Через час Дом будет у меня.


8.

Дом

Я иду в душ, струи горячей воды каскадами бегут по моему телу, расслабляя напряженные мышцы. Я закрываю глаза и думаю о ней, осязая ее экзотический аромат. О ее голубых, огромных, как у куклы Братц глазах, которые преследует меня. Весь день они меня преследуют своей чертовой красотой. Знаю, что поступаю совершенно безответственно, но мне плевать.

Я должен поиметь ее и к черту последствия.

Много женщин прошли через мою кровать. Они приходят и уходят, напоминая на вкус ху***й сухой хлеб и водопроводную воду. Любой мужчина должен есть, наполняя свой желудок, но я все время хотел получить меда и сладости. Тело умоляет меня об этом, несмотря на то, что сам хозяин сопротивляется.

Элла.

Элла в сексуальных туфлях с принтом зебры и отличной задницей. Ох, вот это задница! Что я могу сделать с такой задницей? Так что, да, бл*дь, я собираюсь рискнуть сегодня еще раз, просто чтобы выплеснуть адреналин — раздвинуть ее бедра и протаранить членом ее влажную, тугую киску, пока она будет сосать мой язык.

Я вспоминаю, как впечатал ее в стену и трахал ее рот и киску в спешке, и от этого чувствую, как начинает пульсировать мой член, увеличиваясь и начиная болеть. Я сжимаю его рукой, и он дергается... желая получить ее сладкое тело.

«Скоро, мой друг. Скоро».

Я закрываю глаза и в голове немного проясняется. Иногда у меня такое чувство, словно я прыгаю с обрыва в глубокий синий океан. Скорее всего под поверхностью воды могут быть скалы. Если мне не повезет я не выживу. Может, она не заберет мою боль с собой. Может, она всего лишь будет стоять на краю обрыва и наблюдать, как я истекаю кровью, но так и не придет ко мне. Я не могу оставаться вдали от нее, даже если это будет означать мою погибель. Я должен увидеть ее нежные руки, снимающие платье и охотно предлагающие мне все, что у нее есть.

Я должен снова отведать ее сладость.


Элла

Я открываю окна в спальне, слыша характерный рев Maserati’s V8, высовываюсь из окна и кричу, как только он заглушает двигатель. Он удивленно смотрит на меня, красивый настолько мрачной красотой, как ангел мести.

— Не поднимайся, там стоит парковщик. Я сейчас спущусь, — кричу я ему.

— Тогда поторопись, — отвечает он мне.

Я кидаю в зеркало последний взгляд, придирчиво оглядывая свой красивый желтый сарафан, и вылетаю из квартиры, спускаясь на три лестничных пролета. Выйдя на улицу, останавливаюсь, Дом стоит, прислонившись к машине. У меня сердце трепыхается в танце. Он выглядит супер-съедобным в черной футболке, синих джинсах и престижных ботинках Timberland. Руки скрещены на груди, я жадно оглядываю его выпирающие мышцы. Его глаза такие яркие, как драгоценности, сосредоточились на мне. У меня вдруг начинается совершенно неестественный приступ стеснительности (что? Я стесняюсь?), неуверенно стою у входной двери.

— Привет, секси, — растягивая слова, говорит он.

— К нам движется парковщик с очень решительным выражение на лице, — отвечаю я ему беспечно, насколько могу.

Он открывает пассажирскую дверь. Я направляюсь к нему с улыбкой.

Он хватает меня за руку, когда я собираюсь сесть в машину.

— Ты невероятно красивая женщина, знаешь ли, — говорит он.

Комплимент вызывает краску у меня на щеках. Я опускаю глаза, словно разглядываю свои туфли, чтобы скрыть свой взволнованный вид. Он отпускает мою руку, и я проскальзываю на сиденье. Я смотрю в зеркальце заднего вида, пока он обходит сзади автомобиль, потом садится на водительское сидение и закрывает дверь.

— Спасибо за платье. Оно очень красивое, — но тут же быстро добавляю:— но я не могу его принять. Оно слишком дорогое.

Он хмурится.

— Это замена. Вчера я разорвал тебе юбку.

— Ну, оно все равно слишком дорогое.

— Ну, что ж прости, что оно такое дорогое, — говорит он с блеском в глазах.

— Это может считаться взяткой.

— Позволь мне объяснить тебе, как сегодня и каждый вечер, что мы проводим вместе, будет проходить. Мы не будем обсуждать мою ситуацию с налогами или финансами, или еще с каким-нибудь дерьмом, о котором говорили вчера. Если тебе нужна такая информация, то придется обратиться к Найджелу. Мы просто будем есть, беседовать, трахаться и получать удовольствие.

— Роб назначил встречу с твоим бухгалтером на следующей неделе, — быстро сообщаю я. — Я говорю тебе об этом, чтобы не было никаких недоразумений по поводу нашего расследования. Мы продолжаем им заниматься.

— Хорошо, — небрежно отвечает он.

— Похоже, ты не волнуешься?

— Я действительно не волнуюсь.

Я смотрю на него с любопытством.

— Почему? Большинство людей на твоем месте начинают нервничать.

— А почему я должен нервничать? Я не делал ничего плохого, и Найджел, наконец, докажет это, отработав свою зарплату.

— Послушай, мы не будем больше говорить о твоей налоговой ситуации, но я должна тебя предупредить, что ты реально разозлил Роба, отказавшись пожать ему руку. Он воспринял это как личное оскорбление и думаю, он пойдет на все, чтобы нанести тебе максимальный урон.

Он смотрит на меня с благодарностью.

— Спасибо за предупреждение, это многое значит для меня, — потом он ухмыляется. — Но это лишние. Я хотел ссать на этого ублюдка. Он маленький придурок, упивающийся властью. В школе, по-видимому, он был одним из тех мальчиков, которые специально вступали в банду, чтобы пугать тех, кто меньше и слабее.

Это поразительно, можно провести недели и месяцы с человеком и остаться совершенно слепым к его истинной сущности. Дом же одним предложением описал полностью сущность Роба.Яне видела ничего этого, потому что искренне верила, что мы работаем ради общего блага, но теперь я так не уверена.

Получается, что Роб и я бандиты? Мы угрожаем простым, трудолюбивым людям, которые отложили что-то на старость под матрас, не желая зависеть от своих детей, покупающим им самое необходимое, как я своим бедным родителям, а мы угрожаем им лишением свободы и заставляем платить. Имеем доступ к их банковским счетам и требуем с них их же кровные деньги. Мы делаем это потому, что обладаем правом, властью.А транснациональным корпорациям, богачам, имеющим «старые деньги» семьи, которые лежат в неприкасаемых целевых фондах, мы позволяем уйти от оплаты налогов или же заплатить просто смехотворную суммы.

Да. Думаю, в этом и состоит горькая правда— мы на самом деле бессовестные бандиты.

Все эти мысли последнее время очень беспокоят меня, но я не делюсь ими с Домом. Я слегка пожимаю плечами и говорю:

— Просто попроси Найджела быть осторожным. Роб может быть очень мстительным.

— Ты слышала о тех отчаянных бухгалтерах в транснациональных корпорациях?

Я навостряю уши.

— Нуууу, да...

— Мы переманили Найджелау них. Интересно посмотреть, как Роб столкнется с Найджелом. Интересно, хотя бы с той точки зрения, стоит ли мой бухгалтер той огромной зарплаты, которую я ему плачу.

Я не успеваю ему ответить, поскольку у моей двери маячит парковщик. К моему удивлению, он ничего не высказывает Дому, как другим водителям. Вместо этого, дрожащим от волнения голосом спрашивает:

— И как быстро может ехать такая красота?

— Я никогда не гнал больше ста пятидесяти миль в час, — говорит Дом.

Человек восхищенно качает головой, и его глаза с умилением осматривают плавные изгибы автомобиля.

— Она прекрасна, парень. Я бы обменял свою жену на такую машину.

Дом смеется, целует подушечки пальцей и запускает двигатель. Парковщик наблюдает за нами с мечтательным выражением на лице.

— Куда мы едем?—повышая голос спрашиваю я, пытаясь перекрыть шум.

— Ко мне домой, — отвечает он.


* * *

Мы заезжаем в подземный гараж в шикарном доме в Челси, идем в лифт, пахнущий дезинфекцией. Мы оба смотрим на свое отражение в блестящей двери, пока молча поднимаемся наверх. На этаже всего две квартиры, его одна из них. Как только он открывает дверь, я с восхищением говорю: «Вау». Стены стеклянные и вид захватывает дух.

— Боже мой! Ты можешь обозревать окрестности через реку на много миль.

Он бросает ключи в металлический контейнер, в виде листьев на серванте, пока я оглядываюсь по сторонам. Эту квартиру можно запросто представлять в дизайнерских журналах. Ни пятнышка, ни царапинки или потертости,нигде, роскошная мебель, подобранная по цвету, одно или два ярких пятна, натертый пол просто блестит, и ваза с фруктами заканчивает весь интерьер на журнальном столике.

— Неужели здесь кто-то живет?

Он странно на меня смотрит.

— Я здесь живу.

— Ну, тогда у тебя должно быть офигенная уборщица.

— Я скажу Марии, как ты про нее выразилась, — с ухмылкой говорит он.

Я глуповато в ответ улыбаюсь.

— Пошли. Я покажу тебе балкон, — говорит он, и мы пересекаем обширное пустое пространство. Наши шаги эхом отдаются в ультра-современной квартире. Он открывает высокие стеклянные двери, и я выхожу наружу.

— Восхитительно, — восклицаю я, глядя на город, купающийся в лучах вечернего солнца.

— Да, не так ли? Когда уже живешь здесь, начинаешь забывать, какой прекрасный вид отсюда открывается.

— Ты такой счастливый, — искренне говорю я.

Его лицо становится непроницаемым.

— Пока еще слишком рано так говорить, — загадочно отвечает он.

— Нет, ты действительно счастливее тех детей, которые живут на мусорных свалках на Филиппинах, и рабов в Китае и Индии, и всех бомжей в Лондоне.

Он смотрит на меня возвышаясь сверху вниз и молчит.Потом убирает пальцем локон моих волос, который ветер бросил мне в лицо, и пробегает вниз по щеке, и я с трудом противостою желанию потереться о его руку, как щенок. Слава Богу, он убирает руку, прежде чем я совершу то, о чем буду вечно жалеть.

— Иногда можно быть более счастливом на свалке, чем во дворце, — говорит он.

— Ты на самом деле веришь в это?

— Я не верю в это, я знаю это. Я вырос в семье, которая была очень бедной, но мы были безумно счастливы. Чертовски счастливы.

Я смотрю ему в глаза. В солнечном свете его глаза, похожи на голубые кристаллы с серебром, зрачки кажутся слишком большими для человека.

— Люди не понимают, что проделывает с ними их состояние. Богатство делает их более насытившимися. Ты покупаешь дом, наполняешь его самым лучшим, потом покупаешь еще один, заполняешь его тоже самым лучшим.Покупаешь яхту, потом самолет, покупаешь виноградник, а затем покупаешь яхту и самолет, но уже побольше. Затем начинаешь коллекционировать роскошные автомобили. И ты никогда не окажешься в том месте, где подумаешь: «Хватит. Зачем еще зарабатывать? Я не потрачу все это за всю свою жизнь, даже если очень постараюсь. Я просто перестану работать, буду отдыхать и наслаждаться всем, что у меня есть». Нет, ты все время будешь подталкивать себя расширять бизнес. Вот почему миллиардеры в свои восемьдесят вкалывают по восемнадцать часов в день.

Я вспоминаю своих родителей. Они бедные, не богатые, но они счастливы в своем маленьком мире, за пределами обыденности. И кроме моей обиды на людей, которые не платят налоги, мне нравится и я люблю свою маленькую, как спичечная коробка,квартирку и свою маленькую жизнь.

— Ты голодна? — спрашивает он вдруг, выдергивая меня из мыслей.

— Ужасно, — признаюсь я.

Он смеется.

— Хорошо. Здесь будет полно еды, причем разной.

Его смех отражается у меня в груди.

— Что у нас имеется? Как насчет, еда на вынос? — интересуется он.

— Я не против.

Его представление о еде на вынос и мое, как два противоположных мира. В моем представлении — это маленькая пицца пепперони с чесночным хлебом, или курица бирьяни и лепешка, или четверть жареной утки и специальная жареная лапша из одного места в радиусе пяти миль с бесплатной доставкой. Его еда на вынос — обед из трех блюд из одного его ресторана.

Еду (вернее, сырые ингредиенты) принес мужчина в униформе шеф-повара, которого Дом представил, как Франко, он готовит и обслуживает нас, пока мы сидим за обеденным столом. Я аккуратно делаю глоток из своего бокала. Я проснулась с ужасным похмельем сегодня утром и не хочу завтра испытать тоже самое.

— Итак, ты не умеешь готовить, — говорю я, отрезая кусочек от запеченной ножки молочного ягненка.