Финн хохочет, радостно и громко, и в уголках его глаз собрались озорные морщинки.

— Это ты точно про нее сказала. А брак — охуенно хорош.

Пока мы говорим о здоровье его отца, о том, в какие неприятности вечно влезают его братья, наконец приносят завтрак: овсянка с фруктами для меня, а яичница со всем, что только можно вообразить, для Финна. Не тратя время, он приступает к еде.

— Значит, ты частично живешь здесь, а частично на Ванкувере? — спрашиваю я.

Он кивает и берет себе кетчуп.

— По крайней мере, пока шоу не закончится.

— Кажется, это сложно.

Он пожимает плечами.

— Так и есть. Иногда.

— И как у тебя дела? Должна признаться, не ожидала увидеть Финна Робертса на телевидении.

— Я тоже. Но до сих пор все идет хорошо. Платят просто охрененно, и не смотря на жуткий головняк, это круто — делать то, что любишь, не беспокоясь о деньгах. Так что меня все устраивает, — проглотив, он запивает кофе и продолжает: — Ты уже была в магазине Оливера?

— Была. Я просто совсем ничего не понимаю в комиксах, но думаю, магазин превосходный. И выглядит именно так, как он себе его и представлял.

— Круто, да? И он никогда не пустует. Слава богу, НеДжо умнее, чем кажется, и Оллс может ненадолго оставлять на него все дела.

— Ты про Дилана? — уточняю я, и он смотрит на меня немного странно, будто не может понять, про кого я говорю. — Тот милый парень, который работает в магазине.

Финн выпрямляется и кладет вилку.

— Я понял, о ком ты, — его взгляд на мне задерживается. — «Милый»?

Пожав плечами, я отправляю ложку овсянки в рот.

— Ну, он такой, ага.

— Он тебе не подходит.

Меня смешит, когда он так напряжен и словно готов к бою.

— А ты откуда знаешь? Возможно, до этого у меня не выходило с личной жизнью, потому что я как раз не на тех смотрела?

Финн с подозрением оглядывает меня.

— Ты собралась сегодня туда?

Я помешиваю овсянку, игнорируя его тяжелый взгляд.

— Ага, после завтрака. В первый мой приход Оливера на месте не было, а я уверена, он захочет мне все так показать.

— Это да. Ну, я могу тебя проводить, если ты не против.

Я смеюсь. Он не в состоянии усмирить свой рефлекс защищающего старшего брата.

— Можно подумать, я дала бы тебе так быстро от меня уйти, — вытерев рот, я бросаю салфетку на тарелку.

— А ты когда улетаешь? — спрашивает он. — Может, до отъезда мы все вместе успеем покататься на велосипедах.

Мое сердце замирает.

— Я бы с удовольствием! А насчет отъезда — честное слово, не знаю. У меня билет с открытой датой, но для работы еще нужно будет составить резюме и портфолио. Поэтому, может, в следующие выходные? Мы сможем успеть что-нибудь организовать?

— Сто процентов, — отвечает он, выхватив у официантки счет, прежде чем она успела положить его на стол. — Теперь давай поедем в магазин, хочу полюбоваться, как Оливер распушит хвост, пока будет тебе все там показывать.


***


На выходные мы поехали на велосипедах по холмам и катались до тех пор, пока не вспотели. Оливер, Финн, Ансель и я — снова вместе покоряли дороги, с воплями неслись с холмов и подбадривали друг друга забираться вверх снова. Было куда лучше, чем раньше.

Мы стали лучше, чем были раньше.

После чего встретились с Миа, Харлоу, Лолой и Диланом в одном маленьком кафе в Алпайне и так наелись и напились пива, что мне захотелось продрыхнуть несколько дней подряд. Дилан принес для всех браслеты, которые сделал, пока присматривал за внучкой Фреда, и я надела свой, гадая, как так получилось, что этот — единственный, сделанный явно не пятилетней девочкой.

И по-прежнему… я все никак не задумывалась об отъезде. Когда пролетела неделя, я поняла, что даже не заглядывала в расписание рейсов. И каждый день искала причины зайти в магазин Оливера.

Мне нужно было зайти за ним и сходить пообедать.

Нужно принести ему обед.

Я искала Финна.

Мне нужно было одолжить зарядку для телефона.

А потом — ее вернуть.

Я оставила солнцезащитные очки на стойке — кажется, почти случайно.

Каждый раз, когда я входила, и над головой звенел колокольчик, Дилан приостанавливал дела и улыбался мне, будто я его лучший друг, и остаток смены позволял мне ходить за ним хвостиком по всему магазину.

Мы говорили о книгах, одежде, архитектуре и коровах.

А он так смотрел на меня и так улыбался, будто с мороза вышел на солнце.

Похоже на безумие, знаю, но ему так комфортно в собственном теле, что и я начинала чувствовать себя так же.


***


Сегодня вторник.

Это уже второй вторник с момента моего приезда, а приехала я в четверг.

— Так ты тут уже работаешь, или как? — интересуется Оливер, положив перед собой стопку комиксов.

Я отрываюсь от чтения «Танкистки», которую мне дал почитать Дилан, чтобы я оценила «все нюансы характера ее героини», и мы потом бы обсудили, когда он вернется. Я и не знала, что в комиксах бывают нюансы характеров героев.

Оливер ждет, но ответить мне нечего.

— Честно говоря, я и сама не понимаю, что тут делаю, Оллс.

Он молча улыбается, и понимаю, что отчетливо видит в моих глазах следующий вопрос: «Какого хрена вообще происходит?» — но решает не наседать.

— Вообще-то, я не против, — уверяет он. — В присутствии тебя и Лолы дела идут гораздо лучше.

Отложив книгу, я оглядываюсь по сторонам.

— Мне тут нравится. И нравится… быть тут с тобой целый день.

Оливер со смехом обходит стойку и перебирает почту.

— Ну да.

— А что?

— Это мило, конечно, но думаешь, я поверю, что ты тут ради меня?

— Ты о чем? — не особенно убедительно спрашиваю я.

— Ты все свое время проводишь вон с этим, — он показывает на Дилана, снимающего верхнюю коробку с большой стопки. — Когда я пришел вчера сюда, ты меня даже не заметила. Вы сидели рядом, смотрели что-то в его телефоне и смеялись.

— С ним весело, — опустив взгляд, я подергала выбившуюся ниточку на своем свитере. — Никогда раньше я не встречала таких, как он. Мы можем обсуждать самые странные вещи, а он умудряется превратить это в увлекательный разговор. Он на многое смотрит по-другому.

Оливер фыркает.

— Да уж.

— Я серьезно, — я беру из стопки один конверт. — Вот про этот конверт мы с тобой скажем только то, что он голубой и что это собственно конверт. А Дилан рассказал бы историю о том, как он в детстве ездил на бумажную фабрику, и что там использовали специальный краситель, чтобы получился именно этот оттенок голубого. Что перья такого же цвета бывают у голубей, они водятся в Гималаях, или где-нибудь еще, и что ощущение текстуры этой бумаги и этот голубой цвет мысленно возвращает его туда. В смысле, на бумажную фабрику, а не на Гималаи, — уточняю я.

— Он тебе, наверное, еще наболтает, как порезался бумагой, когда однажды закрывал какой-нибудь конверт своим членом, — добавил Оливер. — И понаблюдав за вами в эти дни, предположу, что ты после этого рассмеешься и спросишь разве что, какого цвета был тот конверт.

Вернув конверт в стопку, я снова оглядываю магазин. Да, наверное, я бы так и сделала, просто чтобы он не переставал рассказывать.

Скрестив руки на груди, Оливер прислоняется к стойке.

— Он тебе нравится.

Я обдумываю это, наблюдая, как играют мышцы спины Дилана, когда он тянется за другой коробкой, и как футболка обтягивает его торс. Внешне он противоположен моему любимому типажу мужчин — хоть и красив, но слишком небрежен. Но у него большое сердце, а интеллект, кажется, еще больше.

— Возможно, — отвечаю я. — Это плохо?

Шагнув ко мне, Оливер обнимает меня за плечи.

— Ни в коем случае.

— Но, наверное, ко мне он относится не так, — прикусив нижнюю губу, продолжаю я. Словно выбрав момент, Дилан возвращается в переднюю часть магазина и, улыбнувшись мне, поднимает разрезанные коробки, чтобы отнести их а подсобку. Присвистнув, он кричит:

— Просто несу пару коробок, нет-нет, не обращай на меня внимания, милая Перри…

Оливер смеется и качает головой.

— Скажем так, я думаю, ты не угадала. Вот прямо совсем.

Глава 7

НеДжо


В эту пятницу все будто вымерли, и я удивлен, что никого не нужно выгонять, чтобы закрыть магазин.

Я достаю из кармана ключи, позвенев ими немного.

В читальном уголке сидит только Перри, уткнувшись в «Нимону».

Это отличный комикс, и читается легко, поэтому она никак не могла оказаться в первой трети книги, даже с ее уровнем английского.

Она тянет время.

— Ну привет, — усевшись рядом с ней на диване, говорю я.

Перри отрывается от чтения и, откинув голову на спинку, смотрит на меня спокойным пристальным взглядом.

— Привет.

Последние полторы недели прошли… в напряжении.

Она часто и подолгу была здесь, по большей части разговаривала со мной. И меня не покидало странное чувство, будто в ее лице у меня появился новый таинственный лучший друг, и я не совсем уверен, за какие это мне заслуги.

Ни слова протеста с моей стороны, прошу заметить. Я просто пиздец как восхищен. Но в то же время я знаю, что скоро она возвращается во Францию, и не имеет значения, насколько приятно мне с ней может быть, я все же побаиваюсь, как будет ощущаться воспоминание об этом мимолетном знакомстве после ее отъезда.

— Я скоро закрываюсь, — говорю я ей.

Она еле заметно пожимает одним плечом.

— Да, думаю, пора.

Между нами повисла пауза — тяжелая и почти физически ощутимая.

Боже… Да и нахуй.

— Хочешь, поедем ко мне? — предлагаю я.

Надо же, я не споткнулся на полуслове, и мой пульс даже не участился. Я просто хочу это. Хочу ее. Хочу побольше времени с ней, хочу, чтобы она была со мной у меня дома, ужинала, что-нибудь смотрела, что угодно делала или даже просто ничего не говорила.

Кивнув, она с приятным хлопком закрывает книгу и, встав, несет ее обратно на полку.

На ней сегодня джинсы, туфли на высоких каблуках и футболка с огромным коралловым цветком, но ощущение, будто на ней ничего нет. И я не про то, что она как-то непристойно выглядит — вовсе нет, — а просто ей комфортно в своем теле. И она что угодно так носит — непринужденно.

Когда Перри возвращается ко мне, я беру ее за руку. И тут же вспоминаю, какая мягкая и прохладная у нее кожа. И да, снова: я понятия не имею, почему это сделал — просто почувствовал, что так правильно. Судя по всему, она тоже… или просто не хочет меня обижать.

Чутье побуждает меня удостовериться.

— Можно? — спрашиваю я и ослабляю хватку.

Но она хватает мою руку сильнее и тянет меня к двери.

— Пойдем. Я голодная.

На улице она ненадолго останавливается, чтобы я свободной рукой закрыл магазин. Я чувствую на себе ее взгляд. Чувствую ее прикованное ко мне внимание, которое прерывается, только когда от порыва ветра волосы закрывают ее лицо, и она убирает их за ухо.

Ее волосы как медь. Гладкие и тонкие. С металлическим оттенком, поблескивающим в свете летнего садящегося солнца.

— Ты сегодня тихий, — замечает она.

— Просто не съел банан на завтрак, — отвечаю я. — Дома оказался всего один, уже коричневый и жуткий, так что если честно, у меня было куча всего сказать, когда я увидел его с утра пораньше.

Перри кивает, будто все это ей понятно, хотя мы оба знаем — да вся планета давно знает — что я просто спонтанно несу всякую хрень, которая так же спонтанно возникает у меня в голове.

— В бананах, между прочим, много калия, — говорит она, и я взвываю от хохота, поскольку что-то вроде такого же нелепого бреда я бы и сказал.

— Вот именно.

Мы снова на какое-то время замолкаем, и она наклоняет голову.

— Почему мне с тобой так комфортно?

Предполагаю, она действительно хочет знать ответ; Перри редко задает риторические вопросы.

Так что я пожимаю плечами.

— Может, потому что понимаешь, что нравишься мне, хотя я тебя еще не очень хорошо знаю? Мне кажется, между нами все становится еще лучше, когда ты рядом со мной.

— У тебя есть девушка?

— Я бы не стал держать тебя за руку, будь у меня девушка.

Теперь ее черед пожимать плечами.

— Не знаю. Просто тебе, кажется, нравится держаться за руки. Вот я и решила спросить.

Мать вашу, да, я понимаю, о чем она.

— Тогда я рад, что ты спросила.