из кожи вон вылезли, но расстроили прекрасный брак!

Стоило прийти с работы Максу, как тетя Вера переключилась на него. Ее сын, оказывается, не «ценил Алину, эту чудесную девочку», и собственными руками разрушил свою жизнь, потому что «разве он найдет такую же замечательную женщину среди современных хабалок».

Тетя Вера неистовствовала, подогреваемая приятным сознанием, что имеет полное право на скандал и упреки, и Руслан на всякий случай позвонил Христине, чтобы сидела дома, ибо опасался: как только девушка возникнет на пороге, тетя Вера без труда определит в ней типичную представительницу современных хабалок и не станет держать свое умозаключение в тайне.

Утром тетушка слегка поутихла, сменив амплуа ангела с карающим мечом на роль милосердного монарха, но тем не менее все вздохнули с облегчением, когда она уехала.


Руслан никогда не бездельничал так подолгу и начал было скучать, как вдруг позвонила Инга и вместо дежурных расспросов и пожеланий здоровья отчехвостила его, зачем сидит «в носу ковыряет», когда должен писать монографию по своей докторской.

– Да вроде не было такого в планах.

– Мало ли, – фыркнула она энергично, – чего не было.

Услышав в трубке ее смех, Руслан понял, что муж пересказал жене их разговор, и тоже улыбнулся:

– Ничего не было, ты же знаешь.

– Вот именно. Садись и пиши, короче! Я завтра тебе еще пачку диссертаций на рецензию пришлю, а то мы зашиваемся. Будешь дежурным оппонентом, пока нога полностью не срастется.

– Ладно, – сказал он послушно, и все же не утерпел. – а что же твой гениальный протеже?

– О, именно что гениальный! Там, похоже, манька-величка в полный рост. Ну да ничего, не таких обламывали.


Он достал свою докторскую и неожиданно увлекся. Руслан помнил, что писал ее словно из-под палки, неимоверными усилиями заставляя себя работать, и думал только о том, сойдет это для Ученого совета или нет. Поэтому собственная диссертация не показалась ему шедевром научной мысли, скорее наоборот, сейчас он ясно видел недостатки и недочеты и, пробегая глазами фактический материал, вдруг находил не замеченные им прежде закономерности, которые можно попробовать доказать.

Он полез в компьютер. Ура, все файлы на месте, сложенные в одну папочку, которую Руслан в свое время поклялся никогда не открывать, но и удалить не решился.

Первичные данные на месте, мозг тоже вроде бы набирает обороты, так вперед! На материале серой диссертации можно сделать вполне приличную монографию, кое до чего додуматься самому и обязательно проконсультироваться с Милой, вот у кого голова – дом советов!

Руслан до такой степени погрузился в работу, что не заметил, как прошел день, и очнулся только, когда Макс позвал его ужинать.


По не высказанному вслух молчаливому соглашению Макс с Христиной старались не встречаться после того злополучного танго. Макс не знал, хорошо это или плохо, но терпеливо дожидался официального развода.

В назначенный день он, волнуясь, сходил в ЗАГС, встретил там веселую и красивую жену, теперь уже бывшую, получил свидетельство о разводе и простился с Алиной вполне по-дружески.

Она сказала, что провела с ним несколько счастливых лет, но теперь надо двигаться дальше, что она и намерена делать.

Макс пожелал счастливого пути, вышло немного саркастически, но Алина, к счастью, не уловила, а миролюбиво простилась, заметив, что если вдруг найдет кое-что из его вещей, то пришлет на адрес Волчеткиных.

Он полагал, что такое зрелое поведение вызвано сознанием собственной принадлежности к элите, а поскольку в высших сферах считается дурным тоном скандалить и выяснять отношения, то она решила действовать в соответствии с этикетом.

Ну да бог с ней! Макс сам удивился, насколько мало это его волнует и как хочется думать, что подобное дружелюбие вызвано равнодушием к нему, а не является маской страдающей женщины, которую он вероломно бросил.

Остаток дня он бродил по улицам, привыкая к свободе, к странному ощущению, что больше никому ничего не должен и может поступать, как заблагорассудится.

Благорассудилось ему отправиться прямиком к Христине, но Макс испугался. Он доехал до ее станции метро, прошел знакомой дорогой к дому девушки, немножко покачался на детских качелях, тревожно озираясь по сторонам. Вдруг она почувствует, что он здесь ждет ее, и выйдет?

Но по хмурому двору сновали только припозднившиеся мамочки с колясками и с детьми в комбинезонах, напоминающими маленьких космонавтов, да начинали выходить собачники…


В своем нелепом дозоре Макс замерз, как черт, и, отогреваясь в ванной, вдруг сообразил, что его робость – всего лишь желание «красиво обставиться».

Чтобы не получилось так, будто он, получив развод, побежал со всех ног к другой женщине, а чтобы сначала пострадал и помучился, как истинный интеллигент, без моральных терзаний и самоанализа не способный и шагу ступить.

Макс громко рассмеялся, так что Руслан спросил через дверь, не плохо ли там ему.


Как и собиралась, Христина устроилась на полставки санитаркой в реанимацию, отвергнув блестящие перспективы работы в операционной, коими ее соблазнял Ян Александрович. Поскольку с основной работы она уходить не планировала, то могла выходить или в будние дни с восьми вечера до восьми утра, или в субботу на сутки.

Осторожно и как бы невзначай вытянув у тети Ани график работы девушки, Макс поднялся в воскресенье ни свет ни заря, купил в единственном открытом цветочном ларьке букет каких-то неведомых цветов, показавшихся ему красивыми, и поехал встречать Христину с работы.

Оказавшись возле знакомой двери в реанимацию, Макс смутился. Слишком много чувств было пережито в этом заставленном цветами холле, вон даже еще противные красные цветы на китайской розе не увяли.

Вдруг сердце забилось быстро-быстро, его накрыла настоящая волна ужаса, когда Макс подумал, что все могло сложиться совсем иначе. Из этих дверей мог выйти врач и сказать профессионально сочувственным голосом, что сделали все возможное, но… И тетя Аня не пережила бы сына, Макс знал это точно.

Все могло быть иначе, окажись Руслан на пять сантиметров левее или правее в маршрутке, появись «скорая» на минуту позже, или Ян Александрович с этой приятной дамой Людмилой Эдуардовной взяли бы дежурство в другой день.

Один миг, один вершок отделяют нас от небытия, а мы живем так, будто целые парсеки.

Он оглянулся на звук открываемой двери и увидел Христину, незнакомую и какую-то новую в медицинской одежде. Костюм был очень простеньким, но чрезвычайно шел ей, особенно белоснежная шапочка, подчеркивавшая яркие краски лица.

Макс шагнул к ней и протянул цветы.

– Я хотел бы пригласить вас на завтрак, – сказал он чопорно.

Христина смешалась, опустила глаза, протянула руку за букетом, тут же опустила ее, но потом все-таки взяла цветы.

– Добре, я только переоденусь.

Хорошо знакомой дорогой они вышли на широкое мраморное крыльцо. Снег еще не выпадал, но утро выдалось морозное, асфальт и голые, уже без единого листа деревья покрылись инеем и искрились в лучах по-зимнему светлого солнца.