— Но я не могу просто сидеть и молчать, как ты.

— Тогда говори, но говори с любовью.

— С любовью… — иронично повторил Атрет. Убрав от себя ее руки, он встал и отошел. — Если я последую твоему совету, на это уйдет очень много времени. А мой народ должен принять истину сейчас, пока не поздно.

— Это не мой совет, Атрет. Так учит нас Господь. Помни, чему учили нас самих. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим… и возлюби ближнего твоего, как самого себя». Любить нелегко. Любовь — это осознанное решение следовать за Иисусом. И если ты любишь Иисуса, ты должен исполнять Его волю. А Его воля в том, чтобы мы любили других так, как Он изначально возлюбил нас.

— Я так не могу.

— Это верно, — сказала Рицпа. — Ты так не можешь.

Атрет с досадой покачал головой, потому что не понимал ее.

— То ты говорила, что я должен, а теперь говоришь, что я не могу. Чего же ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты понял, но, наверное, не нахожу нужных слов, чтобы объяснить тебе все. Я не Феофил, который так хорошо знает Писание. Но я знаю то, что мне говорит Господь.

— И что же Бог говорит тебе?

— До Вара дойдет вовсе не наша любовь, а любовь Христа. И каждый раз, когда над нами хочет взять верх наша собственная гордость, мы должны прислушиваться к Господу.

— То есть, ты хочешь сказать, что я не должен обращать внимания на оскорбления Вара?

— Да.

— И не должен ничего говорить ему в ответ, когда он смеется над Богом?

— Да.

— Быть добрым? — усмехнулся Атрет.

— Да.

— Вар должен научиться уважению, если не к Богу, то хотя бы ко мне как к старшему брату и вождю хаттов.

Рицпа увидела в глазах мужа гнев, гордость, желание оправдать себя. Нельзя было допустить этого. Нельзя было спокойно смотреть на это со стороны. Рицпа беспокоилась за Вара, Фрейю и остальных, но больше всего она беспокоилась о том, что происходит с Атретом.

— Атрет, как ты можешь ненавидеть своего брата и при этом любить Бога?

Он нахмурился, почувствовав, что ее слова запали ему в сердце.

Рицпа увидела это и помолилась про себя: «Господи, пусть он услышит». Она встала и подошла к мужу.

— Если ты гневаешься на Вара, ты идешь против Бога. И чем дольше ты держишь в себе этот гнев, тем больше он становится. Чем больше места ты оставляешь для гнева, тем меньше места у тебя в сердце остается для Господа, и может наступить момент, когда в твоей жизни вообще не останется места для Него. — Рицпа боролась со слезами. Ей так хотелось, чтобы муж все понял. — Неужели ты не понимаешь? Невозможно служить двум хозяевам.

Услышав дрожь в ее голосе, Атрет повернулся к ней. Его сердце смягчилось, когда он увидел слезы на ее глазах. Он протянул к ней руку и дотронулся до ее щеки.

— Какая же ты добрая.

— Путь нам выпал тяжелый, но прямой. — Рицпа положила свою ладонь на его руку. — Если ты любишь Вара, ты служишь Господу, — сказала она, и слезы покатились по ее щекам. — А если ты ссоришься с ним, ты служишь Тивазу.

— И ты готова ему все простить?

— Господь простил нам все.

«Господь простил меня», — подумал Атрет, зная, что его преступления в тысячу раз больше, чем ее. Он притянул ее к себе.

— Я постараюсь, — тихо сказал он и поцеловал Рицпу. Когда она обняла его, его напряжение исчезло. Подняв голову, он посмотрел на небеса. — Я постараюсь.

39

Сердце Аномии забилось чаще, когда она смотрела, как Атрет идет по улице. Совсем недавно он уходил от нее в мрачном, подавленном настроении. Его одолевали сомнения, которые она посеяла в его сердце. И вот теперь, спустя всего несколько часов, он возвращался улыбающимся, обняв одной рукой эту ионийскую ведьму, державшую на руках их сына!

Его смех едва не вывел жрицу из себя. В ее крови вовсю кипела зависть. А когда Атрет наклонился и поцеловал чужеземку, возмущению Аномии не было предела.

Закрыв глаза, она с огромным усилием совладала с бурей, которая бушевала внутри нее. Она вся тряслась от ревности.

Тиваз, бог тьмы! Почему ты допускаешь этот отвратительный брак? Атрет должен принадлежать мне, а не ей! Этот ребенок тоже должен быть моим. Аномия снова посмотрела на Атрета, приоткрыв глаза. Он так прекрасен, так силен, так энергичен. Он должен принадлежать только ей.

Атрет нежно провел рукой по темным волосам чужеземки и снова обнял ее.

Пусть эту женщину постигнет смертельная болезнь! Дай мне вырвать у нее ее сердце и принести его тебе в жертву! Атрет принадлежит мне!

Никто из мужчин, которых Аномии довелось встречать в своей жизни, как среди хаттов, так и среди других племен, не мог сравниться с Атретом по красоте, силе, ауре. В животе у нее свело, сердце забилось в болезненном ритме похоти к тому, кого она так желала, но не могла добиться.

Отдай его мне, Тиваз! Отдай его мне!

Ты получишь то, что заслуживаешь.

Скажи мне только, что я должна сделать, и я сделаю это. Я сделаю все. Все!

Атрет и Рицпа остановились, чтобы поговорить с Мартой, к ним подошли Дерек и Эльза. Маленькая Луиза вышла из дома и направилась прямо к Рицпе. Аномия стала ждать, когда Марта остановит ее. Когда Марта не сделала этого, жрица снова испытала прилив ярости. Эта безмозглая дура ничего не сказала. Сидит себе за своим станком и спокойно смотрит, как ее ребенок подошел к этой ионийке. Аномия же предупреждала ее!

Рицпа, засмеявшись, наклонилась и заговорила с маленькой Луизой. А девочка ее совершенно не боялась. Она дотронулась до нее, и опять Марта ничего не сказала. Рицпа поцеловала Луизу в щеку, а потом дала ей погладить своего сына, спящего у нее на руках.

И вот теперь Марта заговорила. Не со своей дочкой, а с этой ионийкой. Она даже улыбнулась ей!

Аномия скрылась в своем доме. Из ее груди вырвался стон. Ей хотелось кричать. Ей хотелось убивать! Стиснув зубы, она разодрала свою белую полотняную одежду.

— Она еще пожалеет, что не послушалась меня. Она еще пожалеет, — с этими словами Аномия яростно разрывала свою одежду. — Она еще пожалеет об этом. Я заставлю ее пожалеть. Они еще все пожалеют!

Сорвав с плеч порванную одежду, она отбросила ее в сторону. Потом прошла в темный угол и опустилась на колени перед жертвенником, у которого всегда молилась Тивазу.

Раскачиваясь взад–вперед, она молилась своему мрачному богу:

— Открой мне заклинание, которое необходимо мне, чтобы добиться своего. Дай мне силу, чтобы я смогла заставить Марту страдать за ее непослушание.

И тут к Аномии пришло озарение. Оно вошло в ее сознание с шумом, подобным шуму пролетающей стаи саранчи. Шум этот нарастал и стал напоминать шум крыльев голодных летучих мышей.

— Да, — застонала жрица. — Да! Открой мне еще. Еще!

Вооруженная силой черных заклинаний Тиваза, Аномия затрепетала. Она злобно рассмеялась и вскочила на ноги, чтобы исполнять волю своего господа. Ей прекрасно было известно, что и в каких пропорциях смешивать и какими заклинаниями это сопровождать.

Она подошла к своей полке, взяла нужные ей ингредиенты: сонную одурь, змеиный корень, ядовитые ягоды, побеги тисового дерева и, наконец, небольшую шкатулку. Открыв ее, она взяла оттуда матерчатый мешочек. Там находилась драгоценная мандрагора, за которую Аномия отдала весь свой янтарь. Она зажала в ладони корень, напоминающий по виду человеческую фигуру. С вожделением она долго держала корень в руке, потирая его большим пальцем. Мандрагора обладает многочисленными свойствами. Она залечивает раны, способствует исцелению от многих болезней, приносит удачу влюбленным, лечит от бесплодия.

А еще мандрагора может убивать.

Аномия аккуратно положила корень на свой маленький столик, пробормотала заклинания, отрезала от корня небольшой кусок и снова спрятала мандрагору в шкатулку.

Ей не хватало только свежей крови, но это было делом поправимым.

Взяв остро заточенный нож, Аномия стиснула зубы и сделала небольшой надрез на своей правой руке. Ее кровь закапала в чашу. Потом она наложила на рану белый тимьян и тщательно перевязала руку куском белого чистого полотна.

Затем она нарезала и растерла все, что приготовила, и смешала со своей кровью. Когда снадобье было готово, Аномия вылила его в сосуд, стоявший на слабом огне. Тихо напевая, она дождалась, когда снадобье закипело, сняла сосуд с огня и отставила его в сторону.

Удовлетворенно вздохнув, она села и стала ждать наступления темноты.

Когда в небе появились луна и звезды, а деревня погрузилась в сон, Аномия взяла свой ядовитый отвар и проникла в дом к Марте. Там она промазала этим отваром южную часть основания дома. При этом она шептала заклинание, которое должно было дать отвару силу. Закончив работу, она поспешила к себе домой.

Закрыв за собой дверь, Аномия почувствовала неописуемое злорадство и стала, ждать страшных результатов своей работы.

Завтра Марта узнает, что значит быть неверной.

Беда придет очень скоро.

Аномия знала, что Юзипий обратится к ней за помощью, и она, конечно, великодушно поможет. Она откроет Марте причину ее болезни. Не словами. Просто намекнет ей, как бы невзначай, но эти намеки окажутся куда как мучительнее и страшнее. И куда как радостнее для Аномии. Ей так хотелось испытать наслаждение от вида людей, которые мучаются от неосознанного страха.

О Тиваз! Мой, бог, мой бог! Как это великолепно — иметь власть над людьми. Я люблю это. Дай мне больше власти. Больше!

Ты получишь то, о чем и не мечтала.

— Дай мне Атрета.

Если ты будешь служить мне.

— Я буду тебе служить. Я всегда буду принадлежать только тебе. Дай мне то, что я хочу. Дай мне Атрета.

И ее хозяин ответил ей, пробуждая в ней все больше темных желаний, все большую жажду власти, все более мрачные мысли, которые толкали ее все дальше в водоворот нечестивых планов. А она все смеялась в темноте, высокомерно и злорадно.

40

Феофил проснулся среди ночи. Он медленно приподнялся, стараясь не шуметь, и прислушался.

Услышав звук открываемой двери, он повернул голову. Спустя мгновение он разглядел в темноте какую–то фигуру и подумал, что это, наверное, медведь, которого он видел в лесу накануне вечером. Стараясь не делать резких движений, Феофил взял с полки нож.

— Римлянин, — раздался вкрадчивый шепот.

Вздохнув с облегчением, Феофил положил нож обратно.

— Кто это?

Незнакомец скрылся из виду.

— Тебе это знать необязательно, — прошептал он.

— Что тебе нужно?

Наступило долгое молчание, потом снова застрекотали сверчки. Нахмурившись, Феофил встал и подошел к двери. В дверном проеме виднелись яркие звезды.

— Ты все еще здесь?

— Да.

— Говори смелее, незнакомец, — сказал Феофил спокойным голосом. — Я тебя слушаю.

— Ш–ш–ш! — Раздался какой–то шорох и беспокойное движение у дверей. — Я хочу узнать о твоем Боге, — прошептал незнакомец.

Голос был невнятным, но Феофилу показалось, что где–то он его уже слышал.

— А почему ты приходишь ко мне со своими вопросами посреди ночи?

— Я не хочу, чтобы меня видели… не хочу, чтобы кто–то знал, что я разговаривал с тобой.

— Потому что я римлянин?

Раздался смешок.

— Нет.

Феофил по голосу пытался определить, где прячется незнакомец, но не мог.

— Ты боишься?

— Не тебя.

Эти слова были сказаны с такой уверенностью, что Феофил не сомневался в их правдивости. Он тоже усмехнулся, и тут его осенила догадка:

— Может быть, ты один из старейшин?

Незнакомец не ответил.

Феофил не стал настаивать на ответе.

— А что Атрет говорит тебе об Иисусе?

Незнакомец рассмеялся.

— Он много чего говорит. И ничего не понятно.

— Он уверовал совсем недавно, но у него доброе сердце.

— Я пришел не для того, чтобы выслушивать хвалы Атрету.

Враждебность. Зависть? Старые обиды? Феофил взял небольшой глиняный светильник с полки, что была над ним, и зажег его посреди комнаты.

— Иди сюда, к свету, поговорим.

— Никто не должен знать, что я был здесь.