— Приехали, — Эльза вырывает меня из задумчивости. Касается тонкими пальчиками руки, отчего по телу проносится электрический разряд. Как бы я хотел выбросить из головы все и просто быть с ней! Вдыхать тонкий аромат жасмина и ласкать ее нежную, как бархат, кожу.

— Я отойду на пять минут. Не успеешь соскучиться? — деланно улыбаюсь, сжимая телефон в руке. Эльза кивает и бредет в сторону Антонины Степановны — та продолжает монотонно рассказывать о сочинских склонах и пещерах. Ступая по узкой каменистой дорожке, отхожу подальше от любопытно озирающихся туристов.

— Васильков, что все это значит, черт возьми?! — шум водопада ощутимо заглушает громкость моего рыка. Судя по реакции Васи, он его не пугает.

— Спокуха, босс! Без паники. Я взял на себя смелость поступить против твоей воли, но...

— Что вы задумали за моей спиной? Я сегодня же возьму билет и прилечу домой, слышишь меня? — шиплю, как змея. Хорошо, что Эльза сейчас не видит моей перекошенной от гнева рожи.

— Ты стоишь, Егор? — почти шёпотом, заговорщически произносит он.

— Стою на краю обрыва. Подо мной водопад.

— Повремени с прыжком в бездну. А лучше сядь. Тендерная комиссия заинтересовалась заявками двух предприятий. Одно из них наше.

— А второе?

— Карасёва.

Вот тебе и слияние... Отбиваю вызов и на автомате сую телефон в рюкзак. Теперь я точно ничего не понимаю...

— Зря вы не послушали легенду о водопаде Девичьи слезы! — фыркает Анфиска, обессиленно опускаясь в кресло. — Вобла молодец, интересно рассказывает. Фу-ух, но я все равно устала!

Если бы только она знала, как устали мы! Эльза натерла ногу новенькими балетками, а я просто… старый, как выразилась девчонка.

Анфиса суетливо раскрывает сумку, достает пудру, блеск для губ и поправляет макияж. Мы сидим, как пришибленные, наблюдая за Анфискиными кривляньями.

— Так что, легенду рассказывать? Или так и будете тут тискаться, как школьники? Ну и… сидеть неокультуренными.

Улыбка касается губ Эльзы. Но глаза… В них по-прежнему сквозят усталость и задумчивость. И меня это, один черт, беспокоит.

— Рассказывай свою легенду, — протягивает Эльза. — Только поторопись, вон Антонина Степановна зазывает ребят в автобус.

Фиска кисло поджимает губы и бросает взгляд в окно, за которым жестикулирует Вобла.

— Дочь пастуха влюбилась в горный дух. Злая ведьма воспротивилась их любви и погубила девушку. Несчастная оставила после себя водопад, похожий на стекающие по скале слезы. Вот так… Романтика, правда? — вздыхает Анфиса, обдавая нас легким запахом спиртного.

— Ты ее уже и помянула, да, Фиска? — деланно строго произношу я.

— И что? Дяде пожалуетесь? Можно подумать вы не дегустировали? — отмахивается она. — Эх вы… А я спеть хотела.

— А давайте посидим где-то? Егор, ты как? — оживляется Эльза.

— Только за! Я знаю отличный ресторанчик на набережной.

На чернильном небе вспыхивают звезды. Автобус трясется, петляя по серпантину, а голова Эльзы покоится на моем плече. И в сердце расцветают покой и уверенность, что все правильно. Да, быстро и, возможно, преждевременно, но правильно…

Довольные туристы благодарят Антонину Степановну и, попрощавшись, расползаются по территории гостиницы. Ноги Анфиски, обутые в босоножки на высокой платформе, предательски заплетаются. Мне приходится поддерживать ее за талию, пока мы бредем к лифту.

— По-моему, ей сейчас не помешает поспать. — Шепчет Эльза.

— Значит, пойдем в ресторан вдвоем. Поужинаешь со мной?

Меня обдает жаром от ее блестящего взгляда, но стоит дверям лифта распахнуться, он улетучивается, как утренний туман на рассвете. Я получаю оглушительный удар кулаком в лицо…

— Ваня?!

Визг Фиски эхом разносится по длинному мраморному коридору. Не разбирая, кто передо мной, я бью в ответ, захлебываясь хлынувшей из носа кровью. Слегка пошатнувшись, парень наносит второй удар, впечатав кулак в мое предплечье.

— Прекратите! Ва-аня!

Мы валимся на пол. Подминаю парня под себя и запрокидываю его руки над головой. Он тяжело дышит, а из его глаз струится ужасающая в своей силе ревность.

— Хорош! Ты кто? — рычу хрипло.

— Отпустите его, Егор Вадимович! Ване-ечка…

Анфиска скулит и опускается на корточки, протягивая руки к обескураженному парню. Гладит его по синяку, вспыхнувшему под глазом, и плачет, плачет… Ваня значит… Отираю кровь, непрерывно капающую с разбитого носа, и встречаюсь взглядом с Эльзой. Ее плечи подрагивают, руки нервно сжимают ремешок сумки, а в глазах плещется страх. Страх за меня…

— Егор, — Эльза всхлипывает и, уронив сумку под ноги, тянется ко мне руками. — Я так испугалась. Думала, он тебя убьет. — Она зло косится на Ваньку, а потом робко переводит глаза на мою счастливую от ее заботы морду.

— Черта с два он меня убьет! Я служил в армии и владею навыками самообороны. — Шиплю, когда нежные пальчики Эльзы прикладывают к разбитой скуле салфетку. — Подъем, голубки! — приказываю молодёжи.

— Простите его, Егор Вадимович! Ради Христа-а-а… — Фиска молитвенно сжимает ладошки пред собой, закрывая горе-любовника грудью. — Он надумал себе черт те что. Олух этот!

Анфиса отвешивает парню внушительную оплеуху, а потом порывисто притягивает его к груди и обнимает.

— Фиса, у тебя с ним ничего нет? — с тревогой в голосе спрашивает Иван. — Ну прости, мужик. Погорячился я. — Он виновато разводит руками. — Пока ехал, такие сцены перед глазами мерещились, мама не горюй! Извини… Я Ваня. Иван Трубушкин.

— Ладно… В следующий раз сначала спрашивай, а потом бей. Я Егор — знакомый Анфисы. Просто знакомый.

Побитые и взлохмаченные, мы жмем друг другу руки. Фиска впивается в парня, словно клешнями и тянет его в номер, болтая по пути, как трещотка. Слегка дезориентированная от свалившихся на нее событий, девчонка забывает про Эльзу. Поглаживая своего хлюпика по ушибленному плечу, она захлопывает перед соседкой дверь.

— Егор, позволь обработать твои…раны. — Произносит Эльза, растворяя неловкость в улыбке. — Только мне нужно зайти в комнату и взять аптечку.

— С нетерпением жду тебя.

Свет напольной лампы озаряет комнату интимным полумраком. Стягиваю окровавленную рубашку и умываюсь. Ну и рожа… Левый глаз припух от налившегося синяка, нос походит на печеную картошку. Чертов герой-любовник! Откуда он только выискался? Смачиваю пальцы лосьоном после бритья и касаюсь ссадины на скуле. Стискиваю зубы и чуть слышно шиплю, вздрогнув от громкого, нетерпеливого стука в дверь.

— Егор, они там… они… — Эльза врывается, как фурия. Теребит в руках белую шляпу и не может отдышаться. Делаю вывод, что она убегала от привидения.

— За тобой гнался маньяк?

— Хуже. Они там выясняют отношения. В постели. А я… Егор, я могу переночевать у тебя? — ее щеки пылают, а взгляд в тусклом свете лампы кажется почти чёрным.

— Конечно. Располагайся, а я попробую снять номер для себя.

— Нет. — Ее горячее дыхание касается моей обнаженной груди. — Останься. Пожалуйста.

Глава 14

Лиза 

— Останься. Пожалуйста...

Сердце колотится в груди, протестуя и требуя подчиниться. И я впервые делаю то, что противоречит здравому смыслу и рушит все преграды, умело выстроенные разумом. Впервые иду на поводу у своих желаний... Подхожу ближе и замираю, ожидая приговора Мистера Ж.

— Эльза... Знала бы ты, как я хочу этого.

Мягкий шёпот ласкает слух, а вместе с ним меня касаются крепкие мужские руки. Они везде... Гладят плечи, спину, грудь. Путешествуют по моему телу, жадно его исследуя. Каждым прикосновением убеждая в том, как я для него важна. В светло-карих глазах зияет темная бездна, и первый раз я хочу добровольно в ней тонуть. Хочу... Да, я хочу его! Мистера Жиголо — обольстительного красавца с другой планеты, волею судеб обратившего на меня внимание. Его поцелуи — не ласка, а сущее наказание. Он торопится и... не торопится, смакуя мои губы, пробуя их на вкус, вгрызаясь в меня, словно в добычу. Мы нужны друг другу. Так отчаянно и нежданно, внезапно и неправильно. А, может, это и есть правильно?

— Егор... Пожалуйста. — Всхлипываю и бессильно цепляюсь за его крепкие обнаженные плечи. Ещё немного, и я упаду без чувств, не в силах выдерживать эту сладкую пытку.

— Знаю. Потерпи, милая.

Он опускается на одно колено и стягивает с меня брюки. За ними летят пиджак и топ. Единственной преградой, разделяющей нас, остаётся белье.

— Егор, не надо, — шиплю я, когда он поднимает меня на руки и несёт к кровати. — Я тяжелая.

— Ты прекрасна. Эльза, не закрывайся от меня, прошу...

Эльза, Эльза! Хочется, чтобы он назвал меня Лизой. Прошептал мое имя, нежно перекатывая на языке буквы. Хотя нет, лучше не надо — не желаю снова становиться скучной Лизкой с кучей комплексов.

Прохладные простыни остужают разгоряченную кожу. Я вспоминаю, что я теперь Эльза — уверенная в себе роскошная женщина. Тянусь к пряжке ремня и остервенело пытаюсь снять с Егора чертовы штаны. Лиза на такое бы не отважилась…

— Сейчас все будет, — хрипло шепчет Мистер Жиголо, виртуозно избавляясь от одежды. — Не поверишь, мне хочется сейчас прочитать тебе стихи или балладу, но из головы все вылетело. Эльза, ты чудо… Ничего красивее никогда не видел.

— Ты всем такое говоришь? — вместо того, чтобы подыграть, включаю Лизу или даже «бабу Лизу».

— Не всем. Поверь.

Егор переворачивается на спину и сажает меня на бедра. Зарывается пальцами в спадающие на его грудь волосы, замирает, словно любуясь мной.

— Я хочу, чтобы сегодня было так, как хочешь ты… — сглотнув, произносит он.

*** 

Не знаю, что заставляет меня проснуться: опасливо бегающий по комнате солнечный зайчик или пустая подушка рядом. Мы заснули под утро, но и тогда таинственный Мистер Жиголо прижимал меня к своей сильной, разгоряченной груди. Егор быстро заснул, а я, не поверите, сжалась в комок и душила теснящие грудь рыдания. Мне отчаянно хотелось, чтобы так было всегда: Егор рядом и его ласковые, крепко обнимающие руки, мерное дыхание, шевелящее пряди у виска. Поздравляю тебя, Лиза, ты влюбилась, как глупая старшеклассница. А что будет дальше? С наступлением утра волшебство рассеется… Принцесса превратится в Лизку, а принц… так и останется принцем из далекой сказки. Обернувшись гостиничным полотенцем, я бесшумно встаю и оглядываю комнату: повсюду валяются вешалки для одежды, а распахнутые шкафы зияют пустотой. Он сбежал, Лиза… Выполнил заказ и смылся, не удосужившись попрощаться. К слову, добросовестно выполнил, потому что в низу живота до сих пор саднит, а ноги не слушаются. Зря Егор переживал, никакой неустойки Матвею не придется платить !

Распахиваю тяжелые портьеры, желая подтвердить свою догадку. Так и есть, Егора здесь нет. Нет хлопковых сорочек, футболок, джинсов, модных мокасин и пиджаков, баночек из ванной. Ничего... Остался только запах, въевшийся мне под кожу, как зараза… Легкий, цитрусовый, с едва уловимыми нотками специй и хвои. Как же так? За что? Почему? Я смотрю на свое жалкое, беспомощное отражение в зеркале и делаю то, к чему в любой непонятной ситуации прибегает большинство женщин — начинаю плакать…

Странное дело — я в чужом номере, лежу на чужой кровати и плачу. В затуманенное слезами сознание врываются зловещие кадры: подвергнув осуждению, меня выгоняют из номера. Или сюда является мой бывший, чтобы удостовериться в том, что у нас с Мистером Жиголо все случилось. Дура, скажете вы? Накрутила себе какую-то неправдоподобную чушь и сама в нее поверила.

В одном я права — номер следует освободить. И голову тоже нужно освободить от навязчивых мыслей, вытрясти их из нее, как пыль из старого ковра. Если с номером все понятно, то с мыслями придется повременить — тело ломит, ноги не слушаются… Я шиплю и чертыхаюсь, собирая разбросанные по полу белье и одежду. Потирая поясницу, наклоняюсь за лифчиком и замираю… На полу возле журнального столика лежит записка — маленький клочок бумаги, торопливо вырванный из гостиничного блокнота.

Эльза, мне пришлось срочно уехать. Прости. Мама моей дочери попала в беду. Ты не оставила номер телефона, поэтому, прошу, позвони мне:

И цифры… Сжимая заветный клочок в руках, я сажусь на кровать, раздумывая, как поступить. Мне нужно все это? Егор и отношения после отпуска? Кручу трубку в руках, ища повод позвонить ему. Судя по времени, Егор сейчас высоко в небе, летит, чтобы спасти «мать моей дочери». Мне срочно нужен совет. Срочно! Несмотря на ранний час, звоню Снежанке.

— Виноградова, ты там с ума сбрендила? Ты время видела? Я вчера работу работала допоздна, ты не представляешь, сколько людей умирает! А вскрывать кому? Конечно, Ланской! Эй, Лизок, ты там плачешь, что-ли?