Едва не забыв о Рицпе, Атрет повернулся к ней и обнял ее за плечо. Кивком головы он велел Феофилу идти впереди них. Фрейя и Аномия вошли в жилище первыми, за ними последовал Вар. Марта и ее муж, Юзипий, со своими четырьмя детьми вошли последними.

Рицпу поразили размеры дома, но с еще большим удивлением она услышала мычание находившихся в соседнем помещении коров и быков. Перед ней раскинулся огромный прямоугольный интерьер здания. В передней части, где жила семья, были скамьи, кровати и стулья, покрытые бобровыми шкурами. Было тепло и сильно пахло навозом.

Вар налил в рог золотистую сверкающую жидкость. «Пиво!» — воскликнул Атрет и радостно засмеялся, убирая руку от Рицпы и беря протянутый братом рог. Он осушил сосуд. Вытирая рукой губы, он удовлетворенно вздохнул.

Аномия сидела на покрытом шкурой бобра стуле, гордо сложив руки на груди. С кошачьей улыбкой глядя на Атрета, она походила на царицу, правящую своими владениями.

Атрет взглянул на Феофила и увидел, что руки римлянина пусты. Он строго посмотрел на Вара.

— И давно это хатты перестали быть гостеприимными?

— Он для меня всего лишь римская свинья.

Рицпа даже вздрогнула от такого оскорбления. Атрет весь напрягся, в его глазах появился огонь гнева.

— Феофил мой друг.

Вар нахмурился.

— И для тебя не имеет значения, что он римлянин? — тихо помурлыкала Аномия, как бы невзначай подогревая вражду. — Ты так быстро забыл, что Рим сделал с твоим народом? С тобой?

Атрет сначала взглянул на нее, потом перевел свой тяжелый взгляд на брата.

— Этот человек трижды спас мне жизнь. Если бы не он, я никогда бы сюда не вернулся.

Рицпа положила руку на колено Атрету, поблагодарив Бога за то, что радость возвращения на родину не отбила у него память. Как бы подтверждая это, Атрет положил на ее руку свою ладонь. Заметив этот жест, Аномия сощурила глаза.

— Тогда мы все должны быть благодарны ему, — сказала Фрейя, и в ее словах прозвучало больше тепла, чем она сама того хотела. Потом она подошла к Рицпе и склонилась над ней. Протянув руки к Халеву, она улыбнулась. — Можно мне взять на руки своего внука?

— Конечно, — сказала Рицпа, потянувшись к ней. Она уже отпустила сына, но Халев продолжал держаться за нее, уткнувшись лицом ей в грудь. Смутившись, Рицпа тихо заговорила с ним по–гречески, пытаясь его успокоить.

— Он что же, не говорит по–германски? — презрительно спросила Аномия.

— Нет, — сказал Атрет. — До сегодняшнего вечера я был единственным из нас, кто мог говорить по–германски.

— Странно… — произнесла Аномия с едва заметным оттенком скептицизма.

Рицпа погладила Халева по голове, успокаивая ребенка. Потом она повернула его у себя на коленях так, чтобы он мог посмотреть в глаза своей бабушке. Когда Фрейя снова заговорила с ним, Халев вжался спиной в мамину грудь.

— Дай ей ребенка, — нетерпеливо сказал Атрет, но когда Рицпа хотела было так и сделать, Халев заплакал. Фрейя покачала головой и выпрямилась.

— Нет, Атрет. Я для него пока лишь незнакомка, — сказала она, и у нее на глазах заблестели слезы. — Пусть он лучше сам придет ко мне в свое время.

Рицпе стало ее до боли жалко.

Равнодушно наблюдая за происходящим, Вар махнул рукой и проследил, как наполнили рог пивом и протянули его Феофилу. Служанка поднесла Рицпе небольшой кубок с вином, подслащенным медом и травами. Вар опустился на большой стул. Глядя на Феофила, он стал потирать свою искалеченную ногу.

— Как так получилось, что ты обязан жизнью этому римлянину, Атрет?

— В первый раз, когда мы плыли на корабле, он отразил своим мечом удар пирата, который наверняка оказался бы для меня смертельным. Во второй раз он вытащил меня из моря, когда я был без сознания. И в третий раз он вывез меня из Рима, опередив Домициана, который хотел снова отправить меня на арену.

— Мы видели, как тебя схватили, и подумали, что тебя наверняка казнят на праздновании победы, — сказал Юзипий.

— Схвативший меня римский офицер продал меня работорговцу, который набирал гладиаторов, — хмуро сказал Атрет. — Меня заковали в цепи, посадили в повозку и повезли в Капую. — Он снова явственно почувствовал боль от клейма, которое выжгли ему на пятке. Пиво во рту показалось кислым. Поморщившись, Атрет повертел в руках пустой рог. — Я сражался на арене в Риме, потом в Ефесе. Там я и заслужил свободу.

— Надо благодарить Тиваза за то, что ты до сих пор жив, — сказала Аномия.

Атрет в ответ холодно и презрительно засмеялся.

— Тиваз бросил меня задолго до того, как я оказался в Капуе. Твой бог может дать только одно — смерть.

— Атрет! — воскликнула Фрейя, пораженная тем, что ее сын осмеливается говорить такое и выступает против тех сил, которые поддерживают само существование племени.

— Я говорю правду, мама. Тиваз бессилен перед Иисусом Христом, Сыном живого Бога. Тиваз может убивать. Христос воскрешает из мертвых. — Атрет посмотрел на Феофила, и его глаза горели восторгом. — Расскажи им!

— Не говори нам ничего, римлянин, — сказала Аномия холодным и властным голосом.

Невольно удивившись, Атрет снова посмотрел на нее. Его лицо покраснело от гнева. Кто она такая, чтобы так разговаривать в его доме?

— Феофил будет говорить, а ты либо будешь слушать, либо уйдешь отсюда.

— Ты больше не вождь хаттов, Атрет, — спокойно сказала она, полностью владея собой. — И больше здесь приказывать не можешь.

Атрет медленно встал. Аномия невозмутимо улыбалась, явно получая удовольствие от того, что выводила его из себя.

— Ты в моем доме, Аномия, — сказала Фрейя.

Аномия повернула голову.

— Так ты хочешь, чтобы я ушла?

Это был просто вопрос, произнесенный тоном притворного удивления, но Рицпа почувствовала, какой холодной стала в доме атмосфера. В словах девушки был явный вызов.

Фрейя с чувством собственного достоинства высоко подняла голову.

— Здесь мой сын. — Она положила руку на украшение, которое носила, и смело посмотрела в холодные глаза Аномии.

Аномия медленно кивнула.

— Да, действительно. — Она грациозно встала со стула, напоминавшего трон. — Будь по–твоему, Фрейя. — Она снова посмотрела на Атрета, с удовлетворением заметив, как он оглядел ее стройное тело и только потом взглянул ей в глаза. Этому человеку не чужды были земные страсти, и этим можно будет воспользоваться, чтобы затуманить ему мозги и заставить его служить ее интересам. Аномия улыбнулась ему.

Атрет смотрел ей вслед. Глядя на ее покачивающиеся бедра, он почувствовал, как в нем проснулись похотливые мысли, вспомнил те времена, когда он наслаждался женщинами в холодной каменной камере лудуса. Потом он нахмурился, смутился и снова сел. Вар тоже проводил Аномию жадным взглядом и еще какое–то время продолжал смотреть на дверь, за которой скрылась девушка.

— Разве она не слишком молода, чтобы быть жрицей? — сухо спросил Атрет.

Мать строго посмотрела на него.

— Тиваз избрал ее, когда она была еще ребенком.

— Она пророчица?

— Она не обладает таким даром видения, как я. Ее дар в колдовстве и в черной магии. Отнесись к ней с уважением, Атрет. Она обладает огромной силой.

— Не надо ее дразнить, — сказала Марта, явно испытывавшая страх перед Аномией.

— В ней нет Божьей силы, — презрительно сказал Атрет.

— В ней сила Тиваза! — возразил по–прежнему возбужденный Вар.

— Наш народ почитает ее как богиню, — сказала Фрейя, ее руки бессильно лежали у нее на коленях.

— Богиню, — усмехнулся Атрет. — Вы хотите узнать о настоящей силе? Рицпу убили маттиасы. Я сам видел, как она умирала, мама. Собственными глазами. — Он видел, с каким сомнением смотрели на него собравшиеся. — Если я чего и насмотрелся за эти одиннадцать лет, так это смерти. — Он указал на Феофила. — Этот человек возложил на нее руки и молился именем Иисуса Христа. Я видел, как она воскресла из мертвых. И ее смертельная рана закрылась. Клянусь своим мечом, это правда! И ничто из того, что я когда–либо видел в священной роще, не сравнится с Иисусом Христом. Ничто!

Почувствовав беспокойство, Фрейя пристально глядела на сына. Иисус. Что же в этом имени такого, что заставляет ее испытывать какую–то внутреннюю дрожь?

— Есть много богов, Атрет, но Тиваз всегда был и остается единственным истинным богом нашего народа.

— Что принес Тиваз хаттам, кроме смерти и разрушений?

Марта вздрогнула, ее глаза были полны страха. Даже Юзипий отпрянул. Глаза Вара горели.

— Нельзя так говорить, — сказала Фрейя. — Ты обижаешь нашего бога.

— Он этого заслуживает!

— Атрет, — тихо обратился к нему Феофил.

Но Атрет не слушал уже никого вокруг себя, дав волю вспыхнувшему в нем гневу:

— Где был Тиваз, когда наш народ взывал к нему о помощи в битве против гермундов? А когда был жив отец, мама, разве хатты одержали победу в битве за реку и соляное плато? Нет. Гермунды нас просто искромсали. Они едва не стерли нас с лица земли, ты еще сама об этом говорила. И где был тогда Тиваз? Какую он показал власть и силу? Где был этот великий бог, когда мы с отцом сражались против Рима? Разве мой отец, или Дульга, или Рольф или сотни других добились победы над врагом? Нет! Они храбро сражались и погибли, взывая к имени Тиваза. А меня заковали в цепи.

— Хватит! — сказал Вар.

Атрет не послушал и своего брата, пристально глядя на мать. Ее лицо было белым, как снег. Атрет успокоился, умерил свой пыл, но не замолчал:

— Я верил, мама. Я был его учеником. Ты знаешь о моей верности. Я проливал за него кровь и пил кровь из священного рога. Я приносил жертвы. Я убивал его именем и прославлял его имя в каждом сражении и в Германии, и в Риме, и в Ефесе. И все, что я при этом знал, — это смерть и разрушение. Пока не случилось то, что было семь дней назад.

Вар встал.

— Ты вернулся сюда и до сих пор жив только благодаря силе Тиваза!

Атрет посмотрел на него.

— Не Тиваза, брат. Иисус Христос хранил меня в живых, чтобы я мог вернуться домой с этим мужчиной и с этой женщиной и рассказать вам истину!

Лицо Вара побагровело.

— Какую истину? Ту самую, которой тебя напичкал этот римлянин?

— Ты не веришь моим словам? — Тон Атрета стал угрожающим.

Разгневанный Вар все еще находился во власти ревности — он видел, как Аномия посмотрела на его брата.

— Если ты веришь всему, что тебе говорит этот римлянин, ты просто глупец!

— Хватит, — вмешалась Фрейя.

Атрет встал.

Рицпа схватила его за руку.

— Атрет, прошу тебя, успокойся. Так ты ничего не добьешься.

Он отстранил ее руку и пошел на брата.

Фрейя встала между сыновьями.

— Хватит, я сказала! Довольно! — Она развела их руками в разные стороны. — Сядьте!

Братья медленно сели, не сводя глаз друг с друга.

— Атрета не было дома одиннадцать лет, Вар. Не будем же мы ссориться в самый первый день его возвращения.

— Этими своими разговорами он нашлет на всех нас проклятие!

— Тогда вообще не будем говорить сегодня о богах, — сказала Фрейя, посмотрев на Атрета, и в ее взгляде читались одновременно и боль, и мольба.

Атрет хотел немедленно убедить всех в своей правоте, поэтому он взглянул на Феофила, как бы ища у него поддержки. Феофил в ответ медленно покачал головой. Расстроившись и почувствовав себя брошенным, Атрет взглянул на Рицпу, ожидая, что хотя бы она поддержит его. Но она стояла, склонив голову и закрыв глаза. Их молчание рассердило его. Разве они не должны проповедовать имя Иисуса Христа? Разве они не делали этого в тот самый момент, как пришли сюда? Почему же они теперь молчат? Почему же они не провозгласят истину сейчас, чтобы Вар ее услышал?

— Прошу тебя, — обращаясь к нему, сказала мать, — не нужно сегодня никаких ссор. — Она так долго ждала возвращения сына, надеясь на то, что оно принесет с собой мир, и вот теперь, спустя всего час после его возвращения, война едва не разгорелась в ее собственной семье. Фрейя посмотрела на Рицпу, такую красивую и необычно смуглую. А как же то видение, которое пришло к ней тогда, много лет назад? Неужели она ошиблась?

— Как хочешь, — произнес Атрет, обидчиво поджав губы. Нетерпеливым жестом он приказал служанке налить ему пива. Когда рог снова был полон, он сжал его в руках. Тяжело вздохнув, он посмотрел на брата.

— Ты теперь вождь?

Вар скривил губы в горькой усмешке.

— С моей–то раненой ногой? — Он натужно засмеялся и посмотрел на Феофила. — Спасибо Риму. — Атрет увидел в глазах брата ту же лютую ненависть, которую когда–то испытывал сам.