Из пачки моментальных групповых снимков, сделанных на праздновании 4-го июля, Лаура вырезала лицо Френсиса и поместила фотографию в золотой медальон, в котором раньше были фотографии теток. Она носила медальон не снимая, чтобы Лилиан и Сесилия не узнали о ее тайне. Конечно, они только посмеялись бы, но она этого не хотела.

И без того она однажды услышала доносящийся с кухни разговор:

– Наша малышка, кажется, влюбилась во Френсиса, – сказала кухарка.

– Почему бы и нет? – заметила Лилиан. – Она сменит еще много увлечений. И он такой красавец, что может увлечь любую женщину, от восьми до восьмидесяти лет.

– Даже сам того не желая, – рассмеялась кухарка.

«Как они могут? – всей душой возмутилась Лаура. – Они обесценивают любовь. Думают, что можно увлечься одним мальчиком в марте, потом другим – в апреле, третьим – в мае. Увлечение!»

Она раскрыла медальон с портретом Френсиса, и ей показалось, что он смотрит на нее с любовью. Но ей только двенадцать. Вот если б она была старше!

Однажды он неожиданно приехал из Бостона на уик-энд. Она кинулась к нему и обвила руками за шею; она всегда так делала, а он брал ее на руки и подбрасывал. Но она уже слишком выросла. Он разжал ее руки и поцеловал в лоб:

– Как поживаешь, Принцесса?

– Ты уже слишком большая, чтобы обнимать Френсиса, – недовольным тоном сказала тетя Лилиан. – Ты уже не ребенок, Лаура.

Она почувствовала себя униженной и промолчала. Ведь тетя имеет в виду, что у нее выросли грудки. И он почувствовал их, когда она прижималась к нему.

– Она высокая для своего возраста, но в общем-то она еще дитя, – умиротворяюще вмешалась Сесилия.

А потом Лаура услышала разговор теток за кофе.

– Мне кажется, ты все преувеличиваешь, Лилиан.

– А ты, боюсь, ничего не видишь, Сесилия.

Лилиан была умнее и прозорливее, Сесилия – склонна к иллюзиям и романтична. Лаура поняла, что ей надо остерегаться.

Наконец ей минуло пятнадцать. Казалось, с тех пор, как она была пылким импульсивным подростком, прошло не три года, а три десятилетия. Она вела себя спокойно, выдержанно. Выросла, стала высокой стройной девушкой, мягкие волосы остались белокурыми. Благодаря теткам она умела одеваться – просто, но с изысканным вкусом. Она носила ожерелье из золотых звеньев, кольцо с рубином, доставшееся ей от матери, и мужские наручные часы своего отца, присланные из Кореи. За корсажем платья скрывался золотой медальон с портретом Френсиса, хотя он не приезжал уже два года.

В этом году было много вечеринок; Лауру приглашали всюду, и она имела успех, за ней ухаживали больше, чем за другими девушками. Лауру это удивляло, – она не видела в себе ничего необыкновенного, кроме умения играть на фортепьяно.

Одетая в красное бархатное платье, она ждала звонка, чтобы поехать в загородный клуб, где должны были состояться танцы. Вдруг раздался звонок в дверь и вошел Френсис.

– Вы всегда являетесь неожиданно, – сказала она ему со своей новой спокойной улыбкой.

– Да, неожиданно мне понадобилось приехать, но ты куда-то собралась, Лаура, я не хочу тебя задерживать.

Ее сердце забилось неистово, но она ответила спокойно:

– Да, я собираюсь на танцы, но у меня есть еще полчаса.

Он взял стул и сел так, что их колени соприкасались.

– А ты понимаешь, что я не видел тебя уже два года? Ты очень изменилась за это время.

– Мне уже пятнадцать.

– Если бы мне было пятнадцать, я выставил бы твоего мальчика, и сам пошел с тобой на танцы.

– Ваш отец говорил, что вы очень много работаете.

– Да, двадцать четыре часа в сутки. Я работаю и люблю свою работу.

– И поэтому вы не приезжали домой?

– Да. Отец считает, что у него больше свободного времени, и он может навещать меня. Он приедет ко мне в Калифорнию, я получил там двухгодичную стипендию для исследовательской работы.

– И вы два года не будете приезжать домой?

– Не думаю. Я, наверное, съезжу за границу для исследовательской работы. Я хочу заняться редкими болезнями.

– Вроде слоновой?

– Вроде этой. Откуда ты знаешь про слоновую болезнь?

– Читала. Я много читала с тех пор, как вы научили меня.

– Я рад за тебя и горжусь тобой, Лаура.

– Я на целый год опередила однокурсниц, сдала экзамены досрочно, – прихвастнула она. – Я кончу колледж в шестнадцать с половиной.

Разговор прервался, хотя они о многом хотели поговорить друг с другом после долгой разлуки. Лаура хотела бы задать ему десятки вопросов, но сдерживала себя. Начал Френсис:

– Ну, что случилось нового у знакомых? Говорят, что банк Джорджа Бэктона откомандировал его в Гонконг, а Кэрол Бэйкер обручилась.

– А вы?

– Я? Откуда у вас такая идея? – спросил он, подняв брови.

– Мои тетушки говорили…

– Конечно, кто же еще?

Оба засмеялись, и сразу почувствовали себя такими же близкими друг другу, как два года назад.

Лаура вздохнула с облегчением и откинулась на спинку кресла, положив на подлокотники руки с розовыми раковинками наманикюренных ногтей. «Хоть бы побыть еще с ним рядом, только бы не зазвонил дверной звонок», – думала она, улыбаясь Френсису. Он смотрел на нее, глаза в глаза, и она видела, что он находит ее красавицей.

– Ты… – начал он, но тут зазвонил звонок.

– Ох, проклятье, это они! – вскричала Лаура. Френсис пошел открывать дверь, ворвался свежий ветер и шум голосов. Явилась вся компания – Джини с Риком, Цисси с Фредом и Хэнк – с букетом цветов, которые Лаура приколола к корсажу – к счастью, цветы были белые.

Она наскоро представила своих шумных и веселых приятелей Френсису и стала надевать пальто. Как странно, впервые в жизни они оба испытывали друг с другом какую-то неловкость, вдруг застеснявшись, словно дети. С Лауры словно ветром сдуло ее кокетливость и самоуверенность, она глядела на Френсиса робким взглядом.

Френсис посмотрел на юношей, таких же высоких, как он сам, справился с собой и сверкнул улыбкой.

– Ну, что ж, веселитесь, детишки! – сказал он. – А вы, Лаура, передайте своим тетям извинения, что я их не застал. К сожалению, я не могу повторить визит, завтра я еду с отцом к родственникам за город, а потом сразу уезжаю. Так что пожелайте мне всего наилучшего, ладно?

Все расселись по машинам, и Лаура увидела, как Френсис идет по лужайке к своему дому.

– Красивый парень. Кто он? – спросила Джини.

– Друг семьи, сосед, – ответила она с запинкой.

– Красивый! Черт побери, Джини, да он же старый! – захохотал плосконосый толстощекий Фред.

– Вовсе он не выглядит старым, – возразила Джини. – Кто же он, Лаура?

– Я же сказала, – сосед, – ответила она досадливо.

«Веселитесь, детишки!» – сказал он, а смотрел на нее так, как будто хотел сказать ей что-то важное для них обоих. И она, может быть, никогда не узнает, что он хотел сказать. Два года он проведет вдали от нее. А может быть, совсем не вернется.

Она мечтала о нем. На вечеринках юноши срывали у нее поцелуи, а она мечтала о поцелуях Френсиса.


«Время… Как быстро оно пролетело!» – думала Лаура, глядя на лепной фриз. Прабабушка пожелала, чтобы в узор были включены роза – символ Англии и чертополох – символ Шотландии, но отец, ирландец, добился, чтобы они были помещены по углам, малозаметно. «Старые страсти, старые боли», – рассеянно подумала она. Френсису теперь за пятьдесят. Как-то он выглядит? Говорят, он знаменитый врач в Нью-Йорке, исследователь, ученый… Соседи говорили: – «Мы получили рождественское поздравление от Френсиса Элкота. Как же, не забывает, что мы были друзьями старого доктора, его отца. А вы получили открытку?»

Нет, она много лет ничего не получала.

* * *

Лаура поступила на музыкальное отделение университета в другом конце штата. Тетки испытали облегчение, узнав, что в консерваторию она не попала. Все-таки ближе к дому.

– Ты должна приезжать два раза в неделю, Лаура. Тебе легче и приятнее приехать домой, чем нам добраться к тебе, и в большом городе мы будем чувствовать себя неуютно. А тебе приятно будет побывать дома. Но мы, конечно, тоже будем приезжать.

Для многих девушек, впервые вырвавшихся из дома, такая назойливая любовь была бы обременительна, но Лаура, балованное дитя своих теток с трехлетнего возраста, хранила для них бесконечный запас снисходительности. Когда она приезжала, тетки щедро делились с ней новостями, – они каким-то чудом знали обо всем, что происходило в городке.

– У Кэрол Бэйкер была роскошная свадьба! Десять подружек, с ума сойти. Конечно, она не стала дожидаться Френсиса Элкота. Да он, наверное, и не женится никогда! И на одном месте не осядет.

Старые девы почему-то особенно интересовались жизнью и брачными перспективами Френсиса.

– Элкоты вернулись из Калифорнии. Но Френсис, он всегда из ряда вон. Затеял поездку в Индию, на год или два, для своих исследований. И он посылает тебе подарок, Лаура. Книги, сказал доктор Элкот.

Книги прибыли. Это были жизнеописания Моцарта и Бетховена с запиской.

«Я люблю рыться в книгах, и вот в одном книжном магазине мне попались эти. Я непрестанно думаю обо всей вашей семье. А я живу чудесно, у меня здесь много друзей, климат превосходный. Работа идет хорошо. Дорогая Лаура, я надеюсь, что у вас тоже все хорошо».

Его почерк был как-то похож на него самого: ровные аккуратные буковки, и вдруг – высокая наклонная заглавная, взмывающая вверх, словно взрыв его внезапного смеха. Читая его записку, Лаура видела перед собой его руки, загорелые, с тонкими пальцами, с кольцом-печаткой с греческими буквами на указательном пальце. Она помнила эти руки в золотистом загаре, в Калифорнии он, наверное, стал темно-бронзовым.

«Я приеду на пару недель в конце июля, – писал он. – Послушаю ваши рассказы о первом курсе».

Но летом тетки решили поехать на Аляску. Протесты Лауры ничему не помогли.

– Какие там еще летние занятия? Ты целый учебный год занималась и заслуживаешь отдыха. Мы увидим все – белых медведей, орлов, ледяные равнины. Это великолепное зрелище!

Аляска действительно была великолепна, но, вернувшись домой, они узнали, что Френсис уже уехал.

Так же получилось и в следующем году – они были в Монреале, на реке Святого Лаврентия и в Новой Шотландии, и, вернувшись, опять не застали Френсиса, который пробыл дома две недели и уехал.

– Всего три дня назад, – огорченно сказала тетя Сесилия.

Если бы Лаура не знала своих теток так хорошо, она решила бы, что это подстроено.

Время от времени она получала от Френсиса письма, и каждый раз задумывалась, не означает ли «мне всех вас не хватает» – «мне не хватает тебя». Но тогда бы он так и написал.

Однажды во время прогулки Лаура внезапно почувствовала, что пора посмотреть на себя со стороны. Представив самое себя – взрослую девушку, предающуюся, словно подросток, романтическим мечтам, она устыдилась. Пора взять себя в руки, Френсис Элкот, такой далекий и вовсе не думающий о ней, не должен быть центром ее жизни.

На Рождество мистер и миссис Элкот поехали вместе с сыном на Юкатан. Френсис прислал оттуда письмо со вложенным снимком: все трое около снежной пирамиды в Чиченице. Письмо было живое и занимательное, словно туристический проспект, и Лаура снова подумала: «Здесь ничего нет для тебя. Перестань ждать. Первая любовь иссякла, ты уже взрослая девушка – восемнадцать лет. Все это пережито, все это позади».

И все же ни на один день, ни на одну минуту она не переставала думать о Френсисе.


В университете у Лауры было много товарищей, с которыми она охотно ходила на футбольные матчи и на концерты, и ко всем она относилась весело-равнодушно. Единственный, кто ее заинтересовал, не был ее однокурсником. Она видела несколько раз, как он идет через вестибюль, и однажды ее спутник, кивнув на него головой, сказал:

– Знаешь, это Бэд Райс. Отличный был полузащитник, он играл пару лет назад. Какой парень, а?

Да, фигура у него была могучая. Высокий, широкоплечий, не худой, но ни унции жира, сплошные мускулы. Его можно было бы сфотографировать для рекламы какой-нибудь выставки здоровой пищи: розовая кожа, белоснежные зубы, поблескивающие из-под короткой верхней губы.

Она знала, что он заметил ее. Однажды, когда она шла через вестибюль одна, он подошел к ней и представился:

– Я Бэд Райс. Я давно хочу познакомиться с вами, но вы всегда окружены однокурсниками, а иной раз я робел подойти.

Скромность футбольной «звезды» удивила ее, и она ответила с подчеркнутой любезностью: