— Чего ты так боишься, Рицпа? — спокойно спросил ее Феофил. — Неужели ты думаешь, что Божий план окажется слабее человеческого упрямства?

Его спокойный тон заставил ее успокоиться и выбросить из головы беспокойные мысли.

Она знала, о чем в действительности спрашивал ее Феофил. Верит ли она во всемогущество Бога? Верит ли она, что у Бога есть план относительно Атрета, ее самой и этого народа? Верит ли она в Иисуса настолько, чтобы знать, что Он завершит начатый Им труд?

Бог поставил перед ней один вопрос, простой, но откровенный: «В кого ты веришь, Рицпа? В других людей? В себя? Или в Меня?».

Слезы потекли у нее из глаз.

— Моя вера слаба.

О Господи, Боже мой. Я такой плохой сосуд. Жалкий. Смешной. Почему Ты трудишься во мне?

— У тебя есть то, что дал тебе Бог.

— Этого недостаточно.

— Кто лучше всех знает, что тебе нужно, как не Бог, сестра моя?

Рицпа подняла голову и подставила лицо теплому солнцу. Ей хотелось, чтобы слова Феофила запали ей в душу, запомнились на всю жизнь. Она опустила голову и закрыла глаза.

— По утрам, когда мы вместе молимся, Атрет так спокоен. Он счастлив. Утром я верю, что ничто не помешает Господу исполнить Его волю в нашей жизни. Меня наполняют уверенность и надежда.

Рицпа взглянула на своего друга, и ей так захотелось быть похожей на него.

— Но потом, когда я слушаю все эти перебранки, мне становится интересно, кто на самом деле властвует над нами.

Она посмотрела на синее небо и плывущие в нем белые облака.

— Иногда мне так хочется, чтобы Иисус вернулся прямо сейчас, сию минуту, и все расставил на свои места. Так хочется, чтобы Он сотряс землю и открыл всем глаза на замыслы сатаны. Чтобы Вар, Фрейя, Марта, все остальные, живущие в страхе перед Тивазом, все поняли. — Рицпа вспомнила выражение лица Марты. Бедной женщине было страшно и стыдно. — Как мне хочется, чтобы они увидели Иисуса во всей Его славе, во всем Его могуществе. Тогда бы они поняли, что Тиваз — ничто. И стали бы свободными.

— Даже те, кто видел знамения и чудеса Иисуса, не все поверили в то, что Он — Сын Божий.

— Атрет поверил.

— Атрет был готов поверить. Кто–то уже посеял в нем семена веры еще до того, как ты его встретила.

— Хадасса.

— Он стремился поверить во Христа. А чудеса еще не открывают человеку путь к вере, есть вещи, которые важнее чудес, — учение о спасении.

— Да. Мы ждем и надеемся. И молимся.

Феофил улыбнулся и ничего не сказал.

Рицпа вздохнула.

— Терпение никогда не было чертой моего характера.

— Ты научишься.

— Иногда меня мучает вопрос, как именно я этому научусь. — Рицпа тоскливо улыбнулась Феофилу. — Разве тебе самому не хочется, чтобы Иисус пришел прямо сейчас и спас нас от всех этих бед?

— Каждое мгновение…

Рицпа засмеялась.

— Слава Богу, я не одинока. У меня есть идея. Почему бы нам не построить дом, в котором мы могли бы прославлять Господа, запереться в нем и никогда оттуда не выходить?

Она, конечно же, шутила, но Феофил видел по ее глазам, как бесконечно она несчастна.

— Какой свет может сиять из запертого дома, дорогая? Бог хочет, чтобы мы шли в мир, а не прятались от него.

Улыбка исчезла у нее с лица, и в глазах осталось только разочарование.

— Вот Атрет и не прячется. Он как будто снова выходит на арену, бросается на всякого, кто с ним не согласен. При этом дубасит без разбора брата, односельчан и друзей. — Рицпа махнула рукой в сторону деревни. — Когда я ушла, он криком пытался объяснить, что такое мир Божий, что он значит для хаттов. Мир, Феофил. Да как они поймут, что это такое, если Атрет даже говорить с ними нормально не может?

— Он научится, Рицпа. Он обязательно научится. Нам нужно быть терпеливыми к нему.

— Так же как он терпелив к ним?

— Нет. Как Бог терпелив к нам. О чем бы ты сейчас ни думала, все–таки в первую очередь ты сейчас должна думать не об Атрете. В первую очередь мы всегда должны помнить о Господе.

— Я знаю, но…

— Ты знаешь, но действуешь ты согласно тому, что знаешь, или тому, что чувствуешь?

Рицпа села, снова почувствовав себя беспомощной. Она всегда спешила говорить, но не спешила слушать. Это было одним из ее недостатков, подобно горячности, вспыльчивости и злопамятности Атрета.

Феофил встал и повернул зайца на вертеле.

— Смотри на Атрета как на младенца в вере. Он только учится ходить в вере, как Халев учился ходить на своих ножках. Ты помнишь, как он спотыкался и падал, спотыкался и падал. Иногда ему было больно. Он был неуклюжим. Но он шел. Часто плакал от отчаяния. — Выпрямившись, Феофил кивнул в сторону залитой солнцем опушки. — И посмотри на него сейчас. — Халев радостно гонялся за бабочкой. — С каждым днем его ножки становятся все сильнее.

Он улыбнулся Рицпе.

— То же происходит и с нами. Мы учимся ходить со Христом. Это процесс, а не результат. Мы делаем свой выбор, поверив в Господа, но это еще не конец. Мы всей своей жизнью должны следовать этой вере. Я передам тебе те слова Писания, которые знаю. Ты будешь следовать Божьему Слову в своей каждодневной жизни. И истина сама откроется этим людям.

— Посмотри вокруг. Здесь нет ничего такого, к чему призывает Бог.

— Наша задача не в том, чтобы изменить образ жизни этих людей. И не в том, чтобы сражаться против языческого идола так, как Атрет пытается вбить в их головы веру во Христа. Наш труд в том, чтобы всей своей жизнью радовать Бога. Вот и все. Все свои усилия нам надо направить на то, чтобы научиться думать так, как думает Бог, смотреть на себя и других Его глазами, ходить так, как ходил Он. Это труд всей нашей жизни.

— Ты хочешь сказать, что мне не следует наставлять Атрета?

— Следует. Только деликатно. Наедине. И только если он захочет тебя слушать.

— Я пыталась. Сначала я всегда думаю, что ему сказать, но стоит мне открыть рот, и все получается не так. Но если даже я говорю все так, как нужно, он понимает все по–своему.

— Я тоже говорил с ним. И я надеюсь только на одно: Святой Дух будет трудиться в Атрете без нашей помощи, а иногда и вопреки ей. — Если только Атрет не решил закрыть свое сердце для того тихого и спокойного голоса, который призвал его когда–то встать на путь истины. — Сейчас Атрет ведет битву куда более трудную, чем любая из тех, которые он провел на арене.

Рицпа знала это, и ей хотелось плакать.

— И он проигрывает ее, — безрадостно сказала она. — Боже, разве мало он сражался в своей жизни?

Феофил наблюдал, как Рицпа встала и подошла к Халеву. Она взяла у него камень, который он уже хотел сунуть в рот, и отбросила в сторону. Потом краем своей одежды вытерла малышу грязь с лица, что–то тихо сказала и нежно подтолкнула. Улыбаясь, она смотрела, как мальчик направился к куче земли, плодородной земли, которую Феофил насыпал, когда рыл яму для дома, и которую намеревался потом использовать для земледелия.

Рицпа вернулась. День был теплый, и все же она плотнее укуталась в свою шаль.

— Атрет меня совсем не слушает.

— Он слушает. И что важно — он наблюдает. Сколько я его знаю, он все время смотрит на тебя.

Она усмехнулась.

— Только не потому, что я христианка.

Его широкая улыбка заставила ее покраснеть.

— Да, в самом начале в его взгляде явно не было видно благородных намерений, но ведь со временем он увидел в тебе прекрасную молодую женщину, которая искренна в своей вере. И твое хождение с Господом оказало на него свое воздействие. И будет оказывать дальше.

— Мое хождение не было гладким, Феофил. — Сколько она наговорила слов, о которых теперь жалеет.

— Вот почему я тебе об этом и напоминаю. Мы должны в первую очередь думать о том грехе, который живет в нашей собственной жизни. Вот в чем корень всех наших бед и страданий. А об Атрете позаботится Бог.

Рицпа встала и снова подошла к Халеву и привела его поближе.

Когда она вернулась, Феофил увидел, что его слова запали ей в душу.

— Мне кажется, Атрет не понимает того, что делает. Или того, что вокруг него происходит. Аномия имеет над этими людьми неограниченную власть. Вар ловит каждое ее слово. Она совсем не боится Бога, как, впрочем, и Тиваза, которому поклоняется.

Феофил прекрасно понимал, что Рицпа говорила правду, но ему не хотелось говорить об этой юной жрице.

— Бог трудится в этих людях каждый день. Хатты такие же люди, как и мы. Они такие же потомки Адама и Евы. Посмотри вокруг себя, сестра моя, и убедись в том, что все, сотворенное на земле, проповедует им Божью славу. И даже если они этого не признают, даже если они не хотят этого видеть, Господь дал им еще один удивительный дар: совесть.

Феофил наклонился вперед, намереваясь успокоить Рицпу.

— Совесть Атрета знала его внутренние мотивы и истинные помыслы еще до того, как он был искуплен Иисусом и принял Святого Духа. Как бы он сам ни пытался оправдать собственные мысли и дела, та совесть, которую дал ему Бог, не позволит ему так поступить.

Он кивнул в сторону священной рощи.

— Ты наблюдала за Фрейей? Внимательно наблюдала? Она борется с теми силами, во власти которых находится. Они постоянно тревожат ее. Она не может обрести покой. Как Атрет страдал от своих демонов, так и она страдает от своих. Его совесть инстинктивно предупреждала его о Божьем осуждении и грядущем аде, как совесть предупреждает сейчас Фрейю. Совесть не давала Атрету покоя, потому что он грешил, и ее совесть сейчас делает то же самое. Грех порождает чувство вины.

— Но ведь никто из них не в ответе за то, что с ними произошло. Атрет не виноват в том, что был гладиатором.

— Все, что мы делаем, мы делаем по своему выбору. Хорошее и плохое не зависит от обстоятельств.

— Но его могли убить.

— Возможно.

— Возможно? Ты знаешь, что его могли убить, и он бы умер неспасенным.

Феофил едва заметно скривил губы.

— Ты видела Рольфа. Сейчас и меня не должно было быть в живых. И когда я выходил против него, я думал, что с минуты на минуту погибну. Я думал, что настал момент умереть за Господа. Рольф моложе, сильнее, быстрее, умнее. У меня в тот вечер не было щита, а Бог сказал, чтобы я бросил еще и меч. И кто победил?

— Ты.

— Нет, Рицпа, — нежно улыбнулся ей Феофил. — Победил Бог.

Он взял зайца с вертела и позвал Халева есть. Рицпа смотрела, как Феофил разрезает зайца на части и очищает часть мяса, чтобы охладить его для Халева. Потом он играл с ребенком так же легко и непринужденно, как только что разговаривал с ней. Наблюдая за этим человеком, Рицпа чувствовала, как ее сердце наполняется любовью к нему.

Господи, что бы мы делали без него? Отец, мы никогда бы не добрались до этих мест, если бы Ты не послал нам его в Ефесе. Почему мы с Атретом не можем быть похожими на него? Его вера просто освещает всех, кто его окружает. Моя вера в лучшем случае ничтожна, а Атрет вообще отвращает людей от веры. О Господи, что бы мы делали без мудрых советов Феофила?

И только Рицпа так подумала, как ее пронзила острая боль необъяснимого страха.

Она чувствовала, что вокруг них сгущается тьма, стремящаяся поглотить свет.

38

Разгоряченный от гнева Атрет вышел из дома. Если бы он остался там еще на минуту, то точно поколотил бы своего брата, а потом принялся бы и за остальных. Пусть же Бог прольет им горящую серу на головы! Они это заслужили.

Тут он увидел Марту, сидящую за своей работой на другой стороне улице, и направился к ней.

— Ты не видела Рицпу?

— Она пошла в ту сторону, — сказала Марта, избегая встречаться с братом глазами. Лицо у нее было бледным.

— Ты плачешь?

— Почему ты так решил? — спросила Марта, проталкивая челнок между ниток.

— По тебе все видно. Что случилось?

— Ничего. Ничего особенного. — Руки женщины заметно затряслись. У нее перед глазами все еще стояло лицо Рицпы в тот момент, когда она позвала Эльзу и Дерека. Удивление. Боль.

Ей было стыдно.

— Что–то с матерью?

— Нет.

Атрет раздраженно взглянул на нее.

— Почему ты говоришь таким тоном?

— Каким? — Марта повернула к нему голову, приготовившись защищаться.