– Но все же – не так, как за Надю. Хотя Света, – гордо посмотрела на мужа, – не побоюсь сказать – лучше воспитана. Ей чувство собственного достоинства не позволяет проявлять эту «хватку»!

– А у Наденьки, выходит, его нет? – снова закипел он. – Ты к ней несправедлива! Она, правда, слишком мечтает о благах, но ради них никому не позволит собой помыкать! И напрасно упрекаешь, будто к ней я сильней привязан. В том, что я меньше привык к Свете, – моей вины нет!

Наверно, не стоило ему об этом напоминать. Вера Петровна заплакала.

– Ну вот и договорились, Степа. Снова начнем разбираться, кто прав и кто виноват? – горестно произнесла сквозь слезы. – Неужели это будет преследовать нас всю жизнь?

– И правда, чего это мы снова… Прости, Веруся! – опомнился он. – Никогда больше не вспомню о старом, клянусь! – пододвинувшись, нежно обнял жену. – Я ведь обожаю тебя, Светочку и Петрушу! Ничуть не меньше Нади. – Горячо поцеловал ее в губы и, почувствовав, что она ему отвечает, радостно улыбнулся: – Ну вот так уже лучше. Ты одна – мое счастье!

Света напрасно обижалась на Михаила за то, что не пришел к ним сразу – на следующий день после их встречи. Он и сам очень хотел этого, но не позволили неотложные дела – срывался крупный заказ в области и ему, новому директору агентства, потребовалось с утра срочно отправиться на место. Работать пришлось до полуночи и дозвониться в Москву не сумел – мобильная связь не действовала.

«Ничего, – мысленно утешал себя Михаил, – увижусь с сыном завтра. Но ночью плохо спал – и из-за этого, и еще потому, что считал свое поведение во время свидания неудачным. Зря дал волю накопившейся обиде и горечи. Подлинные его чувства совсем другие. Не так говорил, не так вел себя с ней, как требовало собственное сердце.

Видно, и она недовольна тем, как прошла их встреча: не разрешила ее проводить, сослалась на какие-то дела, – а ведь он предлагал. В его воображении ярко возник момент, когда после стольких лет разлуки он вновь увидел ее: как она шла ему навстречу своей плавной, величественной походкой, чуть подняв золотистую голову. Как же она соблазнительно хороша! Уже не та юная, нежная девушка, которую он оставил, отбывая в неизвестность, а зрелая женщина, в полном расцвете красоты и женской силы. Она стала полнее, не потеряв стройности, и, пожалуй, это делает ее еще привлекательнее.

При виде ее он испытал страстный порыв, нестерпимое желание броситься к ней, сжать в объятиях… Какая глупость, что он не послушался своего сердца. Ну зачем говорил с ней так – сухо, осуждающе? Ведь она совсем не так истолкует, что у него на душе. Вот осел, ведь хотел по-человечески помириться, это необходимо, если он собирается участвовать в воспитании сына. И зачем обманывать себя:, знает же, чувствует, что она ему по-прежнему и дорога и желанна…

Но его гордость, мужское самолюбие все еще мешают примириться с фактом ее измены, с тем, что она принадлежала другому… Конечно, объективные обстоятельства, и все же… Да нет, не виновата она перед ним, ни в чем не виновата! Считала, что погиб; оказалась в тяжелых условиях, думала о сыне; вышла за Марка не любя: трудно существовать красивой женщине одной в мире, и не только в театральном.

Все так, ну а как же верность, чистота, благородство? Можно ли оправдывать слабость духа и предательство материальными обстоятельствами? Сам он воспитан по-другому; прагматизм – вот что губит духовность. Признать неизбежность житейской грязи – все равно что отказаться от вечных идеалов, от твердой убежденности в красоте человеческой души…

И это все при том, что он чувствует всем сердцем – надо вернуть ее любовь, она единственная женщина для него, была и останется… Но как простить разочарование?.. Заснуть ему удалось не скоро – только под утро.

Однако новый день Михаил начал в лучшем, чем обычно, настроении. Принял холодный душ, взбодрился: его крепкий, закаленный организм привык ко всяким перегрузкам. Сумев, наконец, дозвониться, объяснил Светлане причину задержки:

– Ради Бога не обижайся, – мягко попросил ее. – Если бы ты знала, как я мечтаю увидеть сына, – простила бы!

– Ладно, приезжай, я сегодня не занята, – коротко ответила Светлана. – Помнишь о нашем уговоре, да?

Он давно готовился к этой встрече, и подарок заранее приготовил – красивый кинжал в ножнах, старинной восточной работы, – но все же не представлял, что так трудно справляться с волнением и казаться внешне спокойным. Когда он, пригнувшись, чтобы не стукнуться о косяк двери, вошел в холл, Светлана приняла у него пальто, как у гостя, предупредила:

– Петя в гостиной, ждет тебя с нетерпением – весь извелся. – И показала ему, куда идти.

Он заметил, что она тоже делает над собой усилия (и ей непросто!) и пошел по просторному холлу к гостиной. Но мальчик не усидел на месте, – он уже приоткрыл дверь и выглянул. Оба застыли, с жадным интересом рассматривая друг друга. У Михаила сердце готово было выпрыгнуть из груди. Крепкий, рослый мальчуган – точная копия его самого лет в двенадцать-тринадцать: то же румяное, круглое лицо, карие глаза с длинными ресницами, даже фамильная ямочка на подбородке…

Пете, видно, понравился высокий, сильный, мужчина, так удивительно похожий лицом на него самого, – конечно, это его отец, таким он его и представлял. Светлана стояла чуть в отдалении, молча наблюдая. Неожиданно для всех первым нарушил напряженное молчание Петя:

– Папа, папа! Как жаль, что ты так долго пропадал! Ты мне был очень нужен! – Прозвенел его голос, и мальчик сделал шаг навстречу отцу.

Михаил сорвался с места, бросился к нему, высоко поднял на руки и крепко расцеловал, счастливо смеясь и глядя на Светлану.

Глава 32

ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ

– До чего же я соскучилась по тебе, папочка! – Надежда с довольным видом оглядывала долговязую, все еще молодцеватую фигуру Степана Алексеевича. – Выглядишь на «отлично» – вполне еще можешь нравиться девушкам, ей-ей!

Профессор Розанов и впрямь сохранил свою благородную, располагающую внешность. Время прибавило морщин, шевелюра из золотисто-русой стала сероватой от седин, но осталась горделивая посадка головы, спортивная подтянутость и стройность.

Надя приехала попрощаться с отцом перед отъездом в Италию и заодно посмотреть новую квартиру, которую он получил взамен «хрущобы», – оказался одним из первых счастливчиков.

Подходя к многоэтажному дому в новом микрорайоне Марьино, печально известном близостью к «оросительным полям» – очистным сооружениям, Надежда издали почувствовала неприятный запах.

– Как ты мог согласиться на такое? – негодовала Надя. – Дышать этой гадостью! Неужели и Вера Петровна одобрила? Уж очень она покладистая. Я бы – ни за что!

– А что делать, доченька? – устало улыбнулся Розанов. – Выбирать не из чего, всех сюда загнали. Но дом хороший: планировка отличная – не хуже, чем у тебя. А воздухом на даче надышимся. Здесь зимовать только будем – в основном при закрытых окнах.

– Ну что за сволочи! Для себя дворцы строят, в лучших районах города, а простых смертных – вот куда! Уж слишком терпеливый мы народ!

– Будет тебе ворчать, многие далее довольны. Дом-то наш уж совсем разваливался, да и без лифта плохо. До дачи добираться стало ближе. Вере дом и квартира нравятся, а она, ты знаешь, привыкла к самым лучшим условиям.

– Эх, мужчины! Никогда вы не поймете женщин! – Надя насмешливо вскинула глаза на отца. – Я и то лучше знаю Веру Петровну. Ей просто жаль тебя огорчать. Кстати, где она?

– К Свете поехала, помочь по хозяйству. Все время мотается туда-сюда. Ты позвони ей до отъезда, простись. Так куда вы с Бутусовым собрались, где побываете?

Надежда охотно оставила малоприятную тему и с удовольствием поведала отцу о маршруте предстоящего путешествия:

– Сначала прилетим в Рим, поживем в шикарном пятизвездочном отеле в центре города. У Бориса там какие-то дела с поставщиками отделочных материалов и сантехники. Днем самостоятельно познакомлюсь с «вечным городом». Ну а вечером… побываем в ресторанах… и все такое. – Она перевела дыхание. – Что дальше? Дай вспомнить… Совершим автопробег от Рима до Венеции, с остановками в самых достопримечательных местах, и уж оттуда – домой, в Москву. Каково? Небось не отказался бы покататься на гондоле? А твоя дочь сможет! – Она гордо выпрямилась и, довольная собой, взглянула на отца, как бы призывая разделить ее радость.

Степан Алексеевич, с одной стороны, был счастлив, что Надя живет полнокровной жизнью и ей доступно то, что многим не по карману. Но с другой… какому отцу приятно двусмысленное положение любимой дочери, а кто она, в сущности? Содержанка при богатом покровителе… Разумеется, вслух он сказал другое:

– А не будет у вас осложнений из-за того, что вы не женаты? Ведь в солидных деловых кругах приличия всегда на первом месте.

– Борис намерен представлять меня повсюду как жену, – с важным видом объявила Надежда. – Но ты не подумай, это не просто на сезон. По сути, все уже решено. Он оформляет развод; все идет к тому, что мы оформим наши отношения вскоре после приезда. Италия – это для меня очередной экзамен. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я его выдержу?

В глазах у нее появилось мечтательное выражение.

– Не хотела тебе говорить до времени, но, уж если разговор зашел… Борис уже строит для нас шикарный особняк в пригородной зоне. Красота… такое я могла представить только во сне. Собирается вручить мне ключ как свадебный подарок.

– Ну а вообще… как у вас с ним? Ты любишь его? – внимательно, по-отцовски взглянул ей в глаза Степан Алексеевич.

Вновь его охватило какое-то непонятное, смутное беспокойство, инстинктивное предчувствие, что вся эта сказка… таит в себе какую-то угрозу, что ли, для его дочери.

– Нормально, папа. Мужик надежный, сильный. Не то что размазня Хлебников! А мне ничего больше не нужно от жизни. Это – потолок, моя пристань!

– Ну что же, коли так… Дай Бог вам любви и счастья! – Розанов встал, ласково обнял дочь и поцеловал в ее тщеславную и беспечную голову.

– Нет, дорогой, не хочу я присутствовать на вашем скучном ланче! – заявила Надежда Бутусову, когда они вернулись в свой шикарный номер после утренней прогулки по Риму. – Если, конечно, это тебе не нужно для дела.

– Пожалуй, можешь быть свободна до вечера, – подумав, согласился Борис Осипович. – Пройдись по магазинам, ну там… осмотри развалины. Я, например, не нахожу ничего интересного в этих древних камнях. Тебе нужно вернуться в отель и быть в полном параде часов в семь. Вечером мы идем на прием. Не опаздывай, для меня это важно. Я пообедаю с деловыми партнерами, а ты закажи еду в номер или поешь где-нибудь в городе. – И уехал по делам.

Надежда не торопясь привела себя в порядок, проверила, взяла ли все необходимое, и отправилась побродить по «вечному городу». Сегодня они третий день в Риме; несмотря на позднюю осень, погода стоит сухая, теплая. Хорошо быть свободной, идти пешком по центру… Быть отлично одетой, молодой, красивой; знать, что у тебя в небрежно переброшенной через плечо сумке – кредитная карточка и крупная сумма наличных… Она ощущала себя хозяйкой жизни – ей все доступно!

Выйдя на площадь Венеции, Надежда легкой походкой пошла по направлению к Колизею, останавливаясь у ограждения, рассеянно осматривая раскопки Древнего Рима. То, что осталось от императорских Форумов, производило сильное впечатление, как и хорошо сохранившаяся колонна Траяна и весь комплекс Траянского рынка.

Шикарные магазины ее не привлекали. Все необходимое она купила в первый же день – ее больше интересуют новые впечатления. Прогуливаясь, достигла Колизея, вошла внутрь и долго рассматривала удивительное сооружение. Полюбовалась на триумфальную арку Константина, повернула обратно, взобралась на Капитолийский холм и осмотрела музеи. Как изумительно! Не верится, что все это она видит наяву… Вот и это – ее успех в жизни. Сколько же нужно времени, чтобы обозреть все богатства Рима?..

Утомилась, взяла такси и поехала осматривать другие достопримечательности – по карманному путеводителю и разговорнику. Сделала остановки на площади Испании, у знаменитого фонтана Треви и других исторических местах. Осмотреть бы еще Ватикан… но времени нет, сегодня не удастся, да и комкать впечатления не стоит. И она поехала в отель. Вернувшись, приказала приготовить горячую ванну; потом вызвала массажистку и только после этого, чувствуя себя обновленной, отдохнувшей, заказала обед в номер. После еды отдохнуть не легла – нельзя же полнеть, – а занялась макияжем.

К назначенному времени Надежда, вполне готовая, ослепляла свежестью и красотой. Такой и застал ее Бутусов, когда заехал за ней перед вечерним раутом.

– Ты сегодня просто неотразима, Надюша! – Он подал ей пелерину темного меха. – Берегись темпераментных макаронников – не оставят тебя в покое.

Сели в нанятую Бутусовым машину и поехали – в сопровождении еще одной, указывающей им дорогу, – на загородную виллу, где проходил прием по случаю заключенной им крупной сделки.