— Да. По всей видимости. Это какой-то цех… Да, цех, — зачастил Савелий и заметался по кухне, сопровождая слова взмахами рук. В этот момент он напоминал большую всполошившуюся птицу, даже голову склонял набок как-то по-птичьи. — Вот такой большой, — парень развел руками. — С плохим освещением, но света достаточно для того, чтобы разглядеть происходящее. С высокими потолками и широкими окнами, с кирпичными стенами. Еще я вижу двоих людей… Они стоят вот так, в дверях цеха. О чем-то спорят… Погодите!

Савелий остановился посреди кухни и, вновь прикрыв глаза, поморщился.

— Нет, три человека. Двое мужчин и женщина, которую я не сразу заметил. В руках у одного из мужчин нож, очень похожий вот на этот. И…

— Что «и»?! — хором воскликнули мы с Ариной, потому что Савелий вдруг замолчал. Вид у него был как у безумного: взъерошенные намокшие волосы, вытаращенные глаза, подрагивающие губы.

— Что произошло, Савелий?

— Убийство, — просипел он внезапно севшим голосом. — Этим ножом убили.

— Кого? — опять хором воскликнули мы с Ариной, испуганно переглянулись и вновь уставились на замершего посреди кухни ясновидящего. — Кого убили?

Он ответил не сразу. Скорбно посмотрел на меня, и этот его взгляд мне очень не понравился.

— Тебя, — вдруг сказал он. И в подтверждение своих слов указал на меня трясущейся рукой.


АНА МАРИЯ, 1933.

Она опять видела его — человека-тень. Того, кому была обязана своим несчастным счастьем. Того, кто толкнул ее на грех ради святого дела.

Это было страшное существо, не оставляющее ее в покое с того самого дня, когда Ана Мария задремала в тени, отбрасываемой двухголовой скалой. Решение, которое предложил ей во сне этот темный человек, Ану возмутило. Никогда бы она не пошла на такое. Если бы… Если бы не Рамон, который, устав от ее слез и бесполезных попыток зачать ребенка, не перестал скрывать своего огорчения и уже не удерживался от упреков. Если бы не взгляд мужа — еще так недавно сияющий от любви, а сейчас потускневший, будто давно не чищенное серебро. Он не меньше Аны Марии желал ребенка. Но шли месяцы, складываясь в года, а детей у них все не было. «Наша любовь умирает, как семя, брошенное на неплодородную почву. Не дает всходов. Пустыня — вот наше будущее. Растрескавшаяся, сухая земля без единой травинки. Иссушит нашу любовь эта неудовлетворенная жажда, умрем мы без наших чувств», — так думала с отчаянием Ана Мария, бессонными ночами прижимаясь щекой к прохладной спине мужа. А когда она засыпала, к ней являлся черный человек и искушал своим предложением, как райским яблоком. Но куда хуже были сны, в которых Ана Мария видела пустыню. Чувствовала, как трескаются от жажды губы, как солнце выжигает на коже клеймо, как забивается в легкие горячий песок. Она мучилась, металась на влажных простынях, будила стонами мужа, плакала от бессилия на его плече. И ничего не могла изменить. Бог не давал ей детей, значит, оставалось заключить сделку с дьяволом.

Все получилось так быстро и легко, что она еще долго не могла поверить. А когда осознала в себе зарождающуюся жизнь, пришла в ужас от того, что натворила. Если вскроется правда, муж ее никогда не простит. Да она сама сумеет ли когда-нибудь простить себе это предательство по отношению к любимому человеку? Вот так отблагодарила его за тепло и любовь! Но, глядя на него — счастливого, светящегося от радости, Ана Мария лишь крепче сжимала зубы и кусала губы, боясь, что с них сорвется страшное признание. Молчать и врать — вот ее удел. Молчать и врать…

«Что с тобой?» — удивлялся Рамон, когда она уклонялась от его ласк. И тут же сам отвечал: беременность. Ана Мария тяжело переносила первые месяцы, не до ласк ей было. Муж объяснял холодность и отстраненность жены ее новым состоянием. И не такие причуды свойственны женщинам в положении! Но невдомек ему было, что их любви уже пошел обратный отсчет. Забрал в оплату за исполнение их заветного желания черный человек самое дорогое, чем Ана тогда обладала, — их с Рамоном любовь.

Ее сны теперь были пусты, как опорожненная винная бутыль. Но зато реальность наполнилась кошмарами. Черный человек, раньше приходивший к ней лишь в снах, материализовался в жизни.

Впервые Ана Мария увидела его наяву в тот день, когда узнала о своей беременности. От одолевающих ее эмоций: от радости до страха и чувства вины — она спала плохо, то погружаясь в дрему, то выныривая в реальность. В какой-то момент Ана Мария почувствовала, что замерзла, хотя стояла июльская жара. Холод был такой силы, что девушка вынуждена была встать, чтобы взять одеяло из шкафа в соседней комнате. Она вышла в гостиную, зажгла свет и впервые увидела черного человека наяву.

Непрошеный гость сидел на диване, поджав под себя одну ногу. Очень высокий и худой, одетый в широкий черный плащ. Тень от наброшенного на голову капюшона не давала разглядеть лицо, лишь светились желтым, как у тигра, глаза. Ана Мария вскрикнула от испуга, и непрошеный гость исчез. «Показалось», — решила девушка.

В другой раз она проснулась от ощущения, будто кто-то на нее смотрит. Открыв глаза, Ана Мария увидела в падающем в окно лунном свете склонившуюся над собой высокую худую фигуру в плаще. Черный человек, протянув длинные плетеобразные руки, трогал ее живот. И эти прикосновения были так болезненны, что в какой-то момент Ане Марии показалось, будто длинные пальцы перебирают ее внутренности.

— Что тебе еще нужно?! — вполголоса испуганно воскликнула она.

«Оплату», — послышался голос, раздававшийся будто у нее в голове.

— Я уже отдала тебе самое дорогое, что у меня было!

«Это не твоя плата. Не ты одна заключала со мной сделку», — последовал насмешливый ответ.

— Мой ребенок! Не смей причинять ему вред!

«Придет день, и я за ним вернусь…»

Ана Мария громко закричала и разбудила мужа.

— Это всего лишь кошмар, сон, — приговаривал он всхлипывающей и дрожащей от страха жене, баюкая ее, как маленькую девочку, обнимая и сцеловывая с ее щек слезы.

— Всего лишь кошмар, — эхом отозвалась Ана Мария.

Но слова черного человека было сложно забыть. Придет день…

IV

Тот визит Савелия не выходил у меня из головы еще с неделю. Странный молодой человек. Иногда, думая о том, что он сказал, я старалась убедить себя в том, что этот парень просто немного не в себе, что его слова не стоит принимать близко к сердцу, но, однако, то и дело возвращалась мыслями к тому эпизоду у меня на кухне. «Он просто «прочитал» мой сон, только и всего», — единственное разумное объяснение, которое я смогла дать произошедшему.

Однажды я спросила у Арины, точно ли Савелий видит прошлое, а не будущее? Мне в какой-то момент подумалось, что молодой человек увидел опасность, грозящую мне от ножа. Вдруг он предвидит мою гибель?

— Не знаю. Возможно, — сказала Арина задумчиво.

Подруга была у меня в гостях, и, судя по тому, что она ела приготовленный мною борщ без аппетита, эта тема ее волновала. Арина — и ест без аппетита! Нонсенс.

— Что ты сделала с ножом? — поинтересовалась она, наблюдая за тем, как я нарезаю и кладу в тарелку кусочки хлеба.

— Выкинула, — пожала я плечами. — А что мне с ним оставалось делать? Он точно не мой. Кому принадлежал и для каких целей его использовали — не знаю, так зачем он мне?

Подруга не ответила, уткнулась в тарелку и зачерпнула ложкой борщ.

— Я все же думаю, что твой знакомый увидел мой сон, — произнесла я после долгой паузы.

— Вероятно. А может, это была какая-то картина из прошлого.

— Точно из прошлого?

— Да, уже ведь сказала. Боишься, что он предсказал тебе будущее?

— Кто его знает, — задумчиво протянула я. — И зачем ты его ко мне привела?..

Арина помедлила с ответом. Встала, отнесла в раковину пустую тарелку и, только уже вернувшись за стол, будто оправдываясь, произнесла:

— Савелий — неплохой парень… И способности у него есть. Я подумала, что он может узнать, кто угрожает тебе и кто влез в твою квартиру. На милицию в такой ситуации надежды мало, у нас просто нет никаких материальных доказательств. А мне за тебя страшно. Тем более живешь ты одна. Конечно, легче всего думать, что угрозы — детские шалости. Но все же лучше быть начеку.

— Больше угроз не было, — сказала я, раскладывая по тарелкам картофельное пюре.

— Кстати, обнаружила, что у тебя украли?

— Нет.

Я на самом деле еще раз проверила свои вещи, но не заметила, чтобы что-либо пропало. Возможно, этот «визит» — новый ход в чьей-то игре по запугиванию меня. Влезли, чтобы подбросить нож. А иначе как объяснить его появление в моей квартире?

— Ладно, — нехотя протянула Арина. — Возможно, Савелий ошибся. Каждый имеет право на ошибку.


К концу следующей недели я уже перестала думать о словах Савелия, вторжении и угрозах. Замки в квартире были заменены, новых звонков или записок с угрозами не поступало. И я почти успокоилась.

Как оказалось, зря.

Это произошло в следующее воскресенье. Я возвращалась вечером от родителей, неосмотрительно засидевшись у них допоздна. При выходе из метро основная толпа пассажиров свернула направо — к автовокзалу, к остановкам маршрутного такси. Мне же нужно было прямо. Я шла вдоль шоссе, думая о том, что давно не была в отпуске. В прошлом году у нас с Костей не получилось уехать потому, что у него на работе приключился аврал, а к тому времени, когда он наконец-то получил отпуск, наша семейная жизнь с ним уже закончилась. С мыслями о том, что неплохо было бы съездить куда-нибудь, например в Италию (давно хотелось), я подошла к дому и не сразу обратила внимание на то, что свет возле подъезда не горит. Дом выходил подъездами на сторону какого-то офисного здания, окруженного глухим каменным забором, вдоль которого были густо насажены клены и липы, поэтому без искусственного освещения темнота была почти абсолютной.

Где-то сбоку вспыхнул и погас свет, будто включили и тут же выключили фонарик. И следом за этим я услышала громкий шепот:

— Она?

— Похоже на то, — отозвался кто-то.

Меня вдруг схватили, крепко зажав ладонью рот. Я дернулась, но нападающие держали крепко.

— Тише, сучка, тише. Будешь вести себя хорошо, мы тебя не тронем, — зашипел кто-то на ухо.

Чужие влажные губы касались мочки уха, и это прикосновение было так неприятно, что я вновь задергалась, пытаясь вырваться.

— Тише, сказал же — веди себя прилично.

— Мы тебя, рыбка моя, не тронем. Пока, — захихикал другой. — Нас только предупредить тебя послали. Напомнить о том, чтобы ты не лезла туда, куда тебя не просят. Сиди тихо и делай свои статейки — и все. Поняла, рыбка?

Этот человек сильно картавил, и «рыбка» в его произношении звучала как «лыбка». Может, в другой ситуации это показалось бы забавным, но не сейчас.

— Рекс, зараза, ты куда убежал? — раздался со стороны забора женский голос. — Вот сволочи, опять лампочку разбили! Ну куда это годится? Управы на них нет. Рекс! Иди сюда, зараза!

Вспыхнуло слабое световое пятно, будто некто освещал себе путь даже не фонариком, а мобильным телефоном.

Руки схватившего меня человека разжались.

— Поняла, сучка? — снова прошипел в ухо прежний голос. — Сиди и не отсвечивай. Мы за тобой наблюдаем. Один неверный шаг — и мы вновь тебя навестим, только уже такими вежливыми не будем.

И не успела я даже пикнуть, как в темноте раздался шум быстро удаляющихся шагов.

Я не помнила, как поднялась к себе.

«Уехать. Немедленно уехать. В Италию, в Испанию, во Францию — все равно куда. Хотя бы на недельку, а еще лучше — на две. Я это заслужила», — подумала я и бросилась в комнату к ящику стола, в котором хранила документы. Где-то там лежал мой загранпаспорт. Я уеду куда-нибудь, и там уж точно не буду никому мешать (хотя я по-прежнему не понимала, как и кому я помешала?). Завтра прямо с утра отправлюсь в туристическое агентство и куплю себе тур. И все. Благо, работа фрилансера позволяет сорваться в любой момент с насиженного места.

Подобные мысли меня успокоили. Я открыла коробку, в которой хранила документы, и принялась перебирать бумаги в поисках загранпаспорта.

Его не оказалось. Его не было ни в этой коробке, ни в других местах. Он просто испарился. Я лихорадочно перерыла все в квартире: полки в шкафу, вываливая одежду прямо на пол, ящики, включая кухонные, даже заглянула в холодильник и мусорное ведро. Но паспорта не было. То, что он, возможно, потерялся при переезде или остался на старой квартире, исключалось: я буквально на днях перебирала коробку с документами в поисках одного из дипломов и видела его. Более того, даже открывала, чтобы посмотреть дату, когда он заканчивается, а после положила на место.