— Я могу спрятать ее, — сказал Пунакс.

Атрет повернулся к нему.

— Убирайся!

— Ну тогда ее судьба в твоих руках.

Когда Пунакс ушел, Рицпа подошла к Атрету и положила руку ему на плечо.

— Моя судьба в руках Господа, Атрет. Не в твоих руках и даже не в моих.

Атрет посмотрел на нее. Если бы только он мог верить во что–то так же твердо, как она верит в своего Христа! Как же этот Христос заставляет Своих последователей ни на секунду не сомневаться в Нем? Атрет покачал головой. Веру во что–либо, что мог дать ему этот мир, из него уже давно выбили.

— Возьми деньги и иди к своим друзьям. Они не оставят тебя в беде.

— Без тебя я никуда не пойду. На то Божья воля.

Атрет схватил Рицпу за руку, больно впившись пальцами в кожу.

— Не спорь, женщина! Делай, что тебе говорят! — Он подтолкнул ее к маленькой комнате, и в этот момент раздался стук во входную дверь и послышался голос служащего гостиницы.

— Только что пришли сотник и с ним четыре воина.

— Шевелись, — захрипел Атрет на Рицпу, но она стояла на месте, и в ее взгляде не было ни малейшего страха.

— Если будет Божья воля на то, чтобы мы добрались до Германии, значит, Он доведет нас туда, что бы с нами ни случилось.

Услышав знакомые шаги кованых сандалий и звон отделанных медью поясов, Атрет повернулся к двери. Воины были уже в коридоре.

— Иди в свою комнату, — сказал Атрет Рицпе, подталкивая ее рукой. — И успокой ребенка.

— Я тебя не оставлю.

— Делай, что тебе говорят!

Она не тронулась с места.

В ней проснулось то упрямство, которое, как Атрету уже было известно, невозможно победить.

— Ты мне только помешаешь. — Не успел Атрет настоять на своем, заставив Рицпу подчиниться, как дверь распахнулась и два легионера встали в коридоре по обе стороны двери, а на пороге появился третий, со знаками отличия римского сотника.

— Ты! — произнес Атрет, и гнев в нем закипел с новой силой.

— Я беру тебя под стражу, Атрет, — сказал Феофил тоном, не терпящим возражений. — Сдать оружие.

Атрет вынул меч.

— Зачем тебе мое оружие?

Феофил щелкнул пальцами, и два воина вошли в комнату и стали по бокам Атрета. Еще два появились в дверях, за спиной Феофила.

— Я, кажется, ясно сказал. Мы берем тебя под стражу, хочешь ты того или нет.

— Не делай этого, Феофил, — сказала Рицпа. При виде плети в руках одного воина и оков и цепей в руках другого она почувствовала, как ее сердце оборвалось.

— Придется, — хмуро ответил ей Феофил. — Он не оставил мне выбора.

— Вот, значит, как можно доверять римлянам? — сказал Атрет. Он плюнул под ноги Феофилу и принял боевую стойку.

— Отойди, Рицпа, — сказал Феофил.

— Прошу вас, не надо, — тихо попросила она, выйдя вперед и став между ними.

— Не горячись, Атрет, а то Рицпе будет очень больно.

— Не делайте этого, — повторяла она, — прошу вас.

— Не унижайся! — сказал Атрет, раздраженный тем, что Рицпа так жалобно умоляет сотника. Схватив женщину за руку, он оттолкнул ее в сторону. В эту секунду он отвлекся настолько, насколько это было нужно Феофилу.

— Взять! — Два воина действовали быстро и слаженно, еще два вошли в комнату.

— Нет! — вскрикнула Рицпа.

Атрет почувствовал, как его ужалила плеть и руку, в которой он держал меч, словно обожгло огнем. Но воля оказалась сильнее инстинкта, и Атрет удержал в руке свое оружие. Повернув лезвие, он попытался воспользоваться мечом, но не успел увернуться от кулака Феофила.

Приняв на себя оглушительный удар, Атрет отскочил назад и снова почувствовал жалящую боль плети, на этот раз удар пришелся по щиколоткам. На его запястья надели оковы, и Атрет не успел нанести удар мечом по голове Феофилу. Феофил снова ударил его, на этот раз сильнее. Потом Атрет почувствовал, как кто–то дернул его за ноги. Он со всего размаху рухнул на пол. Когда он попытался встать, кто–то сильно пнул его ногой, и тяжелая нога опустилась на меч, который он продолжал сжимать в руке.

Издавая яростные крики, Атрет сопротивлялся удерживающим его четырем воинам, пока Феофил не ударил его рукояткой гладия по голове. Атрет почувствовал острую боль, в глазах у него потемнело, и последнее, что он услышал, был крик Рицпы.

Феофил убрал свой меч в ножны и, оглядев комнату, увидел, что Рицпа стоит с кричащим ребенком на руках, и слезы стекают по ее бледным щекам. Она пыталась подойти к Атрету, но один из воинов не пускал ее. Она посмотрела на Феофила, и ее взгляд был полон упрека и недоверия.

Сотник мрачно улыбнулся.

— У него крепкая голова, Рицпа. — Его воины надевали на Атрета цепи. — Будет жить.

20

Атрет очнулся на деревянных досках трясущейся повозки, в лицо ему бил солнечный свет. «Слава Богу», — услышал он голос Рицпы и тут же почувствовал, как ко лбу прикоснулась ее прохладная и мягкая рука. Он понял, что его голова лежит у нее на коленях. Когда же он попытался приподняться, ему не дали сделать это тяжелые кандалы, сковавшие его руки и ноги.

— Не шевелись. Только больнее будет.

Атрет изрек какое–то ругательство на своем языке и снова попытался приподняться, напрягая все тело. В ту же секунду он почувствовал боль в голове и увидел над собой встревоженное лицо Рицпы. Его затошнило, и, застонав, он откинулся назад.

— Отдохни, — сказала Рицпа, осторожно стирая пот с его лба. — Не напрягайся.

Отдохнуть? Атрет стиснул зубы, пытаясь подавить тошноту. Не напрягаться? Он вспомнил, как Феофил и его воины сбили его с ног, и теперь знал, что эта повозка с каждой минутой приближала его к смерти, как и эту женщину тоже. Она просто не понимает, что ее ждет впереди, иначе не сидела бы так спокойно, вытирая пот у него со лба.

Ему нужно было покинуть зал первого этажа сразу же после того, как он узнал Каллиста, а не поддаваться своим проклятым чувствам гордости и гнева. Разве не предупреждал его ланиста Капуи, что эта вспыльчивость когда–нибудь его погубит? Разве Бато не говорил то же самое в Риме? Гнев сделал Атрета на арене неуязвимым, придал ему силы и помог выжить. Теперь ему не раз приходила в голову мысль о том, чем отличается гнев от неумения держать себя в руках.

Каждый толчок тяжелой повозки болью отдавался в его голове. Ему нужно было придумать, как им бежать. Но вместо этого в голову приходили мысли одна мрачнее другой. Впервые за многие годы Атрет почувствовал страх, тот самый страх, который уничтожал его изнутри. Он не хотел даже думать о том, что Домициан и Каллист сделают с Рицпой и его сыном, но и от ужасных воспоминаний ему тоже было трудно избавиться. Лучше он убьет ее прямо сейчас, чем допустит, чтобы она страдала на арене.

А как же его сын? Если он не будет убит, то станет рабом.

Лучше тогда умереть и ему.

Он закрыл глаза.

— Где ребенок?

— Халев здесь, с нами. Он спит в корзине.

Атрет еще раз попробовал оковы на прочность, стиснул зубы, превозмогая боль.

— Не шевелись, Атрет.

— Я должен вырваться на свободу! — Он дернулся и снова попытался привстать. В глазах у него потемнело, он опять почувствовал тошноту. Он боролся и с тем и с другим.

— Ты не сможешь. — Рицпа положила руки ему на грудь. — Ложись. Прошу тебя.

Темнота перед глазами медленно отступила. Атрет знал, что не может бежать, не может бороться, но ему надо было, по крайней мере, сделать то, что было в его силах. И сделать это сейчас, пока они не прибыли к месту назначения и Рицпу с ребенком не забрали от него.

«В глубине души ты все еще хочешь снова сражаться на арене». Горячие слезы обожгли его глаза, а в горле застрял ком. В глубине души у него довольно давно жило желание убить Рицпу и Халева. Он тяжело сглотнул и весь напрягся, борясь с новым приступом тошноты.

— Ты можешь меня освободить?

— Нет. Я пыталась несколько раз, но цепи прикованы к кольцам по бокам повозки. Феофил закрепил их, перед тем как мы покинули гостиницу.

— Неужели никто не пытался остановить его?

Рицпа закусила губу, вспомнив, какая собралась внизу толпа. Она боялась, что в тот момент, когда Атрета несли вниз, в повозку, начнутся беспорядки, но Феофил объявил всем, что великий Атрет снова будет сражаться на арене. После этого никто не сказал ни слова.

— Нет, — ответила она.

Он все прекрасно понял. Толпа получила то, что хотела.

— Помоги мне привстать.

— Зачем?

— Не задавай мне вопросы, а делай то, что говорят, — сказал он сквозь зубы.

— Ну почему ты такой упрямый? — сказала Рицпа, обняв его за плечи и помогая приподняться. Его сильные пальцы впились ей в плечо, а цепь между кандалами, надетыми ему на руки, больно ударила ее. Рицпа вздрогнула. Приподнимаясь, Атрет неожиданно уперся спиной в боковую стену повозки, а Рицпу прижал к противоположной стене. Она замерла от страха, когда его рука поползла вверх, чтобы схватить ее за шею.

— Он снова везет нас в лудус, — сказал Атрет своим низким голосом, задыхаясь от переполнявших его чувств. Перед глазами у него снова все поплыло, и ему пришлось преодолевать боль. Ему стоило немалого труда не потерять сознание. Времени почти не было. — Ты даже не знаешь, что там тебя ждет. Я им не позволю… — Тут он подумал, что сломать ей шею будет быстрее и не так мучительно для нее. Он слегка сместил руку, чувствуя, как бьется ее пульс. — Рицпа, — тяжело произнес он, — я…

Сделай это, — твердил он себе, — просто сделай это, и все.

Глядя в голубые глаза германца, Рицпа увидела в них бесконечную муку и поняла, что он задумал. Но она не испугалась, а почувствовала к нему огромное сострадание. Она нежно дотронулась до его лица. Он закрыл глаза, как будто ее прикосновение причинило ему боль.

— Он везет нас не в лудус, Атрет. Поначалу я тоже так думала, но теперь я знаю, что мы едем не туда.

— А куда, по–твоему, он нас везет? — Большой палец его руки нащупал пульс на ее шее. Теплый. Живой. И почему именно ему выпало лишить ее жизни?

— Мы уже проехали городские ворота.

— Ворота?

— Мы уже давно не в Риме. Мы за пределами городских стен.

Его рука ослабла.

— Но этого не может быть. Ведь лудус… — Тут повозку сильно тряхнуло, это отозвалось в голове Атрета резкой болью. Застонав, он крепче ухватился за край повозки, пытаясь удержаться, но в глазах у него снова потемнело.

Рицпа поддержала его, как могла. Она никогда еще не видела его таким побледневшим, поэтому испугалась за него.

— Феофил не возвращает тебя в лудус, Атрет.

— А куда он меня везет?

— Я не знаю. — Она прикоснулась рукой к его щеке. — Тебе надо лежать.

Перед глазами Атрета предстал длинный темный тоннель.

— Капуя, — со стоном произнес он и снова лег. Он был слишком тяжел для того, чтобы Рицпа держала его у себя на коленях. Он опустил голову на пол повозки и застонал. — Он везет меня в Капую. — Атрет снова вспомнил нору, крошечную камеру, в которую его заперли в первый же день. Там не было возможности даже сесть и вытянуть ноги. Его продержали несколько дней в полной темноте, пока не решили, что он уже сошел с ума. — Лучше умереть.

Рицпа приподняла его голову и снова положила себе на колени.

— Мы едем не на юг. Мы едем на восток.

На восток?

Куда же их вез Феофил?

Рицпа снова вытерла у Атрета со лба крупные капли пота, и ей захотелось облегчить его страдания и боль.

— Успокойся, Атрет. Мы в Божьих руках.

Германец хрипло засмеялся и вздрогнул от боли.

— Ты думаешь, что твой Бог сможет вытащить нас отсюда?

— Бог всегда заботится о нашем благе. Он дает нам будущее и надежду.

— Надежду, — горько усмехнулся Атрет. — На что можно надеяться в этой повозке?

— Для тех, кто верит, все к лучшему.

— А я ни во что не верю.

— А я верю, и не важно, веришь ты, или нет, — мы оба призваны служить Ему.

Непоколебимая вера этой женщины не признавала никакой логики.

— Я снова в цепях, ты и ребенок со мной. Это говорит только об одном.

Рицпа медленно разгладила пальцами его брови и улыбнулась.

— Бог проводил меня и не через такие испытания.

Атрет открыл глаза и посмотрел на нее. О чем она сейчас говорила — о той ночи, когда они покидали виллу в Ефесе? Или о битве на корабле?