Вирджиния Эндрюс - Рассвет

– Филип уже был здесь, он принес завтрак и дал мне двадцать долларов для поездки в Джорджию, – сообщил он мне и засмеялся.

– В чем дело?

– Ты выглядишь такой забавной в этой форме и в платке. Твоя бирка с именем выглядит как медаль, которой твоя бабушка наградила тебя.

– Я рада, что она тебе нравится, – сказала я, – а я ненавижу ее, – я сняла платок и распустила волосы. – Ты хорошо спал?

– Я даже не помню, как ты ушла, а когда я проснулся сегодня утром, то не сразу сообразил, где нахожусь. Потом я снова заснул. Почему ты убежала?

– Ты заснул так быстро, что я решила, что следует дать тебе отдохнуть.

– Я проснулся утром только тогда, когда явился Филип. Вот как я устал. Я был в дороге день и ночь два дня подряд. Я спал на обочинах дорог часа по два, – признался он.

– О, Джимми, ты, должно быть, так намаялся.

– Это не имеет значения, – сказал он, – я решил, что доберусь сюда. Так чем занимается горничная? Расскажи мне об этом отеле. Я не очень-то многое разглядел ночью. Это красивое место?

Я описала ему мою работу и расположение отеля. Я собралась рассказать ему кое-что о персонале, особенно о миссис Бостон и Сисси, но он более заинтересовался моими родителями.

– Что вообще-то с ней не так?

– Я не знаю точно, Джимми. Она не похожа на больную. Большую часть времени она выглядит красавицей, даже когда лежит в постели с головной болью. Мой отец обращается с ней, как с маленькой хрупкой куклой.

– И твоя бабушка действительно управляет отелем?

– Да. Все ее боятся, но все боятся сказать о ней что-то дурное даже друг другу. Миссис Бостон говорит, что она строгая, но справедливая. Я не думаю, что она очень справедлива ко мне.

Я рассказала ему про надгробный памятник. Он слушал с раскрытыми глазами, когда я описала мои символические похороны.

– Но откуда ты знаешь, что камень все еще там? – спросил он.

– Он был там, когда я прибыла. Никто не говорил мне, что его убрали.

– Они и не скажут. Просто уберут камень и все, я уверен. – Он сел на кровать, прислонившись спиной к стене, и задумался. – Это стоило папе нервов – украсть младенца под самым носом у сиделки.

– Я тоже думала об этом, – сказала я, удовлетворенная тем, что он тоже с трудом верит в это.

– Он, должно быть, был пьяным…

– Но тогда он не был бы таким осторожным, и его наверняка услышали бы. – Джимми кивнул. – Ты не веришь, что он в любом бы случае сделал это, Джимми?

– Он сознался. Он был ко всему равнодушен, Дон. И не пытался ничего отрицать ради нас. – Он грустно опустил глаза. – Я думаю, что мне пора отправляться в путь.

У меня остановилось сердце, мысли закружились в голове, мне так захотелось уйти вместе с Джимми, бежать из этой тюрьмы. Я чувствовала себя в ловушке и хотела вырваться из нее, подставить себя ветру, чтобы он разметал мои волосы, ласкал мою кожу, чтобы ощутить себя живой и свободной.

– Но, Джимми, ты собирался остаться здесь на несколько дней и отдохнуть.

– Меня поймают здесь, и это навлечет неприятности на тебя и Филипа.

– Нет, ты этого не сделаешь, Джимми! – вскричала я. – Я не хочу, чтобы ты уже уехал. Пожалуйста, останься. – Наши глаза встретились. В нас обоих нарастала буря чувств.

– Иногда, – начал Джимми таким мягким и теплым голосом, которого я никогда еще не слышала от него, – мне хотелось, чтобы ты не была моей сестрой.

– Почему? – Я затаила дыхание.

– Я… я думал, что ты такая красивая. Я хотел бы, чтобы ты была моей подружкой, – сознался он. – Ты всегда хотела, чтобы я выбрал себе подружку из твоих приятельниц, но я не хотел никого, кроме тебя. – Он отвел глаза в сторону. – Вот почему я так ревновал и бесился, когда ты начала проявлять интерес к Филипу.

Какое-то мгновение я не знала, что и сказать. Моим первым порывом было обнять его и осыпать его лицом миллионом поцелуев. Я хотела прижать его голову к своей груди и так и остаться.

– О! Джимми! – вздохнула я, мои глаза снова стали наливаться слезами. – Это просто нечестно. Все так перепутано. Это будет неправильно.

– Я знаю, – сказал он, – но когда я узнал, что в действительности ты не была моей сестрой, я ничего не мог поделать, я был рад так же, как и опечален. Конечно, я был несчастлив от того, что тебя забирают и увозят, но все же я надеялся… Ах, мне не следовало надеяться… – быстро добавил он и снова отвел взгляд в сторону.

– Нет, Джимми. Ты можешь надеяться. На что ты надеешься? Расскажи мне, пожалуйста.

Он покраснел и уставился в пол.

– Я не буду смеяться…

– Я знаю, Дон, что ты не будешь смеяться. Ты никогда не смеялась надо мной. Я не могу не стыдиться, думая об этом, и еще труднее мне говорить об этом.

– Скажи, Джимми. Я хочу, чтобы ты сказал, – настаивала я. Он поднял на меня глаза. Его взгляд скользил по моему лицу, словно он хотел запомнить меня навсегда.

– Я надеялся, что если я убегу и останусь вдалеке от тебя достаточно долго, ты перестанешь думать обо мне, как о своем брате. Тогда в один прекрасный день я смогу вернуться, и ты сможешь подумать обо мне, как… как о своем друге, – выпалил он на одном дыхании.

На какое-то мгновение мне показалось, что земля перестала вращаться на своей оси, словно все звуки во Вселенной умерли, и птицы замерли посреди полета, и все машины, и люди. Не было никакого ветра, океан стал как стекло, поднявшиеся волны так и не упали, прилив замер на берегу. Все застыло в ожидании.

Джимми высказал то, что скрывалось годами в наших сердцах, потому что наши сердца знали эту правду задолго до того, как ее поняли мы. Она питала наши чувства, которые мы полагали такими нечистыми и запретными.

Могла ли я когда-нибудь сделать то, о чем он мечтал: глядеть в его лицо и видеть в нем не брата, не рассматривать каждое прикосновение, каждый поцелуй, как грех?

– Теперь ты можешь понять, почему я должен уехать, – твердо сказал он и поднялся.

– Нет, Джимми, – я подалась вперед и схватила его за руки. – Я не знаю, смогу ли стать тем, на что ты надеешься, но мы не должны расставаться, это не выход для нас. Вдали друг от друга мы будем только думать и думать об этом, пока эти раздумья не станут слишком тягостными и мы перестанем тянуться друг к другу.

Он покачал головой.

Я никогда не перестану стремиться к тебе, Дон. – Сказал он с такой уверенностью, что это развеяло все сомнения. – Не имеет значения, как далеко я буду, сколько времени пройдет. Никогда.

– Тогда не уезжай, Джимми, – умоляла я.

Я по-прежнему держала его за руку, и он наконец расслабился. Он снова опустился на кровать, а я села рядом. Мы молчали, я по-прежнему держала его руку. Он смотрел перед собой, грудь его вздымалась от возбуждения.

– Мое сердце бьется так громко, – шепнула я и прижалась лбом к его плечу. Теперь любое прикосновение посылало волну тепла по моему телу. Я почувствовала, что вся дрожу.

– Мое тоже, – сказал он. Я приложила свою ладонь к его груди и против сердца, чтобы почувствовать его биение. А потом взяла его руку и приложила к своей груди.

В тот момент, когда его пальцы прижались к моей груди, он закрыл глаза, словно от сильной боли.

– Джимми, – мягко сказала я, – я не знаю, стану ли когда-нибудь твоей девушкой, но я не хочу больше сомневаться.

Он медленно повернул ко мне свое лицо. Наши губы разделяли всего несколько дюймов. И я первая двинулась к нему, и потом он двинулся ко мне, и мы поцеловались в первый раз, как юноша и девушка. Все наши годы как брата и сестры пролились дождем мимо нас, угрожая утопить во мраке вины, но мы держали друг друга в объятиях.

Когда мы отстранились, он посмотрел на меня очень серьезно, ни одна черта его лица не смягчилась, его глаза искали мои, ожидая увидеть в них сожаление. Я улыбнулась, и он расслабился.

– Мы еще не представились друг другу, как следовало бы, – сказала я.

– Что?

– Я – Дон Катлер. А как твое имя? – Он покачал головой. – Джимми? А дальше?

– Очень смешно.

– Это не смешно, Джимми, – ответила я. – Мы с тобой встретились впервые в этом положении, разве не так? Может быть, если мы притворимся…

– Ты всегда хотела притворяться… – Он снова покачал головой.

– Ну, попробуй, Джимми. Попробуй только разок. Ради меня, пожалуйста.

Он вздохнул.

– Ну, ладно. Я Джеймс Лонгчэмп из знаменитых южан Лонгчэмпов, но ты можешь называть меня просто Джимми.

Я засмеялась.

– Вот видишь? Это было совсем нетрудно сделать. Я легла на бок и стала смотреть на него. Его улыбка охватила все лицо и осветила глаза.

– Ты такая сумасшедшая и такая необычная, – сказал он, пробежав пальцами по моей руке. Он дотронулся до моей шеи, и я закрыла глаза. Я почувствовала, как он склонился надо мной, а потом ощутила его губы на моей щеке, а потом они опять прижались к моим.

Его руки бродили по моей груди. Я застонала и приподнялась, чтобы притянуть его к себе. Мы целовались и ласкались, я сдерживала внутренний голос, который пытался выкрикнуть, что это Джимми, мой брат Джимми. Если у него были подобные мысли обо мне, они тоже были подавлены, загнаны под воду нарастающей страстью и возбуждением в наших соприкасающихся друг с другом телах и руках, крепко удерживающих нас объятиях.

Я снова была захвачена каруселью эмоций, только она кружилась быстрее, чем когда-либо, и у меня затуманилось в голове. Я думала, что потеряю сознание. Я даже не осознала момент, когда он расстегнул мою форму и его пальцы очутились под моим бюстгалтером. Я почувствовала, как их кончики скользнули по моим отвердевшим соскам. Я хотела, чтобы он остановился, и хотела, чтобы он продолжал.

Я открыла глаза и взглянула в его лицо. Его глаза были закрыты, он словно впал в сон. Сдавленный стон сорвался с его губ. Джимми поднял мою юбку и скользнул между моих ног. Я почувствовала, как его мужское естество стало твердым. Это вызвало во мне панику.

– Джимми!

Он замер и открыл глаза. Неожиданно, в них появился ужас, когда он осознал, что делал и что намеревался сделать еще. Мое сердце колотилось, я задыхалась. Я тут же положила руку ему на спину.

Но он откатился в сторону, словно моя рука обожгла его, и повернулся ко мне спиной.

– Все в порядке, Джимми, – тихо проговорила я.

Он покачал головой.

– Я очень сожалею.

– Все в порядке. Просто я напугалась. Это было не из-за того, кем мы были друг другу. Я бы напугалась независимо от того, кем бы ты был.

Он повернулся и скептически взглянул на меня.

– Правда, – сказала я.

– Но ты не можешь перестать думать обо мне, как о своем брате, разве не так? – спросил он, от предчувствия разочарования его глаза потемнели, а на лбу появились морщины.

– Я не знаю, Джимми, – откровенно призналась я. Он выглядел так, словно вот-вот расплачется. – Это не то, что я могу сделать быстро… но я хочу попытаться, – добавила я. Это его успокоило, и он снова улыбнулся. – Ты останешься еще ненадолго?

– Хорошо, – сказал он. – Меня поджимают некоторые обязательства перед моими деловыми партнерами в Атланте, но я полагаю, что смогу выкроить еще несколько дней.

Он рассмеялся и снова лег на спину рядом со мной.

– Вот видишь, Джимми, притворяться вовсе не так уж трудно.

Он снова засмеялся.

– Это все от того, как ты действуешь на меня, Дон. Ты всегда вышибаешь почву у меня из-под ног… – Он провел пальцами по моим губам и снова стал серьезным. – Если бы из всего этого получилось бы хоть что-то хорошее…

– Что-то хорошее обязательно будет, Джимми. Вот увидишь, – пообещала я.

Он кивнул.

– Мне безразлично, что говорят твои настоящие родители и твоя бабушка, но Дон должно быть твоим именем. Ты приносишь солнечный свет в самые темные уголки.

Мы оба закрыли глаза и потянулись губами друг к другу, когда внезапно дверь убежища с треском отворилась и мы увидели Клэр Сю, стоявшую в дверях, уперев руки в бока, со злобной улыбкой удовлетворения.

– Ах, ну разве это не прелестный сюрприз, – промурлыкала Клэр Сю, входя в комнату. – Я пришла сюда, ожидая найти тебя с Филипом, а вместо этого тут твой… – Она посмотрела на нас и улыбнулась: – Как мы должны называть его? Братом? Дружком? – Она рассмеялась. – А может быть, и тем, и другим?

– Заткнись! – выпалил Джимми. Кровь прилила к его лицу.

– Клэр Сю, – умоляла я, – Джимми вынужден был бежать от ужасного приемного отца. У него была очень тяжелая пора, а сейчас он в пути в Джорджию, где будет жить с родственниками.

Она с ненавистью посмотрела на меня, потом снова уперла руки в бока.

– Бабушка послала меня найти тебя, – сказала она. – Дети устроили потасовку в кофейне, и нужны горничные, чтобы помочь все вычистить. – Она снова уставилась на Джимми, и коварная ухмылка вернулась на ее искривленные губы. – И как долго ты собираешься прятать его здесь? Бабушка будет наверняка разгневана, если узнает об этом, – сказала она с явной угрозой в голосе.