Кейси Уэст - Расстояние между нами

– И чем ты хочешь заниматься? – спрашивает он.

– Пока не знаю. Мне нравится наука, но что мне с ней делать? – Если бы я это знала, то думала бы, что у меня есть выбор. – Почему ты?

– Почему я?

– Почему ты должен наследовать семейный бизнес? Почему не братья?

– Потому что я ни в чем не отличился. Нет склонности к чему-то определенному. Вот папа и выбрал меня. Он говорит, что я силен во многих областях, и это значит, я должен быть лицом бизнеса. Поэтому они отправили меня в реальный мир.

– Какой бизнес у твоей семьи?

Он наклоняет голову, будто пытается определить, всерьез ли я спрашиваю.

– «Конец дороги».

Я пытаюсь понять, что это значит.

– Вам принадлежит отель?

– Что-то типа того.

– Что значит «что-то типа того»? Либо принадлежит, либо нет.

– Их пять сотен.

– Ясно.

– Это сеть.

– А… – Вот теперь я поняла. – Они все принадлежат вам?… – Офигеть! Этот парень не просто богат, он БОГАТ. Все мое тело напрягается.

– Да. И меня готовят к тому, что однажды они станут моими. Все как у тебя.

Все как у меня.

– Да, мы очень похожи, прям один в один. – К этому моменту мы доходим до школы. Так вот почему он стал тусоваться со мной? Мне хочется сказать ему, что он ошибается, если думает, будто наши ситуации чем-то похожи. Но я не могу заставить себя это озвучить. И не знаю, пытаюсь я пощадить его чувства или свои. – Увидимся… – В этот раз я ухожу первой и без оглядки.

Впервые за все время, что я себя помню, в магазин приходят сразу два покупателя, и оба нуждаются в консультации.

Я не особо лажу с детьми – вероятно, именно поэтому во время вечеринок я отправляюсь раскрашивать глаза, – так что мама, даже не обсудив это со мной, идет к женщине с маленькой дочкой, а мне достается дама в возрасте.

– Добрый день. Вам чем-нибудь помочь?

– Да. Я была у вас несколько месяцев назад – а может, с полгода, точно не помню – и увидела здесь куклу.

Видимо, продолжать она не собирается, поэтому я говорю:

– Придется с этим разобраться. Нам не по душе, когда в магазин заходят куклы.

У нее вырывается робкий смешок. Может, даже нервный.

– Знаю, нужно больше подробностей. – Она идет вдоль стены, пристально разглядывая каждую куклу.

Я следую за ней.

– Если сможете ее описать, я проведу опознание подозреваемых.

– Темные волнистые волосы, ямочка на левой щеке.

Женщина явно описывает себя. Многие влюбляются в кукол, похожих на них самих. Поэтому я внимательно рассматриваю женщину и пытаюсь определить, какая из наших кукол может быть похожа на нее.

– Тина, – наконец объявляю я. – Она сидела?

– Да. – Женщина широко улыбается. – Да, кажется, ее звали Тина.

– Она должна быть здесь. Сейчас гляну. – Иду в угол магазина, где последний раз видела Тину, но ее там нет. – Пойду посмотрю на складе. – Мы почти всегда снова заказываем тех же кукол, что у нас уже купили.

Боковая стена склада занята полками, на которых стоят огромные коробки с куклами, отчего помещение немного похоже на склеп. На каждой коробке написано имя. На средней полке замечаю «Тину». Подтаскиваю лестницу и достаю коробку, которая кажется слишком легкой.

И только на полу, порывшись в упаковочном материале, я понимаю, что куклы нет. Странно. Пару секунд я в недоумении рассматриваю пустую коробку, а затем возвращаюсь в торговый зал и перебиваю маму на полуслове:

– Простите. Мам, можно тебя на минутку?

Она поднимает палец, прося меня чуть подождать, заканчивает разговор с клиенткой и идет со мной за стойку с кассой:

– Что случилось?

– Я пошла взять Тину со склада, но, похоже, ее похитили.

– Ох да, извини. Я недавно продала ее и, должно быть, забыла положить в ящик карточку с ее именем.

– А, понятно. Просто я испугалась. Скажу клиентке, что мы можем ее заказать. – Я направляюсь было к покупательнице, но мама тихо окликает меня:– Кайман.

– Да?

– Может, сначала попробуешь продать то, что у нас есть, прежде чем заказывать еще одну куклу?

Я киваю. Конечно. Теперь все встало на свои места. Мама хочет сначала продать то, что есть, и только потом делать новый заказ. Хорошая идея выбраться из долговой ямы. Мне становится намного легче от мысли, что она знает, как убрать красное число из бухгалтерской книги.

– Извините, – говорю я своей клиентке. – Тина уже нашла себе дом, но у нас есть куклы, которые очень на нее похожи. Давайте я покажу вам свою любимую. – Любимая – понятие относительное, просто мне эта кукла кажется наименее неприятной.

Однако женщина не клюнула на приманку. Я показала ей пять похожих на Тину кукол, но каждый раз она расстраивалась только сильнее. Голос ее начинает дрожать, уголки рта опускаются вниз.

– Я хочу именно Тину. Может, ее можно как-то заказать? У вас есть каталог?

Мама прощается со своей клиенткой и присоединяется к нам:

– Я могу вам чем-то помочь?

– У вас была кукла, которая мне понравилась, но ее купили.

– Тина, – напоминаю я маме.

– Кайман показала вам других кукол?

– Да, но они мне не нравятся.

– В Тине есть что-то особенное?

– Да. Когда я была маленькой, папа купил мне куклу. Я подросла, и куклу отдали, а потом я потеряла папу. Когда несколько месяцев назад я увидела Тину, то едва поверила своим глазам, она так похожа на мою куклу. Тогда я ее не купила, но так и не смогла забыть. Я просто хочу эту куклу. – С ее ресниц срываются несколько слезинок, и она поспешно их вытирает.

Я смущенно отвожу взгляд. А может, дело вовсе не в смущении. Может, я ревную: надо же, у кого-то такая сильная связь с отцом, что даже после его смерти одна лишь мысль о нем вызывает бурю эмоций. Когда я думаю о своем отце, то ощущаю лишь пустоту.

Мама легко поглаживает покупательницу по руке:

– Я прекрасно вас понимаю.

Но так ли это? Ведь ее отец от нее отрекся. Думает ли она об этом, пока успокаивает женщину? Думает ли она об этом вообще? Или она, как и я, пытается затолкнуть свои истинные чувства в самый дальний уголок сознания в надежде, что никогда снова их не испытает, особенно в присутствии посторонних?

– Примите мои соболезнования, – продолжает мама. – Порой даже незначительные мелочи могут вернуть нам особенные воспоминания. – Она указывает на меня: – Кайман иногда слишком увлекается, но мы можем заказать вам эту куклу. Возможно, мы вам даже сделаем специальную скидку.

Вот так меня превратили в козла отпущения. Но я это переживу. Меня волнует то, что мама опять не думает о наших финансовых проблемах. Закрылся бы наш магазин, если бы я не позволяла ей делать слишком много скидок покупателям, следила, чтобы маленькие девочки не выбирали слишком много одежды для кукол?…

– Конечно, – говорю я. – Давайте я покажу вам каталог, чтобы убедиться, что мы говорим об одной и той же кукле. – Я показываю клиентке дорогу. – За заказ мы берем предоплату. – Меньше всего нам нужно, чтобы женщина не пришла за заказанной куклой.

Когда покупательница уходит, мама поворачивается ко мне:

– Кайман.

– Что?

– Поверить не могу, что ты провела с клиенткой добрых полчаса и не выяснила, почему она хотела эту куклу. Кайман, мы заботимся о людях. Я повидала слишком много людей, которые заботятся только о себе, чтобы воспитать дочь, которая не думает о других, пусть даже и о незнакомцах.

Я поняла, что таким образом она пыталась оскорбить моего отца, но подобные обобщения меня страшно раздражают. Возможно ли, что деньги не имели никакого отношения к поведению тех ужасных богатых людей, от которых она так пострадала?

– Ты попросила меня предложить ей купить куклу, которая уже есть в наличии.

– Но не в ущерб же ее чувствам.

– В отличие от кукол, чувства ничего не стоят.

Мама слабо улыбается, а потом проводит рукой по моей щеке:

– Чувства, дорогая моя дочь, самое ценное, что есть в мире. Надеюсь, однажды ты это поймешь.

И такое отношение приведет нас к банкротству.

Позже, уже в своей комнате, я вновь и вновь проговариваю эту фразу в голове. «Чувства – самое ценное, что есть в мире». Что это значит? Нет, я понимаю смысл этой фразы, но что она значит для мамы? Она говорит о моем отце? Или о своем собственном?

С верхней полки шкафа достаю блокнот под названием «Донор органов», нахожу пустую страничку и записываю мамино высказывание. В этом блокноте хранится вся имеющаяся у меня информация об отце. Вообще-то, я многое о нем знаю: его имя, где он живет, даже как он выглядит. Из любопытства я искала информацию о нем в Интернете. Он работает в Нью-Йорке, в какой-то юридической фирме. Да, я многое о нем знаю, но это не значит, что я знаю его. Так вот, в этом блокноте я записываю все, что мама говорит о моем отце. Информации немного. Она познакомилась с ним в молодости, и у них был короткий роман. Иногда мне становится интересно, знала ли мама его вообще. Она редко могла ответить на мои вопросы, поэтому я в конце концов перестала спрашивать. Но бывает, она произносит что-то мимоходом, и мне хочется это запомнить. Ведь, возможно, это поможет мне узнать… его? Себя?

Даже мысли об этом злят меня. Как будто мне нужно узнать его настоящего. Он бросил маму на произвол судьбы. Как я могу хотеть хоть чем-то быть на него похожей? Но я человек практичный и разумный, и если мне однажды понадобится его найти, я хочу знать как можно больше. Закрываю блокнот и в очередной раз подчеркиваю название. Никогда не знаешь, когда может понадобиться почка или еще какой-нибудь жизненно важный орган. Вот почему я завела этот блокнот. И это единственная причина.

На следующее утро мое состояние не улучшилось. Размышления об отце всегда портили мне настроение. А вчера, обнаружив на складе пустую коробку, я поняла, что положение магазина намного более тяжелое, чем мне казалось раньше.

Я всегда думала, что наша прибыль покрывает расходы, а теперь понимаю – это не так. Мама продала этой женщине куклу по себестоимости, у нее совершенно нет деловой хватки, и вытащить нас из долговой ямы ей не по силам. Возможно, через несколько месяцев мы станем бездомными. Я буквально ощущаю, как мне на плечи опускается бремя ответственности, и я не знаю, что с ним делать.

Беру рюкзак и выхожу из магазина. Воздух сегодня холодный и щиплет мне щеки, едва я оказываюсь на улице. Через полквартала ко мне подходит Ксандер и протягивает уже отпитый напиток. Я наслаждаюсь теплом, которое обволакивает мой рот и спускается вниз по горлу. Поверить не могу, что мы гуляем вместе уже целую неделю. Пытаясь скрыть улыбку, делаю еще глоток.

– Ты в порядке?

Я смотрю на него и замечаю, как он внимательно меня разглядывает.

– Что? Да, конечно.

– Просто ты при встрече всегда язвишь.

Неужели он уже настолько хорошо меня знает?

– Я теперь твоя ежедневная доза?

– Можно сказать и так. – Он откашливается. – Ладно, предлагаю новую игру. Вызов, если ты не против.

– Продолжай.

– Ты не знаешь, чем хочешь заниматься в жизни. Я тоже не знаю. Но мы оба понимаем, что не хотим продолжать семейный бизнес.

– Звучит ужасно, но так и есть.

– Поэтому я найду твою судьбу, а ты мою.

– Что?

– Я постараюсь выяснить, чем тебе нравится заниматься.

– Каким образом?

– Будем пробовать все на собственном опыте. Устроим дни карьеры. Я буду первым. Завтра в час. Будь готова.

– Завтра суббота. Разве ты не планируешь смотреть теннисный матч или что-то в этом роде?

– Что? Нет, я ненавижу теннис.

Я озираюсь по сторонам:

– Говори тише, ты же не хочешь, чтобы тебя выгнали из клуба.

– Ты пытаешься увильнуть?

– Я работаю по субботам.

– Настало время начать подавать сигналы.

Вспоминаю наш ежемесячный календарь на дальней стойке. Вспоминаю, как в начале месяца мы с мамой его заполняли.

– У нас посиделки. Я никак не могу оставить маму одну. Но, может, после…

Он ничего не говорит, лишь смотрит на меня и выгибает бровь. Давление бремени на моих плечах становится сильнее, и во мне закипает злость. Почему я должна отвечать за мамин магазин? Почему не могу самостоятельно выбрать свое будущее?

– Хорошо, в час.

Наступает суббота, а я так и не рассказала маме о своей вылазке. Всплеск злости переродился в чувство вины. У мамы стресс, магазин на грани банкротства. Сейчас не время поднимать восстание. А настанет ли вообще это время? За один день магазин не превратится в руины… по крайней мере, я на это надеюсь.

В расписании указаны только одни посиделки с десяти до полудня. Идеально, помогу маме и освобожусь как раз вовремя, чтобы пойти с Ксандером. Пойти с Ксандером. На свидание. Это же свидание? Я стараюсь не улыбаться, но от этой мысли мое лицо оживает само по себе. Напоминаю себе, что Ксандер назвал это днем карьеры, и это, кажется, помогает.