Незнакомец положил руку на край стола, настолько близко, что их руки соприкоснулись, и не торопился убирать. Вряд ли это было случайностью. Пенелопа резко отдернула руку — ощущение чужой ласки было весьма неприятным.

— Захватывающе, — сказала она, незаметно отодвигаясь от нежелательного собеседника в надежде, что этого хватит для завершения разговора, и снова уставилась на колесо. Оно вращалось с такой скоростью, что черное и красное сливались воедино.

— Существует история про одного француза, который так увлекся игрой, так соблазнился колесом, что продал душу дьяволу, лишь бы вызнать его секрет.

Колесо замедляло бег, и Пенелопа снова подалась вперед, отлично понимая искушение несчастного француза. Мужчина провел пальцем по ее руке, привлекая к себе ее внимание. Пенелопу передернуло от отвращения.

— А что склонит продать душу вас?

Она не успела ни ответить, ни сказать соседу, чтобы он убрал подальше руки. Внезапно кто-то выдернул нахала с его места и швырнул на пол. Пенелопа обернулась и увидела Майкла, надвигающегося на бедолагу, а тот, как краб, отползал назад, на ноги людей, остановившихся в центре казино, чтобы понаблюдать за развертывающейся драмой.

Ее муж наклонился и схватил распростертого на полу человека за галстук, закрыв от нее своим крупным телом его лицо.

— Ты больше никогда в жизни не прикоснешься к этой леди! — прорычал муж, грозно поднимая кулак.

— Черт тебя побери, Борн, — задушенным голосом ответил тот, схватив Майкла за запястья. — Прекрати! Она всего лишь...

Рука Майкла стиснула горло наглеца.

— Закончи фразу, Денсмор, и доставь мне удовольствие перекрыть тебе кислород, — произнес он негромко, низко склонившись над своей жертвой. — Если я увижу или услышу, что ты притронулся хоть к одной женщине в этом клубе, ты потеряешь не только членство. Ты меня понял?

— Да.

— Повтори. — Судя по его виду, он и впрямь был готов убить, и Пенелопа вспомнила рассказ Уорт.

— Да. Да, я понял!

Майкл снова швырнул его на пол и повернулся к Пенелопе. Та инстинктивно запахнула плащ. Он схватил жену за руку, затащил в нишу, освещенную слишком плохо, чтобы кто-нибудь ее разглядел, и встал перед ней, закрывая от любопытных глаз.

— А ты? — прошипел он, не скрывая бешенства. — Какого черта ты тут делаешь?

Она решительно ответила на его взгляд. Он ее не запугает! Пора сыграть свою роль — маркизы, вышедшей на поиски приключений.

— Я отлично проводила время, пока ты не появился и не устроил сцену.

На его щеке дернулся мускул, пальцы стиснули запястья.

— Я устроил сцену? Да в этом зале находится половина Лондона, и ты думаешь, твой дурацкий шелковый плащ скроет тебя от них?

Пенелопа попыталась вырвать руки, но он ее не отпускал.

— Никто меня не заметил! — Борн толкнул ее ближе к стене, дальше в темноту. — И никто меня не узнал. Теперь, конечно, все гадают, кто я такая.

— Скорее всего они и так знают. — Он жестко рассмеялся. — Я узнал тебя сразу же, как только увидел, глупая ты женщина.

Узнал? Пенелопа подавила всплеск удовольствия и расправила плечи, отказываясь отступать. Около ниши появился рулеточный крупье.

— Борн.

Майкл кинул через плечо взгляд, который мог бы остановить целую армию.

— Не сейчас!

— Ну, допустим, я оказалась на виду у половины Лондона, как ты поспешил отметить, а что еще плохого могло случиться? — спросила она.

— Давай подумаем, — ответил он голосом, полным сарказма. — Тебя могли похитить, жестоко с тобой обращаться, разоблачить...

Пенелопа застыла.

— И чем это отличается от того, как со мной обращаешься ты? — прошипела она так тихо, что ее мог услышать только он, и понимая, что он уже на грани.

Его глаза вспыхнули гневом.

— Это совершенно другое дело. И если ты не понимаешь...

— О, прошу тебя. Не делай вид, что ты хоть чуть-чуть беспокоишься обо мне или моем счастье. Это была бы та же самая камера, только с другим тюремщиком.

Он стиснул зубы.

— Три минуты наедине с этой свиньей Денсмором, и ты бы поняла, что по сравнению с прочими негодяями я практически святой. Я тебе говорил, чтобы ты тут не появлялась. Без меня.

— Мне надоело слушать, что делать можно, а чего нельзя.

Пенелопа сделала глубокий вдох, не понимая, откуда вдруг взялась такая храбрость, но надеясь, что она ее не подведет, потому что Майкл выглядел очень, очень взбешенным.

И очень растрепанным. Галстук весь помялся, сюртук сидел криво, одна манжета спряталась под рукавом.

Это ненормально. Во всяком случае, для Майкла.

— Что с тобой случилось? — спросила она.

— Борн.

Когда крупье в третий раз назвал его по имени, Майкл резко обернулся.

— Черт вас всех возьми! Что еще такое?

— Леди.

— И что с ней?

Пенелопа выглянула из-под его руки, натянув пониже капюшон, чтобы остаться неузнанной. Крупье приподнял брови, неуверенно улыбнувшись им обоим.

— Она выиграла.

Короткая пауза, затем Борн спросил:

— Что ты сказал?

Крупье не сумел скрыть своего удивления.

— Номер двадцать три. Выигрыш на номер.

Взгляд Майкла метнулся к столу и к колесу.

— Выиграла?

У Пенелопы округлились глаза.

— Я выиграла?

Крупье глуповато улыбнулся ей:

— Да.

— Отправь ее выигрыш наверх, в наш люкс. — Не теряя больше ни секунды, Майкл провел ее в хорошо охраняемую дверь рядом.

Пока они поднимались по длинной темной лестнице, Пенелопа собирала все свое мужество, готовясь дать ему отпор. Но для начала требовалось не отстать. Он крепко держал ее за руку и даже не собирался отпускать, протащил по длинному коридору и, наконец, втащил в большую комнату. Тут было бы совсем темно, если бы не свет главного зала казино, лившийся сквозь стену из витражного стекла в дальнем конце помещения. Он окрашивал комнату в мозаику разных цветов.

— Это великолепно, — прошептала Пенелопа, не замечая, что Борн запер двери. — Снизу вообще непонятно, что за стеклом что-то есть.

Он скрестил руки на могучей груди. Ткань сюртука на мускулистых руках натянулась.

— Я уволю кучера, который привез тебя сюда.

— Это невозможно. Я приехала в наемном экипаже. — Пенелопа не сумела скрыть ликование в голосе.

— Если тебе помог Томми, я получу огромное удовольствие, уничтожая его.

Пенелопа вздернула подбородок.

— Вот мы и пришли к чему нужно.

— Ты больше не будешь с ним видеться.

На этот раз она не обратила внимания на то, что он нависает над ней в темноте и явно разозлен. Она и сама на него злилась.

— Я совсем не уверена, что выполню этот приказ.

— Выполнишь. — Он подтолкнул Пенелопу к двери. — Увидишься с ним еще раз, и я его погублю. И пусть это будет на твоей совести.

Именно этого Пенелопа и ждала.

— Мне было сказано, что ты в любом случае намерен его погубить. — Борн не стал отрицать, и ее охватило страшное разочарование. Она покачала головой. — Поразительно, что я по-прежнему верю в то хорошее, что сохранилось в тебе, хотя ты изо всех сил доказываешь мне обратное. — Она вывернулась из его рук, снова подошла к окну и уставилась вниз. — Ты бессердечен.

— Лучше тебе понять это сейчас, пока наш брак еще не слишком затянулся.

Пенелопа резко повернулась к нему, придя в бешенство от того, как бесчувственно он говорит об их жизни. О ее жизни.

— Возможно, наш бутафорский брак в любом случае не будет долгим.

— И что это значит?

Пенелопа коротко безрадостно рассмеялась.

— Только то, что тебя он нисколько не заботит.

— Твой драгоценный Томми предложил тебе бежать с ним, верно? — На этот раз промолчала Пенелопа. Пусть думает что хочет. Он подошел ближе. — И ты собралась уехать, Пенелопа? Разрушить наш брак и свою репутацию, и репутацию сестер одним-единственным эгоистичным поступком?

Она не сдержалась.

— Это я эгоистична? — Пенелопа засмеялась и прошла мимо него к двери. — Забавно, что это сказал ты — эгоист до такой степени, что готов погубить своего друга и заставить собственную жену служить своим личным целям.

Она взялась за дверную ручку, но ахнула, потому что из темноты метнулась его рука и сомкнулась у нее на запястье.

— Ты не уйдешь, пока мы недоговорим. Пока не дашь мне слово, что будешь держаться подальше от Томми Оллеса.

Разумеется, она не собиралась уезжать с Томми, но решила, что не доставит Борну такого удовольствия и не признается в этом.

— Почему? Разве тебе не станет легче, если я с ним уеду? Сможешь отомстить и получить свободу одним махом.

— Ты моя.

— Ты психически неустойчив! — вспылила она.

— Возможно. Но при этом я твой муж, и лучше бы тебе об этом помнить. И о том, что ты обещала повиноваться мне.

Пенелопа снова горько усмехнулась:

— Всякий раз, как ты прикасаешься ко мне, когда проявляешь хоть малейший интерес, это только ради твоей выгоды. Твоей цели. Твоей мести, участницей которой я быть не желаю. И никогда ради меня.

— Нет? — Вопрос сочился сарказмом. — А мне показалось, тебе нравятся мои прикосновения.

— Конечно, нравятся. Ты сделал все возможное, чтобы в эти мгновения я последовала за тобой сквозь пламя. Ты использовал свою очевидную... — она помолчала, махнув рукой в его сторону... — удаль в постели, чтобы способствовать своим целям. — Теперь слова срывались с ее губ быстро и яростно. — И получилось просто замечательно. Признаюсь, я впечатлена. И твоей умной стратегией, и безупречным исполнением. Но наслаждение скоротечно, лорд Борн, — настолько скоротечно, что не стоит боли от понимания, что тебя используют. — Она снова взялась за дверную ручку, стремясь скорее покинуть комнату. И его. — Прости, если мне больше не хочется бросить все и вспоминать мои обеты после того, как ты так злоупотребил своими.

— Ты думаешь, это заставит меня поступить по-другому с твоим драгоценным Томми?

— Я не позволю тебе сделать ему больно!

— У тебя нет выбора. Твой дорогой Томми будет уничтожен вместе с отцом. Я поклялся отомстить девять лет назад, и никто не встанет у меня на пути. А ты будешь благодарить Господа за то, что не вышла за него, иначе я бы сровнял с землей и тебя.

Пенелопа прищурилась.

— Если ты погубишь Томми, клянусь, я буду жалеть о каждой минуте нашего с тобой супружества.

Он рассмеялся, но в этом смехе не слышалось веселья.

— Полагаю, ты уже на этом пути, милая.

Пенелопа покачала головой:

— Послушай меня. Эта твоя бессмысленная вендетта — если ты доведешь ее до конца, — она докажет, что все, чем ты когда-то был, все хорошее в тебе... оно исчезло.

Он не шелохнулся. Даже не показал, что услышал ее. Ему наплевать. И на Томми, и на нее, и на их прошлое, и открывшаяся Пенелопе истина заставила заныть сердце. Она уже не могла сдержаться.

— Ты бросил меня. — Она толкнула его в грудь изо всех сил, вложив в толчок весь свой гнев. — А мне так тебя не хватало! И до сих пор не хватает, будь ты проклят.

Пенелопа ждала там, в темноте, что он скажет что-нибудь. Хоть что-то.

Попросит прощения.

Скажет, что тоже по ней скучал.

Прошла минута. Две. Больше.

Поняв, что он ничего не собирается говорить, Пенелопа кинулась к двери, распахнула ее раньше, чем он успел шевельнуться, но его рука метнулась вперед, схватила ее за плечо, и дверь снова захлопнулась. Она дергала ручку, но он удерживал дверь одной своей широкой ладонью.

— Ты бесчеловечен. Выпусти меня!

— Нет. Нет, пока мы не покончим с этим. Я больше не тот мальчик.

Она коротко безрадостно засмеялась.

— Догадываюсь.

— И не Томми.

— Это я тоже знаю.

Он притронулся к ее шее, провел пальцами по напрягшимся мышцам, и Пенелопа знала, что он чувствует, как лихорадочно бьется ее пульс.

— Думаешь, я по тебе не скучал? — Она застыла, услышав это, и прерывисто задышала, отчаянно желая, чтобы он продолжал. — Думаешь, не скучал по всему, связанному с тобой? По всему, что ты олицетворяла?

Он прижался к ней, тепло задышал в висок. Пенелопа закрыла глаза. Как они обрели себя тут, в этой комнате, где он так мрачен и так сломлен?

— Думаешь, не хотел вернуться домой? — Голос его был хриплым от обуревавших его чувств. — Но у меня не было дома, куда я мог вернуться. Там никого не осталось.

— Ты ошибаешься, — возразила Пенелопа. — Там была я. Я была там... и я была... — Одинока. Она сглотнула. — Я там была.

— Нет. — Слово упало жестко и скрипуче. — Лэнгфорд отнял все. И того мальчика... того, которого тебе не хватало... он отнял и его.