— Руд у нас теперь вождь, — сказал Юзипий, когда понял, что Вар больше ничего не скажет. — А помощник у него — Хольт.

— Хорошие люди, — сказал Атрет. Несмотря на то что они были старше его, в прошлом они были ему верны. — Но я не видел их на улице.

— Они несколько дней назад отправились на встречу с вождями бруктеров и батавов, — сказал Юзипий, назвав два племени, которые были союзниками хаттов в войне с Римом.

— Что, готовится еще одно восстание? — спросил Атрет.


— В прошлом году римляне сожгли нашу деревню, — сказал Юзипий. Он хотел было продолжить свой рассказ, но Вар посмотрел на него тяжелым взглядом. Юзипий погладил своего сына по голове и замолчал. Вар многозначительно посмотрел на Атрета, потом на Феофила, затем осушил свой рог. Они не будут обсуждать проблемы хаттов в присутствии римлянина.

Феофил по своему опыту знал нравы и обычаи германцев, поэтому все понимал. У этих людей смелости и гордости гораздо больше, чем здравого смысла. Домициану не хватало славы его отца, Веспасиана, который давно умер, и брата, Тита. Теперь он был готов пойти на все, лишь бы доказать самому себе, что и он чего–то стоит. И если хатты совершат эту глупость — вступят в союз с другими племенами и начнут новое восстание против Рима, они только сыграют на руку Домициану. Феофил хотел предостеречь их, но промолчал. Любое его слово воспримут здесь с подозрением.

Он пришел сюда с одной единственной целью: проповедовать Благую Весть об Иисусе. Он не успел предупредить Атрета, как тот решил схватить священного быка за рога и начал проповедовать Христа с такой яростью, которая присуща только воинам в битве. Теперь придется немало потрудиться, чтобы исправить его ошибку.

Халев слез с колен Рицпы и поковылял к двоюродной сестре, которая была ненамного старше его. Шлепнувшись на пол перед миленькой девочкой со светлыми волосами, он взмахнул ручками и отрывисто закричал. Марта засмеялась.

Фрейя заговорила о детях, а потом и о более обыденных вещах. Все предались воспоминаниям о лучших временах, стали рассказывать о детстве Атрета. Послышался смех, напряжение в доме спало. Служанки все время наполняли сосуды Вара, Атрета и Юзипия. Феофил отставил свой в сторону. Он прекрасно знал, что германцы любят свое пиво и мед. Один из сотников как–то сказал ему, что в некоторых племенах дела начинают обсуждать только после того, как напьются до такой степени, когда уже будут не в состоянии притворяться, однако окончательное решение принимают только после того, как протрезвеют.

Рицпа чувствовала, что Фрейя внимательно присматривается к ней, и улыбнулась своей свекрови. Несмотря на то что эта женщина была пророчицей, служащей языческому богу, Рицпа не чувствовала к ней той неприязни, которую испытывала к Аномии. В матери Атрета она не видела врага. Она видела перед собой женщину, обманутую лукавым врагом.

Господи, Боже милостивый, помоги нам открыть ей глаза.

— Солнце восходит рано, — сказал Юзипий. — Пал уже кончился, и теперь нам надо вспахивать поля. — Он обнял Атрета. — Ты нам нужен, — тихо сказал он Атрету, и эти его слова были полны скрытого значения. — Мы будем сражаться так, как во времена Гермуна. — Марта собрала вокруг себя детей, которые не хотели оставлять Халева. Она поцеловала Атрета и на какое–то мгновение задержалась в его объятиях, потом вышла вслед за мужем из дома.

Вар встал. Опираясь на палку, он проследовал к спальной скамье.

— Римлянин пусть спит в стойле.

Атрет воспринял эти слова как личную обиду, но было поздно. Вар тяжело опустился на свою скамью и лег. Фрейя накрыла его одеялом.

— Можешь спать вон там, — сказала она Феофилу, кивнув в сторону дальнего угла.

— Меня устроит и стойло, моя госпожа. — Феофил взял свои вещи и взвалил их на плечи. Открыв ворота, отделявшие жилое помещение от скотного двора, он вышел в коридор.

Фрейя смотрела, как он закрывает за собой ворота. Ее удивила его покорность. Прежде чем повернуться, он посмотрел на нее. В его взгляде не было никакой угрозы, но в то же время она почувствовала странную уверенность в том, что этот человек в корне изменит ее жизнь.

Она продолжала смотреть на Феофила, пока он не ушел к самому дальнему стойлу.

— У твоего римлянина походка, как у воина.

Атрет посмотрел на нее, но ничего не сказал. Если он скажет своей матери, что Феофил всего несколько месяцев назад был сотником и другом самого императора Тита, то ситуация, и без того накаленная, станет совсем невыносимой.

Все улеглись спать. Стрекотали сверчки. Где–то скреблись мыши.

Тускло горел костер, освещая все мерцающим светом. Атрет долго лежал, наблюдая за отсветом огня на потолке, как часто делал в детстве. Тогда он был уверен, что это духи, посланные Тивазом, чтобы охранять его.

Атрет вдыхал запах земли, соломы, навоза и костра. Рицпа повернулась и прижалась к нему всем телом. Он взял прядь ее волос и прижал к губам. Она шевельнулась от его прикосновения, и он понял, что она не спит. Улыбнувшись, он слегка приподнялся и обнял ее за плечи.

— О чем ты думаешь?

— Не могу заснуть, — сказала она.

— Скажи, что тебя тревожит.

— Аномия. Она так прекрасна.

Атрет знал, что слишком долго смотрел на Аномию. На нее просто невозможно было не смотреть, и теперь отрицать это было глупо.

— Да, она прекрасна, — согласился он.

— И она похожа на Анию.

— Она красивее Ании.

— Ох.

Он повернул лицо жены к себе.

— И еще она напоминает мне Юлию.

Рицпа возблагодарила Бога.

— Я люблю тебя, — прошептала она, вглядываясь в его лицо в темноте. — Я люблю тебя так, что, наверное, умру, если останусь без тебя.

Атрет обнял ее и прижал к себе.

— Тогда закрой глаза и спокойно спи, — тихо сказал он ей. — Потому что ты никогда не останешься без меня.

34

Феофил проснулся от того, что свет утренней зари пробивался сквозь щели в крыше дома. Рицпа и Атрет еще спали. Он потряс Атрета за плечо и разбудил его.

— Я иду в лес молиться.

Атрет сел и потер руками лицо. Голова болела от излишнего количества пива, выпитого накануне вечером, но он кивнул.

— Подожди минуту, мы пойдем с тобой.

Феофил, Атрет и Рицпа с Халевом на руках пошли в лес и молились вместе, когда солнце начинало подниматься над горизонтом. Воздух был свежим, бодрящим, на траве блестела роса. Атрета удивило то, что Феофил молился за Вара.

— Он селит тебя в стойло, рядом со свиньями, и ты молишься за него?

— Я молился за тебя с самого первого дня нашей встречи, Атрет, а ты меня тогда ненавидел так же, как сейчас твой брат. Когда Вар смотрит на меня, он видит Рим, как когда–то это было с тобой.

— Когда он оскорбляет тебя, он оскорбляет меня.

Феофил грустно улыбнулся.

— Человек, который не стремится гневаться, лучше самых могущественных людей, Атрет, а тот, кто управляет своим духом, сильнее всякого воина, завоевывающего города. Вчера вечером ты сражался со своим братом. И что тебе удалось завоевать?

— Я рассказал ему истину!

— Ты бил его Благой Вестью по голове, но он ее не услышал и не понял.

— А ты в это время сидел и молчал, — сказал Атрет сквозь зубы. — Почему?

— Ты говорил слишком много, — сказал Феофил как можно мягче. — Послушай, друг. Забудь о своей гордости, или она доведет тебя до греха. Самым опасным твоим врагом является гнев. Он помогал тебе, пока ты был на арене. Когда ты поддаешься этому чувству, то становишься похожим на город без крепостных стен. Гнев человека не доносит до людей Божью праведность.

— Тогда что я, по–твоему, должен делать?

— В первую очередь, помни об Иисусе, Творце веры. Будь ревностным служителем, но будь при этом терпелив. Именно любовь заставила Господа оставить Свой небесный престол и стать таким же человеком, как мы все. Именно по Своей любви Он пошел на крест, а потом воскрес из мертвых. И именно любовь поможет твоему народу прийти к Нему.

— Мой народ не понимает любовь. Он понимает силу.

— Нет такой силы на земле, которая может победить любовь Бога в Иисусе Христе.

Атрет едко рассмеялся.

— И это говорит человек, который когда–то приложился рукоятью своего меча к моей голове. — Он сел на пень и удрученно запустил руки в свои волосы.

— И не идеален, — сказал Феофил, широко улыбнувшись. Он присел на корточки и взял с земли сосновую шишку. Несколько семян упало из шишки ему на руку. — Скажу тебе только то, что сказал Иисус. — Отбросив в сторону шишку, он зажал в ладони семечки.

«Вот, вышел сеятель сеять; и когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на каменистое место, где не много было земли, и скоро взошло, потому что земля была не глубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и терние выросло и заглушило семя, и оно не дало плода; и иное упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят и иное сто».

Феофил разбросал сосновые семена.

— Ты, я и Рицпа будем сеять Божье Слово среди твоего народа. — Он встал. — Вырастет семя, или нет, Атрет, — это уже не наша забота. Это решать Господу.

* * *

Когда они возвращались, Фрейя и Вар стояли перед длинным домом. Увидев их, Фрейя испытала явное облегчение. Она протянула подошедшему Атрету руки.

— Я проснулась, а вас не было.

Атрет взял мать за руки, нагнулся и поцеловал в обе щеки.

— Каждое утро, как только начинается день, мы молимся.

— Так рано?

Атрет посмотрел на Вара, угрюмо стоявшего в стороне. Он отпустил мамины руки и направился к брату.

— Ты всегда мне верил, Вар. Ты шел за мной в бой. Ты сражался со мной бок о бок. Никакой другой брат не проявил столько храбрости, сколько ты. — Атрет протянул ему руку. — Я не хочу никакой вражды между нами.

— И я, — отозвался Вар, пожав протянутую руку и затосковав по тем старым временам, когда они смеялись и пили вместе. Прошло одиннадцать лет, и его брат, наконец, вернулся… И привел с собой черноволосую жену из других стран, сына, а еще римлянина, которого он называет своим другом, и какого–то нового Бога. Разве можно после этого надеяться, что все будет по–старому?

— Надо пасти скот. — Этими словами Вар как бы подчеркнул, что та земля, которой он сейчас владел, теперь вернется к брату. Его охватили негодование и ревность.

— Феофил может нам помочь.

— Пусть он держится от меня подальше, или, клянусь Тивазом, я убью его.

Вар повернулся и пошел прочь, Атрет направился было за ним, но Феофил схватил его за руку.

— Не трогай его. Совсем недавно ты сам испытывал ко мне подобные чувства.

Атрет отдернул руку, но сделал медленный вздох, заставив себя сдержаться. Феофил был прав. Терпение… Необходимо терпение.

— Чтобы я занял достойное место среди вашего народа, мне потребуется время.

— Место! — Фрейя в ужасе уставилась на Феофила. Затем она бросилась к сыну. — Ты не можешь позволить ему остаться среди нас. После всего того, что Рим сотворил с нашим народом.

— Феофил наш гость, мама, и я сам пригласил его сюда, — сказал Атрет, видя, что и она тоже выступает против него. — Как брата, а не как римлянина.

— Я благодарна ему за то, что он спас тебе жизнь, но вчера вечером всем стало ясно, что этому римлянину среди нас не место.

— Значит, ты прогонишь и меня? Он останется с нами!

— Что с тобой? Римляне убили твоего отца! Они убили Рольфа, Дульгу, половину нашего племени. Среди нас не осталось человека, который не пострадал бы от рук римлян! И ты еще осмеливаешься приводить сюда этого человека и давать ему кров?

— Да, осмеливаюсь.

Фрейя повернулась к Феофилу.

— Они убьют тебя.

— Да, я знаю, — тихо согласился Феофил.

Она удивилась, увидев, что римлянин совершенно не боится смерти.

— Ты думаешь, этот твой Бог тебя защитит? Да каждый хатт почтет за честь расправиться с тобой.

— Если кто–нибудь хоть пальцем его тронет, будет иметь дело со мной!

— Тогда тебе придется иметь дело со всеми, кто здесь остался! Ты настроишь против себя свой собственный народ. — Ни до кого из них, судя по всему, предупреждения Фрейи не доходили. Атрет смотрел на нее с каменным выражением лица, римлянин — с сочувствием. Фрейя знала упрямство своего сына, поэтому воззвала к здравому смыслу Феофила. — Атрет называет тебя своим другом. Что с ним будет, если ты останешься?