Рицпа снова сверкнула на Атрета своими темными глазами.

— Он не мой римлянин, Атрет, и мы следуем за Господом, а не за Феофилом.

— Он кормит тебя из рук, как любимое животное.

— У меня на руках был твой сын. Если бы ты сидел рядом со мной, я бы приняла хлеб из твоих рук!

Его сердце забилось сильнее. Он посмотрел в темно–карие глаза Рицпы и увидел в них нечто такое, от чего ему стало теплее. Когда он посмотрел на ее губы, она опустила голову. Он снова рассердился.

— Почему ты все время избегаешь меня? — раздраженно спросил он.

— Я не избегаю.

— Нет, избегаешь. Ты лишила меня возможности быть с моим сыном.

Она снова посмотрела на него, ее щеки побелели от холода.

— Это ты нас избегаешь.

— Мне нет до них никакого дела, — сказал Атрет, резко отвернувшись.

— И до меня тоже, — сказала она. — Иногда я даже сомневаюсь, есть ли тебе дело до твоего собственного сына. Ты любишь его? Или он для тебя просто вещь, которая, как ты думаешь, принадлежит тебе?

— Вы оба принадлежите мне.

— Поостерегись с такими выражениями, мой господин. Ты платил мне по одному динарию в день. Или ты забыл?

Атрету было приятно смотреть, как она сердится, он даже невольно улыбнулся.

— Вот сейчас ты больше похожа на себя. Как огонь. — Рицпа отвернулась, но он снова повернул ее к себе. Схватив ее за плечи, он наклонил к ней голову. — Бери же свой меч, Рицпа. Пусть он пересечется с моим, и посмотрим, что это тебе даст. Давай. Мне так хочется сразиться!

Она ничего ему не сказала, но он видел, какая в ней происходит борьба. Было ясно, что молчала она не от страха, ибо в ее неотрывном взгляде страха не было. Атрет ослабил руки, боясь причинить ей боль. Этого он совсем не хотел.

— Я очень хочу, чтобы ты присоединился к нам и услышал Благую Весть, — сказала Рицпа с раздражающим Атрета спокойствием.

Атрет обнял ее, притянул к себе и прошептал на ухо:

— Я обниму тебя, моя красавица, но никогда не приму ни твоего Бога, ни твою религию. — Вдохнув аромат ее волос, он отпустил ее, удовлетворенный тем, что вывел ее из себя.

Рицпа ушла в укрытие, которое она делила с Камеллой и Лизией.

Феофил, стоя с другими пассажирами, проводил ее глазами, после чего задумчиво посмотрел на Атрета.

Вернувшись на свое место, Рицпа взяла Халева на руки. Малыш уже готов был заплакать, а ей необходимо было забыть о тех чувствах, которые пробудил в ней Атрет. Но сердце у нее по–прежнему билось очень сильно.

— С тобой все в порядке? — спросила Камелла, пристально глядя на нее.

— Да, конечно. А что?

— Ты вся дрожишь.

— Утро сегодня холодное.

— Но ты не выглядишь замерзшей. Ты выглядишь… живой.

Рицпа чувствовала, как горят ее щеки, и надеялась, что слабый свет разгорающегося утра скроет ее смущение. Она чувствовала себя живой. После разговора с Атретом она вся трепетала, ее сердце не переставало бешено колотиться.

О Боже, я больше не хочу испытывать такие чувства, тем более к нему!

— Лизия, пойди, посмотри, не нужно ли Роде чем–нибудь помочь, — сказала Камелла.

— Хорошо, мама.

Бросив взгляд на Рицпу, Камелла стала убирать постель.

— Ты говорила с Атретом? — спросила она, складывая одеяло.

— Это так заметно?

Камелла сложила одеяло, положила на палубу и села на него.

— Нет, конечно. Только тем, кто внимательно за тобой наблюдает.

— А кто наблюдает?

Камелла состроила гримасу.

— Рода. А еще Феофил, только по другой причине. И вообще, — добавила Камелла, слегка усмехнувшись, — где бы Атрет ни появился, все тут же это замечают.

— Как его не заметить, когда он такой злой и вечно ходит вокруг нас?

— Я говорю даже не об этом.

— Хочешь сказать, что он красив.

— Более красивого мужчины я, пожалуй, не встречала, но даже его красота ничего бы не стоила, если бы он не обладал еще одним качеством. — Камелла взяла свою шаль и накинула ее на плечи. — Если бы Феофил не пришел на корабль, Атрет быстро обрел бы власть над нами.

— Бог не допустил этого.

— Да, это так, — сказала Камелла, улыбнувшись, и потом объяснила: — Такой человек, как Атрет, не может остаться незамеченным. Он либо поведет людей к Богу, либо уведет их от Него.

Рицпа перевернула Халева на животик и смотрела, как он пытается ползать.

— Атрет отвергает Христа.

— Пока…

Рицпа взглянула на нее.

— Если ты можешь привести его ко Христу, сделай это. С моего благословения.

Улыбка исчезла с лица Камеллы.

— Думаю, что не смогу. У меня, наверное, не хватит смелости приблизиться к нему. — Камелла снова улыбнулась Рицпе слегка виноватой улыбкой. — Мне все это хорошо знакомо по собственному опыту. Я слишком легко поддаюсь плотским страстям. Доказательством тому служит Лизия, хотя теперь я не могу представить себе жизни без нее. У всех свои слабости и трудности. Я знаю, ты заметила, как Евника смотрит на Мнасона, как она постоянно крутится возле него, нисколько не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Не думая даже о Пармене. — Камелла печально покачала головой. — Нет, у каждого из нас есть свои проблемы, с которыми нам приходится бороться. Так что, выходит, Атретом можешь заняться только ты.

Петр и Варнава бегали неподалеку и играли в какую–то подвижную игру, в которую играли каждый день. «Не поймаешь! Не поймаешь!» — кричал Петр. Бросившись за ним, Варнава задел ногой сложенный канат и, падая, едва не разрушил сделанное Камеллой и Рицпой укрытие.

— Мальчики! — раздраженно прикрикнула на них Камелла.

Иногда их мальчишеский азарт действовал окружающим на нервы, как, например, сейчас, когда шум и топот напугали Халева, и он заплакал. Рицпа взяла ребёнка на руки и стала успокаивать. Что–то упало недалеко от них, и Рицпа подумала: интересно, что сорванцы разрушили на этот раз. Вчера, когда погода была ясной, мальчики бегали взад–вперед и раздражали матросов, путаясь у них под ногами. Когда же Тимон вмешался и сказал, чтобы они играли где–нибудь в другом месте, Петр стал возиться с узлами канатов, которыми был закреплен груз.

— Атрет чем–то напоминает мне отца Лизии, — сказала Камелла, когда мальчики, наконец, убежали на другой конец палубы, — Красивый, мужественный, волевой. Тебе неприятно это слышать? Если не хочешь, я больше не буду говорить о нем.

Рицпа действительно испытывала смущение, но только не знала, что было тому причиной — отец Лизии или Атрет.

— В какой–то степени да, — грустно призналась она. — Хотя не по той причине, по которой ты, наверное, думаешь. Я не сильнее тебя, Камелла.

Камелла с пониманием отнеслась к такому признанию.

— Хорошо, — сказала она и положила свою руку на руки Рицпы. — Если мы будем доверять друг другу, нам будет легче преодолевать наши искушения.

Рицпа засмеялась. Халев смог отползти от женщин на достаточно приличное расстояние. Рицпа взяла его на руки и положила рядом с собой, чтобы он снова мог ползти.

— Когда мы доберемся до Рима, он будет хорошо ползать, сказала Камелла, наблюдая за ним.

— А когда доберемся до Германии, он уже будет ходить.

— Я вижу, ты не хочешь туда.

— А ты хочешь?

— Да, очень. Но больше всего я хочу начать все сначала.

— Ты можешь это сделать везде, Камелла.

— Только не там, где тебе все время напоминают о твоем прошлом и то и дело ждут, когда ты снова оступишься.

Что–то упало на их укрытие, от чего обе вздрогнули. Перед Халевом лежал какой–то тряпичный мяч.

— Опять эти мальчишки, — сказала Камелла, взяв мячик в руки, когда из–за угла появился Петр.

— Это наш мяч, — сказал он, запыхавшись.

— Да, мы знаем. Играйте где–нибудь в другом месте, — раздраженно сказала Камелла, сунув ему мячик обратно.

Петр схватил мяч, и мальчишки скрылись из виду, но слышно их все равно было повсюду.

Погода стала лучше. Петр и Варнава продолжали бегать по палубе, лавируя между людьми, а иногда и врезаясь в них. Капео и Филомен тоже было присоединились к мальчикам, но их отец, Пармена, быстро пресек чересчур шумные игры детей и предложил сыграть во что–нибудь более спокойное. Какое–то время дети сидели тихо, однако вскоре Петр и Варнава снова стали кричать, смеяться и бегать, раздражая как матросов, так и пассажиров, которые не вмешивались только из вежливости. Тимон и Поркия не пытались успокоить детей, даже когда Петр сбил с ног Антонию.

— Ради всего святого, Поркия, уйми ты их! — сказала Евника, явно расстроенная тем, что ей пришлось прервать разговор с Мнасоном. Она наклонилась, чтобы помочь дочери подняться.

— Но он же не специально, — сказала Поркия, тут же отпуская Петра, пока Евника вытирала слезы с лица своей маленькой дочки. — И вообще, не тебе его осуждать! Уделяй больше внимания своей семье!

Евника покраснела, смущенно покосилась в сторону Мнасона и замолчала.

Атрет подошел к Рицпе и молча встал рядом. Камелла посмотрела на него и, взяв дочь за руку, сказала:

— Мы с Лизией пойдем, прогуляемся по палубе.

— Можете не уходить.

— Идите, идите, — ледяным тоном произнес Атрет.

Пожалев о сказанном, Рицпа отвернулась и стала смотреть на море, униженная грубостью германца. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Атрета, и ей было интересно, о чем он думает.

— Ты хотел со мной о чем–то поговорить? — спросила она, когда затянувшаяся пауза начала действовать ей на нервы. Атрет не ответил. — Может, хочешь подержать на руках Халева?

— Тебе так хочется меня отвлечь?

— Да!

Усмехнувшись, Атрет взял ребенка на руки.

— Ты никогда не лжешь, да?

— Я обещала.

Его лицо стало жестким,

— Даже самой себе?

Рицпа не стала реагировать на эту колкость. Она смотрела на мальчика, встревожившись тем, что отдала ребенка в руки человека, способного, не моргнув глазом, взять чужую жизнь. В какое–то мгновение ей захотелось забрать Халева обратно. Атрет держал своего сына на руках впервые с той ужасной ночи, когда они покинули виллу, если не считать тех минут, когда он нес Халева на борт корабля. Почему она так легко передала ему ребенка? Только для того, чтобы Атрет не разговаривал с ней? Она даже стала надеяться, что Халев сейчас заплачет. Но этого не произошло. Наоборот, малыш с любопытством взял в руки висевший на шее у отца медальон из слоновой кости и попробовал его на вкус. Рассмотрев этот интересный предмет, он стал постукивать им по груди отца. «Да… да… да…».

Выражение лица Атрета удивительным образом изменилось. Забыв о Рицпе, он стал разговаривать с сыном. Жесткие черты, которыми наделила его сама жизнь, вдруг исчезли, и Рицпа поняла, что этот человек много лет жил в столь ужасных условиях, которые ей, наверное, трудно даже представить. Сейчас он тихо говорил, произнося какие–то германские слова, которые были ей непонятны. Но его тон был вполне понятен и без слов.

Атрет поднял Халева над головой и покачал его, малыш издал восторженный крик. Рицпа стояла рядом, с интересом наблюдая.

В этот момент кто–то сзади врезался в спину Рицпы, и она, почувствовав боль от удара, упала прямо на Атрета. Атрет тут же опустил Халева, держа его в одной руке и удерживая Рицпу от падения другой. Варнава продолжал бегать вокруг них, но тут его догнал Петр.

— Вот я и поймал тебя! — победоносно закричал Петр, сильно толкнув своего младшего брата.

— Нечестно! Нечестно! — возмутился Варнава, и мальчишки стали громко спорить друг с другом.

Атрет сунул Халева в руки Рицпе. Потом сделал резкую подсечку, и оба юнца рухнули на палубу. Варнава даже вскрикнул от неожиданности. Наклонившись над ними, Атрет схватил обоих за лодыжки, приподнял и подвесил через ограждение прямо над водой.

— Нет! — испуганно закричала Рицпа, уверенная в том, что Атрет действительно сбросит детей в море.

Варнава в ужасе вопил, отчаянно пытаясь зацепиться за что–нибудь руками и не находя опоры.

— Кажется, вам пора преподать хороший урок! — сказал сорванцам Атрет и тряхнул их так, что те невольно щелкнули зубами. Когда он перестал их трясти, Варнава завопил еще громче, а Петр просто покачивался и молчал, широко раскрыв глаза от ужаса.

Услышав крики и шум, все обернулись, а Поркия и Тимон в последнюю очередь. Увидев Атрета, держащего ее детей за ноги прямо над водой, Поркия закричала и побежала к ним, отчаянно пытаясь спасти сыновей от гибели.