Девушка отпрянула от него и, торопливо завязав тесемки рубашки, забежала за стол. Такой барьер, конечно, плохая защита, но он по крайней мере удержит Ридли на расстоянии, пока она вновь не соберется с мыслями. Аллегра лихорадочно оглядела комнату, ища путь к спасению или какое-нибудь оружие, которым можно было бы обороняться, но не нашла ничего.

– Чтоб тебя черти взяли, – проговорила девушка. – Я тебе не покорная овца, которая пойдет на бойню без борьбы!

Ридли засмеялся:

– В этом я уже убедился, – Он высунул язык, поскреб его ногтем большого пальца и крякнул от боли. – Но, – продолжил мужчина, – тобой будет весьма интересно заняться, Аллегра Макуорт. И, – он двинулся вокруг стола, вперив в нее плотоядный взгляд, – меня не пугает борьба.

Аллегра попятилась, стараясь остаться по другую сторону стола. Они не сводили друг с друга настороженных глаз, как двое противников, сошедшихся на смертельном турнире. Аллегру снедал страх. Он мог перескочить через стол и с легкостью одолеть ее. А потом – минутное торжество и скорое забвение для него, а для нее – позор и унижение. Так же, как это было с мамой. Плечи Аллегры поникли, покорно и устало. У нее больше не осталось сил.

– Чудовище, – прошептала, девушка.

Если бы она не знала, что Ридли – бессердечное, эгоистичное животное, ей бы, наверное, показалось, что в нем пробудилась совесть. Он пожал плечами, беспечно улыбнулся и попятился назад. Затем потер рукой лицо, и Аллегра увидела в его глазах характерный стеклянный блеск – виконт был пьянее вина.

– Как-нибудь в другой раз, – пробормотал он. – Пожалуй, мы оба претерпели слишком большой ущерб от сегодняшних баталий. – Ридли пододвинул к себе стул, сел на него и с шумом припечатал к столу листок бумаги. – Итак, к делу. Сто фунтов стерлингов.

– Что? – Аллегра широко раскрыла глаза, ошеломленная внезапной сменой его настроения.

– Мне пришлось заплатить Кромптону сто фунтов стерлингов, чтобы купить твою жизнь и свободу. – Он сладко улыбнулся. – И я, разумеется, ожидаю, что ты возместишь мне эти расходы.

Сто фунтов! Аллегра опустилась на стоящий рядом стул.

– Но у меня нет… Я не могу, – запинаясь, проговорила девушка.

– Ну конечно. Я так и думал. И велел Бриггсу подготовить соответствующий документ.

– Какой документ? – в смятении выговорила она.

– Контракт об услужении без оплаты. На год. Это, разумеется, не возместит мне моих ста фунтов, но так уж и быть.

– Нет! – пронзительно закричала Аллегра, вскакивая на ноги, и, не желая верить своим ушам, в бессильной ярости замотала головой. – Нет, нет, нет!

Ее вспышка не произвела на него ни малейшего впечатления.

– А мне казалось, что работа тебе не в новинку. – Он пожал плечами. – И в конце концов, это всего лишь на год.

– Работа? – переспросила девушка гневно. – Да будь ты проклят, я знаю, что это такое. Смотри! – Она протянула ему свои ладони. – Три года. Три года по кабальному контракту, чтобы заработать на проезд до Англии. Три года работы в поле, стыда и унижения!

– Господи Иисусе, – тихо пробормотал Ридли и провел пальцем по мозолям на ее ладони. Когда он поднял на нее глаза, она прочла в них неожиданную жалость. – Что ж, тогда мы подберем для тебя что-нибудь полегче. Ты умеешь читать?

– Да, – угрюмо выдавила Аллегра.

– Прекрасно. Я уверен, миссис Ратледж найдет для тебя какое-нибудь полезное дело. – Он вдруг нахмурился. – А ты часом не убежала от своего хозяина?

– Нет. Я отработала свой срок до последнего горького дня.

– Мы постараемся сделать твое пребывание здесь более приятным.

Девушка бросила на него уничтожающий взгляд. Никогда никого она еще не ненавидела так сильно, разумеется, кроме Уикхэма. Ридли собирался украсть у нее год. Целый год! И при этом он сидел и говорил так спокойно, как будто речь шла о какой-нибудь аренде недвижимости.

– А что, если я откажусь подписать?

– Тогда я буду вынужден отвезти тебя обратно к Кромптону с его хлыстом, неукротимым стремлением к правосудию и любовью к выездным заседаниям суда присяжных. А может быть, и кое-чем похуже. Поговаривают, что, помимо чревоугодия, у него есть аппетит и к утехам иного рода. – Он сделал многозначительную паузу. – Но если ты подпишешь контракт, будешь под моей защитой. И он тебе не страшен.

Аллегра застонала. Ридли не оставлял ей выбора.

– Зачем вы это делаете? Ведь вам не нужны эти деньги. Ваши слуги геворят, что вы – человек щедрый.

Его рот искривился в сардонической усмешке.

– Это единственное похвальное свойство, которое они за мной числят.

– Тогда зачем? Что для вас эти сто фунтов? Он издал короткий смешок.

– Наверное, среди моих предков были шотландцы.[2] Иначе откуда бы взяться подобной бережливости? Кроме того, я рассудил, что таким образом куплю Уикхэму лишний год жизни.

Аллегра задохнулась от возмущения:

– Уикхэму? Так вы мучаете меня и заставляете стать вашей служанкой; чтобы спасти друга! Он ваш друг, да?

Ридли покачал головой:

– Я едва его знаю. Мы встречались с ним всего лишь раз. Но на мой взгляд, надо бы дать тебе время для того, чтобы образумиться и передумать.

– Передумать? Никогда!

– Ну тогда тебе не помешает хоть немного охладить свой пыл. Если ты нападешь на Уикхэма с такой же опрометчивостью, с какой напала на меня, тебя, несомненно, схватят, предадут суду и повесят. И на этом все кончится.

– Что мне до этого, если Уикхэм будет мертв? И отчего вас заботит моя судьба?

– Ничья жизнь не стоит того, чтобы губить из-за нее свою, – сказал он, небрежно пожав плечами.

– Поэтому вы и отказываетесь драться на дуэли?

При этих словах Ридли словно окаменел, и Аллегре показалось, что с него, пусть всего лишь на мгновение, спала маска равнодушия ко всему и вся. Он вдруг встал, подошел к камину и наклонил голову, так что теперь девушка больше не могла видеть его глаза.

– Если ты сделаешь это, то уже не сможешь спокойно спать по ночам, – пробормотал он. – Миг безумия – и душа твоя будет проклята навек.

В его голосе девушка расслышала боль и неожиданно для себя ощутила сострадание.

– Милорд… – начала она.

Но виконт, похоже, уже взял себя в руки. Когда он повернулся к ней, на губах его играла улыбка, противная, фальшивая улыбка, тотчас напомнившая Аллегре, что этот человек ей неприятен. Так не все ли равно, что скрывается за его маской?

– Я убью Уикхэма с наслаждением, – сказала она вызывающе.

Его улыбка стала еще шире.

– Пусть так, но мне было бы жаль, если бы тебя повесили за убийство. Не хочу, чтобы угас весь этот пыл, весь этот огонь. По крайней мере до того, как он согреет меня.

У Аллегры перехватило дыхание. Нет, этот негодяй, так жестоко домогающийся ее добродетели, не заслуживал ни малейшего сочувствия.

– Чтоб ты горел в аду, – зло бросила девушка. – Так вот для чего тебе нужен твой подлый контракт? Но ты получишь от меня только один год работы, и больше ничего. Ни моего тела, ни души тебе не видать.

Ридли медленно провел рукой по каминной полке, как будто лаская любовницу. Эротические движения его длинных пальцев завораживали. Аллегра почти чувствовала, как они касаются ее тела, нежно гладят его, пробуждая прежде неведомые сладкие ощущения. Что это с ней? Откуда эта странная дрожь внизу живота? Голос Ридли вдруг сделался тише, в нем зазвучали вкрадчивые, обольстительные нотки.

– Вот как? А что, если бы в знак благодарности я сократил срок твоей службы? Что тогда?

Эти слова вмиг отрезвили ее. О Господи, сыщется ли на свете человек более бессердечный, чем этот дьявол? Поставить ее перед таким выбором!

– Значит, чтобы сократить срок контракта, я должна буду против своей воли стать шлюхой?

– Нет. Я хочу, чтобы ты отдалась мне по доброй воле или не отдавалась вообще.

– Тогда вам не на что рассчитывать, – твердо сказала Аллегра. – Разве что вы собираетесь меня изнасиловать, – добавила она, и от этой ужасной внезапной мысли глаза ее расширились.

Он самодовольно усмехнулся:

– Как плохо ты обо мне думаешь. Право же, ты уязвила меня до глубины души. Не в моем характере брать женщину силой.

– А как же тогда назвать то, что случилось нынче утром в лесу? – Девушка едва могла скрыть свое презрение.

Ридли игриво всплеснул руками. Этот жест, по-видимому, должен был свидетельствовать о совершенной невинности его помыслов.

– Мне хотелось совсем немногого – один-два поцелуя, только и всего. А ты обошлась со мной до крайности жестоко.

Аллегра потерла рукой глаза и покорно вздохнула.

– Должно быть, вы наслаждаетесь этой игрой, милорд Ридли, но мне она не доставляет удовольствия. Не могли бы мы вернуться к делу?

– Разумеется. – Он взял с каминной доски чернильницу и поставил ее на стол. – Итак, мы обо всем договорились, верно?

– Год моей жизни за ваши сто фунтов? Целый год?

Ее голос дрогнул, когда она подумала о том, насколько откладывается осуществление ее заветной цели.

– Не сомневаюсь, что твоя ненависть к Уикхэму бу дет пылать год, как маяк в ночи. – Ридли приподнял пальцами подбородок девушки и пристально посмотрел в ее темные глаза. – Так я и думал. Такой огонь не погаснет, не отгорит.

В его голосе больше не слышалось насмешки, да и вид у него теперь был серьезный и недоуменный.

– Господи, – пробормотал Ридли, – откуда же он взялся, такой неистовый накал чувств? И чем заслужил Уикхэм подобную ненависть?

Аллегра попятилась – подальше от его руки и пытливых глаз – и взяла со стола перо.

– Значит, год, – твердо произнесла она, чтобы положить конец его вопросам. – И мне не придется опасаться, что как-нибудь вечером вы устроите на меня засаду?

Он покачал головой, рассмеялся и вновь превратился в прежнего беспутного повесу.

– Только не я. Но мое предложение остается в силе. Подаришь мне свои ласки – и я, возможно, соглашусь сократить срок твоего контракта. Очень может статься, что я даже куплю тебе одно-два шелковых платья с низким вырезом, чтобы продемонстрировать эту соблазнительную грудь.

– Хотя искушение и велико, – сказала Аллегра с сарказмом, – я все же не сойду со стези добродетели.

Ридли лениво ухмыльнулся, протянул руку и намотал на палец ее темный локон.

– Предупреждаю: я постараюсь обольстить тебя и завлечь к себе в постель. Ты чертовски лакомый кусочек.

Аллегра тряхнула головой, чтобы освободить свои волосы.

– Я вам не поддамся.

Он усмехнулся:

– Стало быть, меня ждет год, полный упоительных баталий. Одна мысль о них меня возбуждает. – Увидев отвращение, отразившееся на ее лице, виконт засмеялся. – Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы попытаться удрать. В Англии кабального слугу, сбежавшего от своего хозяина, ждет повешение.

– Пока Уикхэм не умер, я буду беречь свою жизнь. У меня нет ни малейшего желания угодить на виселицу за побег от вас.

Девушка обмакнула перо в чернила, склонилась над столом и подписала проклятый контракт. Ридли поймал ее в ловушку, из которой не было выхода, и они оба это знали.

Она вздохнула. Ничего не поделаешь. Она уже столько времени ждала, так потерпит еще год. Если, конечно, не убьет до тех пор этого дьявола Ридли. Он сложил контракт, спрятал его за пазуху.

– Есть еще одна деталь, так, мелочь. Поскольку остальные слуги работают в Бэньярд-Холле по найму, об этом нашем соглашении будем знать только ты, я и Бриггс. Он назначит тебе небольшое жалованье. Чтобы предотвратить толки.

Ридли сказал это как-то чересчур небрежно. Может быть, его все-таки мучает совесть?

– Вам стыдно из-за того, что вы сделали и собираетесь сделать? – тихо спросила она. – Или вас беспокоит мой позор?

Он издевательски рассмеялся:

– Вовсе нет. Но я все еще надеюсь склонить тебя лечь ко мне в постель раньше, чем истечет год. Наверняка тебе захочется, – тут мужчина опять засмеялся, – э-э… обсудить со мной условия твоего освобождения задолго до того, как на эти холмы придет следующее лето. И мне бы не хотелось, чтобы другие слуги решили, что ты стала моей лишь из-за какого-то глупого контракта. Будет куда лучше, если они подумают, что ты нашла меня неотразимым.

Какое наглое самодовольство! Аллегра брезгливо фыркнула, но ничего не сказала.

Он приподнял четко очерченную бровь:

– Ты не согласна? Ну что ж, дело твое. Я разрешаю тебе рассказать им, когда тебе того захочется, что я тебя купил в надежде сделать своей шлюхой.

В этих словах было столько неприкрытой жестокости, что Аллегра содрогнулась. Теперь она начала понимать, отчего все обитатели Бэньярд-Холла открыто ненавидели своего хозяина. Но на нее его яд не подействует, ее ему не удастся довести до слез, как бедняжку Мэрджери.

– Это будет нашим секретом, – сказала девушка и заставила себя сделать реверанс. – Могу ли я уйти и поискать миссис Ратледж, милорд? Если мне придется остаться здесь на год, мне понадобится кровать.