Хорошее впечатление от города и бодрый настрой усилились, когда приехал в Академгородок. Центр сибирской науки выглядел превосходно: расположен в лесной зоне, застроен красивыми зданиями – вид современный, солидный; утопает в зелени, воздух чистый, ароматный. Похоже, здесь созданы все условия для плодотворной работы.

С Дмитрием Ивановичем Прохоровым Михаил не виделся с того дня, когда его взяли в плен моджахеды. Сдружились они еще в следственной группе, в Москве; Дмитрий, военный юрист, лет на пять его старше. Теперь он навел справки и узнал: Прохоров демобилизовался по состоянию здоровья, вернулся на родину, в Сибирь, работает в системе МВД. Телефона раздобыть не удалось, но дали домашний адрес. Дмитрий ничего о нем не знает – появление пропавшего друга его, наверно, и удивит, и обрадует. «Ну и сюрприз я ему поднесу! – предвкушая теплую встречу, радовался Михаил. – Хоть один старый друг – все легче!» Но Прохорова он дома не застал: тот и в выходной день куда-то выехал по делам службы.

– Вы, Михаил Юрьевич, проходите, не стесняйтесь! – приветливо пригласила его жена Дмитрия, когда он представился. – Вот сюда, пожалуйста! Я вас чаем напою. А Дмитрия Ивановича мы сейчас разыщем, дело привычное, – пообещала она, усадив Михаила за стол в светлой, уютной кухне. – Сообщим через дежурного по управлению, – сумеет, думаю, вырваться. – И бросила взгляд нескрываемого любопытства на высоченного, симпатичного мужчину – неожиданный гость ей понравился.

Невысокая, кругленькая, как сдобная булочка, с живыми черными глазами, она радушно угостила Михаила и попросила пройти в гостиную.

– Сейчас прибегут мои сорванцы, кормить их буду. Придется вам немного поскучать у телевизора.

Но тут раздался звонок телефона.

– Ты что меня вызывала, Тася? – встревоженно спросил муж. – С близнецами ничего не случилось?

– Да нет, с прогулки еще не пришли. Но в доме тебя ждет неожиданная встреча.

– Пожалуйста, родная, без загадок! Занят очень. Мы же не в бирюльки здесь играем!

– Да ты подожди сердиться! Юсупова Михаила Юрьевича знаешь?

– А что, о нем что-нибудь появилось? Кто-то из наших приехал?

– Только не падай – спокойно! Он здесь, у нас дома сидит, – живой и здоровый.

– Да быть не может! Еду! – воскликнул Прохоров после секундного замешательства.

Когда через полчаса Дмитрий Иванович ворвался к себе домой и убедился, что перед ним действительно Михаил, живой и здоровый, только с годами возмужал и заматерел, – он был вне себя от изумления и восторга, принялся всячески обхаживать пропавшего товарища. Вот и не верь после этого в чудеса и Божье провидение!

Прохоров, среднего роста, хорошо сложенный, но худощавый, рядом с Каланчой (так в группе прозвали Михаила) казался совсем небольшим.

– А ну-ка, мать, накрывай нарядную скатерть! Продемонстрируем гостю сибирское гостеприимство! Медвежатину в горшочке пробовал? То-то! Наших огольцов на кухне покормишь! – весело командовал он. – Я тебя, Миша, не отпущу, пока все не выложишь про свою одиссею. И не думай, что сегодня в город вернешься! – приговаривал он, тиская друга железными ручищами. – Хочу знать все – до мельчайших подробностей!

Друзья просидели за столом до поздней ночи, опорожнили две бутылки, но не захмелели и чувствовали себя превосходно. За это время Михаил поведал Прохорову о своей неволе и приключениях, умолчав лишь о личных переживаниях.

Дмитрий Иванович рассказал, как долго пытались его разыскать и вызволить; как решили, что погиб, и сообщили об этом его невесте, когда вернулись в Москву.

– Ну как она теперь? Наверно, вместе вы? – осторожно осведомился он, сознавая, что могло произойти всякое.

– Не дождалась; у нее теперь другая семья, – тяжело вздохнув, признался Михаил. – Предала она нашу любовь, хотя винить ее трудно. Этот вопрос для меня закрыт!

Прохоров деликатно помолчал и переменил тему.

– А знаешь, Миша, нам с тобой придется тесно сотрудничать, – заметил он, когда услышал о его полномочиях в фонде Ланского. – Ты держи со мной постоянную связь. Возможно, сумею быть тебе полезным.

Дмитрий Иванович работал заместителем начальника отдела по борьбе с организованной преступностью.

Офис фонда, возглавляемого бывшим подполковником Ланским, помещался в одном из домов, построенных еще в тридцатых годах, недалеко от центральной площади Западносибирска. Дело явно поставлено на широкую ногу, решил Михаил: анфилада комнат, переоборудованных из двух смежных квартир, тянется почти по всему нижнему этажу дома; помещения сияют чистотой и современной отделкой после евроремонта.

Деятельность велась по различным направлениям, и в офисе всегда толпилось много народу. Почти к каждой из служб, занимающих отдельные кабинеты, тянулись живые очереди. Входящих проверяли двое вооруженных охранников в камуфляжной форме, крепкие парни, вели они себя неприветливо и бесцеремонно. Михаила, с его могучей комплекцией, подвергли особо придирчивому осмотру, даже бегло ощупали карманы.

Чтобы он лучше ознакомился с состоянием дел в службе безопасности, решили до поры до времени не объявлять о его истинной роли в фонде.

– Пусть считают тебя просто новым сотрудником, – хитро улыбаясь, говорил Ланской, когда строили планы будущей работы Михаила. – Изнутри ты лучше увидишь, что у нас происходит. Но пользуйся правами заместителя – тогда понятно, почему интересуешься.

Войдя, таким образом, в службу безопасности почти на равных с остальными сотрудниками, Михаил сразу столкнулся с неприкрытой настороженностью и недоверием новых товарищей. Его сочли темной лошадкой, – видимо, потому, что все они местные жители, а он почему-то прибыл из Москвы.

Его «афганская история» всем вскоре стала известна. Что он так долго находился у моджахедов и даже сражался на стороне Хекматиара с Рабани, не прибавило ему популярности, а некоторые, из самых наглых, откровенно посмеивались и старались подковырнуть,

Особенно задевало, что никому неизвестного человека Ланской сразу назначил на должность, позволяющую командовать и получать солидную надбавку. Михаил и его шеф из деловых соображений скрывали свою тесную дружбу, но ясно, что хозяин (как называли Ланского) привез из Москвы своего человека.

– Посмотрим, какой он герой, – сказал как-то своему напарнику один из охранников, здоровенный детина; он служил в фонде с самого его зарождения и считал себя незаслуженно обойденным. – Мне сдается, этот стукач Ланского просто трус и шкурник, раз попал в плен, не успев повоевать, и столько лет служил моджахедам. Наверно ислам принимал, только скрывает.

– Ты, Васьков, напрасно много болтаешь! – резонно заметил его друг Алексей, – Смотри, будь поосторожнее, не то выпрут! Начнет капать на тебя хозяину и придираться – окажешься на улице! Хорошая зарплата надоела?

– И ты, Леха, вижу, пыльным мешком с детства ушибленный! – беззаботно ухмыльнулся Васьков. – Всего-то ты боишься! Тебе не охранником быть, а детишек воспитывать. Да только там денег не заработаешь, это правда!

Увольнения он не боялся, – во-первых, считал Ланского человеком честным и справедливым, а во-вторых, для такого молодца, как он, работа всегда найдется. Вот и задумал при случае устроить проверку залетному соколу.

Однажды, когда Михаил принимал от них смену, Васьков как бы между прочим, невинным тоном осведомился:

– А чего тебя, Юсупов, так долго меж себя моджахеды терпели и в свой отряд приняли? Небось веру на ихнюю сменил, а? Пошто тогда крестик нацепил?

Отлично понимая, что нахальный парень его провоцирует, несмотря на деланный миролюбивый тон, Михаил не поддался, спокойно объяснил:

– Крещеный я от рождения, и Бог для меня один. Вере своей не изменял, у меня все предки – православные. А моджахеды, хоть и дикари, не уважают предателей и прислужников. Я с ними на равных участвовал в операциях против Рабани, мне доверяли.

«Ну ясно, трус! Ишь как распинается! – насмешливо подумал Васьков, неправильно расценив его спокойствие. – Уж конечно, продался чернозадым». Бросил взгляд на Алексея, напарника, и, как бы призывая его в свидетели, уже с откровенным вызовом заявил:

– Ну это ты, положим, брешешь. Я-то там был, честно воевал, но ничего, кроме «железок» на грудь, не заработал. А тебе, признайся, сколько платили? Наверно, в долларах, раз не мог так долго с ними расстаться?

Это уж слишком! От такой наглости кровь ударила Михаилу в голову, и он напрягся, как перед прыжком. Не надо бы поступать опрометчиво… «Оставлю этот выпад безнаказанным, – молнией мелькнуло в голове, – мне здесь не работать!»

– Ты что это себе позволяешь, паскудник? – процедил он, сдерживая клокотавшую ярость. – Думаешь, на салагу нарвался? Хочешь, чтобы я тебя проучил? – Сделал угрожающее движение навстречу высоченному, как он, Васькову.

– Ну напугал до смерти! – рассмеялся тот ему в лицо и, почувствовав, как опытный десантник, что сейчас последует прыжок, выбросил руку с зажатым в ней заранее газовым баллончиком.

Но поздно: ударом ноги, обутой в кованый полуботинок, Михаил выбил у него баллончик, поранив кисть руки; молниеносно обернулся в прыжке, второй ногой ударил в голову и уложил на пол. Полный нокаут – за полчаса не придет в сознание. Успокоился, подобрал баллончик, предупредил как ни в чем не бывало Алексея:

– Ты ничего не видел и не слышал. Вы ведь с ним друзья? Узнают, что произошло, – Васькову здесь не работать. А так пусть сам решает, как ему совесть подскажет. Я незлопамятный – с каждым бывает по глупости. Для меня главное – служба! – И, видя, что Алексей встал на колени перед поверженным товарищем, проверяя пульс, без насмешки добавил: – Не бойся! В этот раз не убил. Очухается минут через двадцать, хотя руку придется подлечить. Оформим производственную травму. Пойду задержу сменщиков, а ты пока сделай ему холодную примочку.

Действуя спокойно, но жестко, чтобы сотрудники усвоили, что он умеет за себя постоять, не выказывая особого рвения, но выполняя свои обязанности добросовестно и скрупулезно, Михаил скоро завоевал среди работников фонда авторитет. Все, даже недоброжелатели, признали: парень – на своем месте.

За это время он изучил всех, с кем работал, навел исподволь необходимые справки и полностью вошел в курс обстановки, окружающей деятельность фонда Ланского. К тому моменту, когда Ланской счел, что пора назначить его главой службы безопасности, Михаил полностью приготовился взять руль в свои руки, знал, на кого из сотрудников можно уверенно опереться, а кого заменить.

– Больше всего меня беспокоит Козырь, – доложил он Ланскому, когда, запершись в кабинете шефа и сидя тет-а-тет за журнальным столиком в мягких креслах, обсуждали сложившуюся ситуацию. – Это он протягивает к нам щупальца и засылает своих людей. К чему бы?

Козырь (от фамилии Козырев) возглавлял основной коммерческий банк, через который фонд Ланского вел многие финансовые операции. Он плодотворно сотрудничал с фондом, получая немалую прибыль, и Михаил недоумевал, зачем тот пытается взять их под колпак.

– Те парни, которых я намерен уволить, работали раньше на него и, как я выяснил, продолжают получать от него деньги. Неужели собираются нас грабануть? Но ведь мы у себя крупные суммы не держим.

Владимир Георгиевич задумчиво молчал, слушая друга и помощника с лицом мрачным и озабоченным.

– Это, дружище, он, видимо, решил под меня и верных мне людей подкоп сделать, – проговорил он медленно, как бы оценивая правильность своего предположения. – Действует исподволь и весьма дальновидно: хочет постоянно наблюдать за нами, собирать, компромат и иметь наготове своих людей.

– Но зачем ему это? Что он намерен делать? В чем угроза для фонда?

– А затем, чтобы в подходящий момент руководство ликвидировать и заменить своими людьми, прибрать фонд к рукам. А резон для него один – нажива! Сейчас он только прокручивает наши деньги, а если у него выгорит – положит в карман.

Посмотрел на Михаила – друг не до конца осознает все негативные последствия; пояснил:

– Для целей нашего фонда это катастрофа. Его банде важно как можно больше наворовать, а на помощь нуждающимся афганцам им наплевать. Так что, друг мой, необходимо принять контрмеры. Готовься к борьбе – решительной и беспощадной!

После этого разговора Михаил решил детально разобраться, что за личность Козырев и какова сфера его деятельности. Самую достоверную информацию можно получить у Прохорова; договорился о встрече и заехал к нему на службу.

– Заходи, дорогой, присаживайся! – пригласил его в свой кабинет Дмитрий Иванович. – У нас с тобой двадцать минут. Хватит? А потом я должен уехать.

Михаил устроился на жестком стуле перед его небольшим письменным столом и достал тоненькую папку.

– Бери тетрадь и записывай, – деловито распорядился Прохоров. – Просмотрел я его досье: любопытный субъект! Он у нас давно в поле зрения, но пока никаких проблем не создавал.