– Замолчи! – завизжала Мина. Руки ее дрожали. Она умоляюще посмотрела на брата: – Ты не можешь дать ей уехать. Не можешь! – Она сжала руки в кулачки, и Хит понял, что еще немного, и она бросится на него с кулаками. – Она – мой единственный друг.

Хит отвернулся. Внезапно он почувствовал, что больше не может вынести этой муки в глазах сестры. Порции зачтется еще и этот грех. Она не только из него вила веревки, она еще и присвоила себе сердце его сестры. За то короткое время, что она провела в Мортон-Холле, она успела оставить отпечаток в душе каждого из его обитателей, и Хита это ужасно раздражало.

Предоставив сестрам выяснять отношения без него, Хит подошел к окну. Шторы были раскрыты, чтобы дневной свет проникал в помещение. Взгляд его упал на экипаж. Кучер Порции скособочился на передке. Выражение лица у него было скучающее.

Что это за хитрый ход? Она не может уехать. После того как ей удалось сделать то, что она задумала. Она же осталась в победительницах! Ей достался он, лорд Мортон. Или, вернее сказать, его богатство.

И тогда он увидел ее, увидел ее прямую тоненькую спину. Она спускалась по каменным ступеням. У подножия лестницы она остановилась. Прямая и тоненькая, как оловянный солдатик. Он смотрел, как она натянула перчатки быстрыми экономными движениями. Он задержал взгляд на ее руках, этих бледных руках, таких изящных, таких нежных – как цветочные лепестки.

Кучер распахнул дверцу. Вначале в карету забралась горничная. Порция хотела было сесть следом, но задержалась. Медленно она обернулась. Глаза их встретились. Она вскинула голову, словно бросала ему вызов: «Попробуй останови меня». Он не отводил взгляда, стараясь не показывать своего недоумения, стараясь сделать так, чтобы она не увидела в его глазах вопроса, что жег ему мозг: «Почему ты уезжаешь? Чего же ты хочешь от меня?»

Он согласился на ней жениться. Согласился сделать то, что не считал в принципе возможным. И теперь у нее такое лицо, словно, черт возьми, словно он ранил ее в самое сердце. Хит втянул носом воздух, но воздух оказался каким-то слишком разреженным, его явно не хватало, чтобы расправить его внезапно отказавшие легкие.

Если она хочет ехать, пусть едет, он не станет ее останавливать, не станет преследовать ее, как влюбленный мальчишка. Он согласился на ней жениться, он сделал свой ход. И этого достаточно. Это все, на что она может рассчитывать с его стороны. Это все, что он может ей дать. Он не станет вести себя как его отец, которому любовь ударила в голову так, что он потерял рассудок.

Он не мог заставить ее принять его предложение. Он не будет испытывать ни сожаления, ни чувства вины.

Ее взгляд еще мгновение задержался на нем, словно она хотела заглянуть в него глубже, чем он мог ей позволить. Он не мог ничего прочесть в ее лице. Она держалась очень прямо, почти высокомерно. А потом исчезла в экипаже, взмахнув юбками.

Он смотрел, и кровь утекала из его сердца. Кажется, оно перестало биться. Он провожая взглядом экипаж. Карета удалялась, и стук колес по гравию делался все глуше. Хит так хотел увидеть ее еще раз – один, последний, раз. Он стремился заглянуть за темную штору, что висела на окне кареты, хоть мельком увидеть ее черные и блестящие, как полированный гагат, волосы и сливочно-кремовую кожу.

Наконец карета свернула и пропала из виду. С глаз долой – из сердца вон. Хит скривился, сказав себе, что сможет забыть ее без всяких усилий. Очень скоро он и имени ее не сможет вспомнить.

Глава 23

Порция стояла в полутемном холле ее лондонского дома и морщилась от стоявшей в воздухе затхлости.

– Финч! – Голос ее, отразившись от стен, оклеенных выцветшими розовыми обоями, вспорхнул вверх, к затянутому густой паутиной куполообразному потолку. Неодобрительно прищурившись, она взглянула на паутину, дивясь тому, как сильно разрослась популяция пауков на потолке в ее отсутствие.

Все тут дышало ветхостью, что особенно бросалось в глаза после пребывания в Мортон-Холле, где все сверкало и пахло свежестью и щелоком, где свет горел в каждой комнате, где постоянно суетились слуги, озабоченные тем, чтобы нигде не осталось ни пылинки. Как и положено в настоящем доме, где есть комфорт и уют.

Вздохнув, Порция отстегнула шляпку и потерла переносицу. Несколько дней в карете с редкими, только по нужде, остановками, и все суставы у нее ныли, как у старушки. Горячая ванна, вкусная еда, знакомая постель – и она мигом придет в себя. Восстановится, по крайней мере, физически. А чтобы привести в норму чувства и эмоции, потребуется куда больше времени. А может, и всей жизни не хватит.

– Финч! – снова позвала Порция, напрягая голос так, чтобы докричаться до того крыла, где жили слуги. Вообще-то старый дворецкий никогда далеко от двери не отходил. На него всегда можно было положиться. Только преданность хозяевам удерживала его от того, чтобы уйти, когда слугам почти совсем стало нечем платить.

– И где этот старый дурак? – пробормотала Нетти.

Покачав головой, Порция опустила сумочку на круглый стол со столешницей из мрамора, на котором стоял увядший букет в вазе, и почувствовала запах гнилой воды. Букет простоял тут не меньше недели, так что, какие там были цветы, разобрать было уже трудно. Порция брезгливо поморщилась.

– Я не знаю, – ответила она, глядя на коричневые сморщенные соцветья, и вдруг мурашки страха поползли у нее по спине.

– Выходит, мне придется это все в ваши комнаты тащить? – проворчала Нетти, пнув ногой сундук Порции.

– Займись своим багажом, – ответила Порция, с трудом оторвав взгляд от разлагающихся цветов. – Потом я найду кого-нибудь, кто притащит наверх мои вещи.

Не сказав более ни слова, она быстро пошла на второй этаж, надеясь застать бабушку за чаем. Сердце ее стучало все громче, все быстрее, пока она поднималась наверх.

Тот факт, что ей не встретился ни один слуга, усиливал тревогу. Где все? В доме было неестественно тихо. Ни одного звука, если не считать ее собственного тревожного дыхания и звука ее же шагов.

– Бабушка, – позвала она, распахнув дверь в гостиную, что была лишь слегка приоткрыта. Комната была пуста, там было темно, и запах стоял нежилой. Задернутые шторы, не впускающие в комнату свет с улицы, усиливали сходство со склепом. Она повернулась и направилась в салон, где чаще всего можно было найти Астрид.

Войдя, Порция не увидела в комнате обычного присутствия светских матрон, собирающихся у герцогини, жены Бертрама, таких же надменных и холодных. На этот раз вопреки обычаю в комнате с Астрид находился человек совсем иного происхождения. Незнакомец. Настоящий великан в дурно пошитом сюртуке.

Они сидели рядышком на небольшой кушетке, которая, судя по ее виду, вот-вот могла развалиться. Порция обвела комнату взглядом, рассчитывая увидеть где-нибудь в углу горничную, которая должна была бы присутствовать здесь, как того требовал обычай. Нет, никого. Скрестив руки на груди, она, прищурившись, смотрела на парочку. Верно то, что Астрид ей никогда не нравилась, но Порция никогда бы не подумала, что она из тех, кто наставляет мужу рога. Астрид всегда соблюдала приличия. Незнакомец убрал могучую лапу, которой нежно поглаживал один из локонов Астрид. Он сделал это неохотно, успев пожать Астрид плечо, давая понять, что нелегко расстается со своей добычей.

Астрид торопливо вскочила на ноги, зашуршав муслиновыми юбками. Гость ее тоже поднял свое громадное тело с кушетки. На грубом лице его застыло выражение досады. Гнутые ножки кушетки скрипнули от облегчения – нелегко было держать такой вес. Астрид, по крайней мере, выглядела несколько пристыженной. Она покраснела и пригладила свои медового цвета кудри, словно желая убедиться, что волосы ее все еще на месте, а не остались в лапах ее собеседника.

– Ах, Порция, – сказала она, напряженно улыбаясь. Так, словно ничего необычного не произошло. Хотя голос ее выдавал. Он слегка дрожал. – Не ожидала, что ты так быстро вернешься. Как поездка?

– Без происшествий, – пробормотала Порция. Удивительно, как она не подавилась, выдавливая из себя столь чудовищную ложь. Впрочем, этот короткий ответ избавлял ее от ответов на все прочие вопросы, которые могла бы задать ей невестка. Он означал: «Нет, я не подцепила богатого жениха, завлечь которого меня отправляли».

Хрупкие плечи Астрид слегка опустились, что было признаком разочарования. Впрочем, очень скоро осанка ее стала прежней, с безупречно прямой спиной.

– Простите мою оплошность, мистер Оливер, я не успела представить вам мою золовку, леди Порцию.

Взгляд мистера Оливера устремился к Порции. Он окинул ее оценивающим взглядом – всю, с головы до пят, и угольно-черные глаза его зажглись плотоядным огнем. Порции стало не по себе. Она почувствовала себя зайцем, попавшим в поле зрения охотничьей собаки. Мистер Оливер шагнул к ней и склонил голову над ее рукой.

– Я в восторге, – пробормотал он, заглядывая ей в лицо.

Тревога ее усилилась. Порция не была настолько красивой, чтобы вызывать в каждом мужчине такую немедленную реакцию. Только один мужчина обращался с ней так, словно ей не было равных в искусстве обольщения. Тот же мужчина, быстро напомнила себе Порция, разбил ее сердце. Порция отняла у мистера Оливера руку и скупо кивнула в знак приветствия.

– Золовка, – пробормотал он, живо переметнувшись взглядом к Астрид. – От моего внимания ускользнуло то, что ваш муж имеет сестру. К тому же такую хорошенькую.

Порция судорожно вздохнула. Фраза прозвучала так, словно она, Порция, была собственностью брата.

Астрид тряхнула элегантно завитыми кудрями. Движение это было быстрым, почти незаметным, но Порция не только заметила его, но и поняла, что за этим стоит.

– Спасибо, что зашли, мистер Оливер, – сказала Астрид, снова превратившись в лед и уксус. Эту Астрид, герцогиню Астрид, Порция хорошо знала. – Я дам вам знать, если что-то узнаю.

Мистер Оливер мерзко ухмыльнулся. Эта ухмылка на миг обнаружила в нем человека, с которым лучше никогда не связываться.

– Вы скоро меня увидите, ваша светлость. – Мистер Оливер обернулся к Порции: – Приятно было познакомиться, миледи. – Неуклюже поклонившись, он пробормотал: – Я сам найду выход.

Порция подождала, пока за ним закроется дверь, прежде чем обернуться к невестке.

– Кто это? – прямо и с вызовом спросила она. Астрид улыбнулась без тени тепла или дружелюбия.

– Как всегда, без околичностей. Грубо и прямо. Неудивительно, что ты не можешь найти себе мужа. Мужчинам такая прямота не по душе.

Порция в ответ лишь тяжело вздохнула. С того самого дня, как Астрид вошла в их семью, Порции каждый день приходилось пить яд ее слов. Когда-то она даже находила в себе силы огрызаться. Но то было раньше. Теперь она чувствовала только усталость.

Порция смотрела, как Астрид опустилась на кушетку с природной грацией и стала поправлять подушки у себя за спиной. Наконец она изволила поднять глаза и тоном, каким обычно говорят о погоде, сказала:

– Твой брат уехал.

– Уехал? – Порция поймала себя на том, что хмурится. – Куда уехал? И когда он вернется?

– Может, я не очень ясно выразилась. – Пригладив обеими ладонями полосатую юбку, Астрид выпрямилась. – Он уехал от нас. – Еще одна пауза. – Бросил нас, если говорить точнее.

Порция опустилась на кушетку, открыв от изумления рот.

– Как это? – выдавила она. Астрид смотрела в окно.

– Он скрылся с драгоценностями. С моими драгоценностями, с драгоценностями, принадлежащими твоей бабушке, и даже с тем немногим, что он нашел в твоей комнате. Должно быть, сейчас он уже в другой стране.

Порция покачала головой. Все это было какой-то бессмыслицей. С чего бы вдруг Бертрам захотел расстаться со всеми теми привилегиями, что давал ему титул в этой стране, и уехал за границу? В конце концов, здесь у него была крыша над головой. Здешние кредиторы не могли заявить права на его собственность и отнеслись бы к нему с куда большей снисходительностью, чем те, заграницей.

– У него, похоже, не осталось иного выхода, – спокойно продолжала Астрид, словно прочла в глазах Порции невысказанные вопросы.

Порция пристальнее вгляделась в лицо невестки, пытаясь прочесть ее истинные чувства. Но сделать это было непросто, Астрид умела сохранять лицо в любой ситуации. Но Порция увидела за фасадом невозмутимого спокойствия глубокое горе. Такую боль никому не спрятать, как ни старайся. Предательство Бертрама больно ее ранило. Это точно.

– Он не вернется. В противном случае его ждет суд. Палата лордов будет судить его по обвинению в тяжком уголовном преступлении. Вчера утром меня навестил лорд Эштон и ввел в курс дела. – Верхняя губа Астрид дрогнула совсем чуть-чуть. – Твоему брату даже не пришло в голову хотя бы оставить мне записку. Я была вынуждена услышать о том, что произошло, из уст других людей.

– И что сказал лорд Эштон?