Сара Маклейн - Распутник

— Какая жалость — еще нет! — поддразнила ее Пенелопа, делая вид, что не замечает неуютной близости Майкла. — И что за искрометные сплетни вы там вычитали?

— Весь Лондон завидует вашему великолепному, невероятно романтичному браку! — воскликнула Оливия.

Потребовалось какое-то время, чтобы сказанное до нее дошло.

— А мы и не знали, что вы встретились на День святого Стефана, Пенелопа, — упрекнула ее Оливия. — Не знали даже, что лорд Борн приезжал на Рождество в Суррей!

Пиппа с очень серьезным видом встретилась взглядами с Пенелопой.

— Нет, мы не знали.

Пиппа вовсе не была дурочкой, но Пенелопа заставила себя улыбнуться.

— Прочти, Пиппа! — потребовала Оливия.

Самая младшая Марбери поправила на переносице очки и подняла газету.

— Конец января редко бывает, урожайным на сплетни, но в этом году у нас есть особенно заманчивая новость — возвращение маркиза Борна! — Она подняла глаза на Майкла. — Это вы, милорд.

— Подозреваю, он об этом знает, — заметила Оливия.

Не обращая внимания на сестру, Пиппа продолжила:

— Разумеется, наши проницательные читатели уже слышали, что маркиз нашел себе жену. — Пиппа посмотрела на Пенелопу, но прежде, чем успела что-то сказать, Оливия застонала и выхватила у нее из рук газету.

— Отлично. Я сама прочитаю. Говорят, лорд и леди Борн так поглощены друг другом, что их редко видят по отдельности. О, и восхитительное дополнение! Похоже, что лорд Борн не может оторвать от жены не только глаз... но и рук, и губ! Причем на людях! Как это чудесно!

— Последнее предложение — комментарий Оливии, — вставила Пиппа.

— ...и мы можем только надеяться, что появление завершающего дуэта барышень Марбери...

Филиппа поправила очки и сказала:

— Это мы.

— ...будет достаточно волнующим, чтобы мы не замерзли в эти холодные дни. Ну разве это не самая сладострастная статья на свете? — спросила Оливия, а Пенелопа с трудом подавила желание разорвать нелепую газетную статейку на мелкие кусочки. Ей даже в голову не приходило, что сестры тоже не знают правду.

Что их брак — подделка.

Борн обнял ее за талию. Сестры проводили взглядами его руку, то, как она скользнула, теплая и уверенная, по ее телу и улеглась на изгиб бедра так, словно тут ей самое место. Словно ему тут самое место.

Словно место Пенелопы рядом с ним.

Она отошла в сторону, и его рука соскользнула.

Пусть она согласилась врать половине христианского мира, но сестрам она врать не будет!

Пенелопа открыла рот, чтобы опровергнуть все, написанное в статье, и рассказать им правду.

И закрыла его.

А Майкл уже вел свои сладкие речи:

— Из-за появления этой статьи вам потребуется защита от наплыва кавалеров, которые наверняка сразу нахлынут.

— Вы должны пойти с нами! — воскликнула Оливия, и Пенелопе захотелось завизжать, так легко сестры играли ему на руку.

Его взгляд метнулся к ней, и ей отчаянно захотелось, чтобы он отказался, чтобы вспомнил, что она сказала ему наверху.

— Боюсь, я не смогу.

Пенелопе следовало бы обрадоваться, но когда дело касалось ее мужа, все слишком часто переворачивалось вверх ногами, и она вдруг поймала себя на том, что его уважительное отношение к ее просьбе так приятно ее удивило, что ей внезапно захотелось, чтобы он согласился. Разумеется, это просто смехотворно.

Мужчины все-таки страшно раздражают.

Особенно ее муж.

— О, пожалуйста, — настаивала Оливия, — будет так чудесно познакомиться наконец с нашим новым братом.

Пиппа тоже не промолчала:

— В самом деле. Вы поженились так быстро... мы просто не успели заново с вами познакомиться.

Взгляд Пенелопы метнулся к сестрам. Что-то тут не так. Пиппа знает. Просто не может не знать.

Борн снова покачал головой:

— Прошу прощения, леди, но у меня даже коньков нет.

— У нас есть лишняя пара в карете, — сказала Оливия. — Теперь у вас просто нет причин отказываться.

У Пенелопы мгновенно вспыхнули подозрения.

— Зачем это вам понадобилась лишняя пара коньков?

Оливия счастливо улыбнулась:

— Никогда не знаешь, когда встретишься с кем-то, кто тоже захочет покататься.

Пенелопа обратила удивленный взгляд на Майкла. Похоже, тот с трудом сдерживал ответную улыбку. Она вскинула бровь, когда он произнес:

— Превосходная мысль. Похоже, у меня просто нет другого выбора, как только стать вашей дуэньей. И признаюсь, я с радостью снова покатаюсь на коньках со своей женой. Мы не делали этого так давно!

Ложь.

Он не помнит, как они катались на коньках в детстве. Он фактически признался в этом там, наверху.

Пенелопа боялась, что не выдержит этой прогулки со всеми ними, когда он будет постоянно прикасаться к ней, спрашивать, как она себя чувствует, дразнить ее, искушать ее.

Только не после прошлой ночи, когда она смогла быть такой сильной. Такой уверенной в себе.

В том, чего хочет.

А сейчас, днем, она вряд ли сможет противостоять этому доброму, кроткому Майклу. Чудеса, да и только.

И это по-настоящему плохо.

«Дорогой М.!

Теперь ты уже наверняка слышал новости, где бы ты ни находился. Я погибла. Герцог сделал все, что мог, чтобы избавить меня от позора, но это Лондон, и подобные попытки, разумеется, тщетны. Он женился в течение недели — брак по любви, ни больше ни меньше. Мама (что неудивительно) просто вне себя, воет и стонет, как хор плакальщиц.

Плохо ли, что я чувствую себя так, будто с меня сняли какую-то тяжесть? Вероятно.

Жать, что тебя тут нет. Ты бы знал, что сказать.

Без подписи.

Долби-Хаус, ноябрь 1823 года».

Письмо не отослано.

Пенелопа сидела на деревянной скамье и смотрела на замерзший Серпентайн, где собралась чуть не половина Лондона. Необычно холодная зима привела к тому, что небольшое озеро покрылось толстейшим льдом, какого не было уже десятилетие, и на нем толпились люди, жаждавшие провести день, катаясь на коньках.

От бдительных глаз общества скрыться некуда.

Выгрузившись из кареты, их отряд конькобежцев поднялся на холм, плавно спускающийся к озеру Серпентайн. Они по очереди садились на скамью, чтобы прикрепить стальные с деревом лезвия к подошвам обуви. Пенелопа оттягивала свою очередь как можно дольше, остро осознавая, что катание на коньках с Майклом превратится в настоящее испытание, поскольку он наверняка воспользуется шансом продемонстрировать всему Лондону, как сильно они любят друг друга.

В сотый раз она прокляла этот нелепый фарс, глядя вслед сестрам, рука об руку спускающимся вниз с холма, и снова напомнила себе о главной цели, ради которой идет на такие душевные терзания.

Занятая своими мыслями, она никак не могла прицепить лезвия коньков на обувь, и после третьей попытки Майкл отбросил собственные коньки, присел перед ней на корточки и взял ее за щиколотку раньше, чем она успела что-нибудь сообразить. Пенелопа отдернула ногу, он потерял равновесие, чуть не упал на спину и едва удержался, упершись руками в снег и привлекая к себе внимание группки молодых женщин, стоявших неподалеку.

— Что это ты делаешь? — прошипела Пенелопа, наклонившись вперед. Ей совсем не хотелось устраивать публичную сцену.

Он поднял на нее глаза, полные фальшивой невинности, и просто ответил:

— Помогаю тебе надеть коньки.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи!

Она отлично сама наденет эти чертовы коньки.

— Спасибо, не надо. — Пенелопа торопливо нацепила на ботинки хитроумное изобретение, тщательно затянула ремешки и проверила, правильно ли все сидит. — Вот!

И увидела, что Майкл смотрит на нее каким-то странным, непонятным взглядом.

— Отлично.

Он встал и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

— По крайней мере это ты мне сделать позволишь, Пенелопа? — прошептал он.

Перед такой мягкой просьбой она не устояла и вложила свою руку в его.

Майкл помог ей встать и придержал, пока она, пошатываясь, приноравливалась к конькам.

— Я помню, ты никогда не умела ходить на коньках так же хорошо, как кататься.

Пенелопа моргнула, едва не упала и вцепилась ему в руку, пытаясь обрести равновесие.

— Ты же сказал, что ничего не помнишь!

— Нет, — отозвался он негромко, поддерживая ее, пока они спускались с холма к озеру. — Это ты сказала, что я не помню.

— А ты, значит, помнишь?

Уголок его рта приподнялся в грустной усмешке.

— Ты поразишься, узнав, сколько всего я помню.

В этих словах прозвучало что-то... что-то мягкое, чуждое ему, и подозрения вспыхнули снова.

— Почему ты себя так ведешь? — Он наморщил лоб. — Еще одна возможность доказать всем, что наш брак — по любви?

В его взгляде что-то промелькнуло и тут же исчезло.

— Любая возможность, чтобы подтвердить это, — негромко сказал он и посмотрел куда-то в сторону.

Пенелопа проследила за его взглядом и увидела Пиппу и Оливию. Держась за руки, они ковыляли ко льду. Любая возможность устроить браки сестер.

— Я должна пойти к ним, — сказала Пенелопа, подняв к Майклу лицо и посмотрев в его красивые карие глаза. Только сейчас она сообразила, как близко он прижал ее к себе и как благодаря плавному склону холма она оказалась почти вровень с ним. Уголок его рта подергивался.

— Твои щеки похожи на вишни. Я почти уверен, что ты покраснела. Но из-за мороза не могу сказать точно о причине.

Пенелопа не смогла сдержать улыбку, наслаждаясь этим добродушным подшучиванием и на какой-то миг совершенно забыв, что все это не взаправду.

— Как печально, что ты этого так и не узнаешь.

Он поднес ее руки к губам, перецеловал обтянутые лайковыми перчатками костяшки сначала на одной руке, потом на другой, и Пенелопа пожалела, что надела перчатки.

— Лед ждет, миледи. Я очень скоро присоединюсь к вам.

Она посмотрела поверх его плеча на многолюдный каток, туда, где на чудесном гладком льду ее сестер уже окружили светские молодые люди, и внезапно ей показалось, что стоять здесь с мужем занятие куда более волнующее, чем все, что может произойти на катке. Но увы, этого ей никто не предлагал.

Майкл помог ей спуститься на лед, Пенелопа оттолкнулась, исчезла в толпе и быстро отыскала сестер. Оливия взяла ее под руку и сказала:

— Борн просто чудесный, Пенни. Скажи, ты в восторге?

Пенелопа вздохнула, ничем не выдав истинных своих чувств.

— Превосходно! — воскликнула Оливия. — Просто отлично, Пенни! Мне кажется, этот наш зять хлеб ест не даром. Да еще и красивый, правда? О! Я вижу Луизу Холбрук!

Она неистово замахала рукой и заскользила к своей подруге через весь каток. Оставшаяся на месте Пенелопа негромко произнесла:

— Да, он красивый, — испытывая искреннюю благодарность за то, что хоть в этом ей не приходится врать.

Ее взгляд переместился на то место на холме, где они с мужем стояли всего несколько минут назад. Майкл не шевелился, внимательно глядя на нее, и у нее даже рука зачесалась, так захотелось ему помахать. Но это же будет глупо, правда?

Глупо.

Пока она размышляла, Майкл все решил за нее сам. Он поднял свою длинную руку и помахал ей.

Было бы грубо проигнорировать его.

И она помахала в ответ.

Он сел на скамью и начал пристегивать коньки. Пенелопа негромко вздохнула и заставила себя отвернуться, пока не наделала каких-нибудь глупостей.

— Кое-что произошло.

Сначала Пенелопе показалось, что Пиппа заметила странные отношения между ней и мужем. Чувствуя, как замельтешили в голове мысли, она повернулась к сестре.

— Ты о чем?

— Каслтон сделал мне предложение.

У Пенелопы от неожиданности широко распахнулись глаза. Она ждала, когда Пиппа объяснит ей, почему только сейчас решила поставить ее в известность, хотя они уже провели вместе немало времени. Пиппа ничего не сказала. Она спокойно скользила вперед по льду, словно они обсуждали погоду, а не ее будущее, и Пенелопа не выдержала:

— Что-то я не слышу особой радости в твоем голосе.

Пиппа наклонила голову:

— Он граф. Кажется мне довольно добродушным, не против моей нелюбви к танцам, и у него отличная конюшня.

Пенелопа бы, пожалуй; улыбнулась такой непритязательности — будто этих четырех черт характера достаточно для удачного супружества, если бы не уловила в голосе Пиппы нотку покорности судьбе.

И ей вдруг пришло в голову, что Пиппа нарочно выбрала эту минуту, чтобы сообщить старшей сестре о предложении, потому что вокруг множество народа, множество глаз и ушей — слишком много для серьезного разговора.