Гидеон смотрел, как Лора проходит мимо, высоко подняв голову. Ее коса кокетливо покачивается за спиной.

Лора решительно нажала на звонок и отступила на шаг.

Дом располагался на большом участке земли, за которым, как было заметно по его ухоженному виду, следил садовник-профессионал. Оконные рамы и деревянные панели были недавно покрашены.

– Очень мило, – проворчала Лора. – Это должно стоить по меньшей мере…

Дверь распахнулась. Лора, приготовившаяся разыграть роль «простодушной американской девушки», неожиданно обнаружила, что этот прием отпадает.

Ибо на пороге стоял молодой, очень красивый человек с прекрасно очерченным, но капризным ртом, вьющимися каштановыми волосами и глубоко посаженными выразительными серыми глазами.

– О, – только и сказала она.

– Вы, должно быть, мистер Олленбах? – чувствуя ее смущение, мягко вмешался Гидеон.

– Нет. Да. Я хочу сказать, что я муж Фелисити, но моя фамилия Уэстлейк. И у Фелисити была бы такая же, если бы она не считала, что моя фамилия недостаточно хороша для нее.

Наступила короткая неприятная пауза.

«Какая дрянь, – подумала Лора. – Позорить жену перед совершенно незнакомыми людьми. Будь я на месте Фелисити, быстро бы велела этому клоуну убираться куда-нибудь подальше».

Гидеон, однако, воспринял едкие заявления более профессионально.

Было очевидно, что тут кроется затаенная злоба к жене за ее преуспевание в жизни, подумал Гидеон с долей цинизма. Это означает, что сам молодой человек не добился успеха в собственной деятельности. Гидеон подумал, что он рабочий, но быстрый взгляд на его руки опроверг это предположение. К тому же он еще и пьет, заметил Уэллес, налицо все характерные признаки.

– Ваша жена дома? – вежливо осведомился Гидеон, избегая называть ее Олленбах.

Не было смысла и дальше вызывать его враждебность.

– Конечно, дома. Только скоро она отправится на «фабрику мозгов».

Гидеон, довольно хорошо знавший колледж доктора Олленбах, подумал, как бы отнесся декан этого почтенного заведения к такому названию – «фабрика мозгов»?

Лора вошла в дом первой и огляделась. Красивая люстра, подлинный хрусталь. Несколько хороших картин, но ничего выдающегося. Венецианское зеркало.

Все вместе производило впечатление. Однако ничего лишнего. С деньгами, предположила Лора, в семье было туго. Но хозяева не хотели, чтобы кто-нибудь догадывался об этом. Интересно.

Гидеон же, напротив, лишь мельком взглянул на обстановку. Его внимание было устремлено на красивого молодого человека, который с явно наигранной любезностью ввел их в уютный кабинет, служивший одновременно библиотекой и комнатой для занятий. Большое окно выходило в обширный сад.

– Флик! К тебе гости.

Доктор Фелисити Олленбах сидела на большом кожаном диване. Она медленно поднялась и с недоумением смотрела на вошедших.

– Профессор Уэллес. Мисс Ван Гилдер. Как приятно.

– Уэллес? – раздался резкий, неприятный возглас Клайва Уэстлейка.

Гидеон перевел взгляд со своей коллеги на ее супруга и вдруг заметил большую разницу в возрасте между ними. Неожиданно ему стало жаль Фелисити. И тут же он испытал стыд за себя.

Кто он такой, чтобы сразу же делать выводы?

– Так это вы тот самый везунчик, который получил премию, – сказал Клайв, покачнулся и плюхнулся на диван.

Что-то в его развязных неуверенных движениях поразило Лору. Еще не было и девяти утра, а этот человек уже был пьян!

Атмосферу в комнате можно было сравнить лишь с омерзительным липким густым туманом в промышленном районе.

– Да, я получил премию Ван Гилдера, – спокойно подтвердил Гидеон.

Он смущенно взглянул на свою коллегу.

В ее глазах Уэллес увидел боль и тревогу, хотя она всеми силами старалась это скрыть.

И снова жалость к ней охватила Гидеона.

– Извините, я, очевидно, неудачно выбрал время для визита, – сказал он и неловко попятился к двери.

Впервые после того, как он отправился в этот крестовый поход, Гидеон начинал понимать, что влечет за собой расследование такого щекотливого дела, как кража. Оно не состоит лишь из улик и дедукции. Это копание в грязном белье людей.

Лора бросила на Уэллеса быстрый взгляд, полусердитый-полулюбящий. Так она и думала. Воск в руках женщины.

– Привет, мистер Уэстлейк, нас толком не познакомили, – обратилась с самой обаятельной из своих улыбок Лора к явно самому слабому звену в цепи. – Я – Лора Ван Гилдер.

Она подошла и протянула руку. Клайв плотоядно улыбнулся и снисходительно взял ее.

– О да, – протянул он, не выпуская ее пальцев и нахально с двусмысленным видом потирая их.

Лора мужественно сохраняла на лице улыбку, несмотря на то что по коже у нее пробегали мурашки.

– Вы – та женщина, которая дала ему премию. Как мило с вашей стороны.

Лора отняла у него руку.

– Нет, мистер Уэстлейк, я ему ничего не давала, – любезно пояснила она. – Независимый ученый совет голосованием решил, кому присудить премию, и затем сообщил об этом мне. Я всего лишь передала премию.

– И все эти деньги, – добавил Клайв.

Но теперь в его голосе слышалось горькое разочарование, заглушавшее злобную неприязнь. Фелисити с испугом посмотрела на супруга.

В эту минуту Гидеон все понял. Здесь значение имел не утраченный престиж, а потеря денег, входящих в премию.

Ученый мог получать очень много или очень мало денег. И он знал по опыту, что даже те, кто зарабатывал огромные гонорары, очень часто помещали полученные средства весьма неудачно. Сколько его друзей, блестящих ученых, оказывались беспомощными, не зная, как распорядиться деньгами!

– Разве не так? – Клайв Уэстлейк, к счастью, не догадываясь о жалости другого мужчины, сосредоточил все внимание на Лоре.

Это было проще, чем связываться с Гидеоном Уэллесом.

Как все красавцы мужчины, полагающиеся на свою внешность, Клайв не любил находиться в обществе другого мужчины, имеющего над ним физическое превосходство.

«Не так уж этот гигант с серебристыми волосами хорош собой, – самодовольно подумал Клайв. – А вот американочка – красотка».

– И то, что вы с профессором Уэллесом так хорошо ладите, не имеет к этому никакого отношения. А? – многозначительно заметил он.

Лора рассмеялась. Ничто не могло бы ярче показать ничтожество Клайва, чем эта фраза.

– Я впервые увидела профессора Уэллеса на вручении премии, – солгала Лора. – Но должна признаться, доктор Олленбах, что после знакомства с вами я все же надеялась, что в конверте будет ваше имя. Я чувствовала себя как в осаде в окружении всех этих англичан.

Фелисити удалось улыбнуться:

– О, мы, американцы, умеем сохранять верность своим убеждениям.

– Пришли позлорадствовать, а, профессор Уэллес? – снова все испортил Клайв.

– Клайв! – воскликнула Фелисити.

– Нет, – сдержанно ответил Гидеон. – Мы пришли, чтобы спросить вас, Фелисити, не видели ли вы чего-нибудь такого, что помогло бы объяснить неприятный инцидент, случившийся в тот вечер.

– Эй! В чем дело? – возмущенно спросил Клайв, не дав жене произнести и слова.

– Боюсь, что Огентайнский кубок, который присуждается вместе с премией, похищен, – сказала Лора. – В тот самый вечер. Точнее, во время празднества.

Она смотрела на Клайва, Гидеон – на Фелисити. Они оба побледнели и выглядели растерянными.

Но если Фелисити, казалось, осознала случившееся, то ее муж начал шумно возмущаться:

– Так вот как вы, умники, называете кражу? Неприятный инцидент?

– Вы были на вечере, мистер Уэстлейк? – сладким голосом спросила Лора. – Я уверена, что запомнила бы вас, если бы вы там были.

– Нет, – поспешно сказала Фелисити. – Клайв был на прослушивании. Он должен был пойти в театр пробоваться на роль.

«Так он актер!» – одновременно подумали Гидеон и Лора.

Это, вероятно, многое объясняет.

– Вы ее получили? – не удержалась от вопроса Лора, уже догадываясь об ответе.

Краска, обезобразившая лицо Клайва, подтвердила ее предположение.

– Нет, – коротко сказал он.

– Боюсь, я тоже не могу помочь вам, – с чуть заметным раздражением сказала Фелисити. – Я не заметила ничего необычного. Что я могла заметить? Едва ли вор прошел на вечер без приглашения, не так ли?

Лора оценила преданность Фелисити своему мужу, и ей стало немного стыдно за свои нападки на него. Она приказала себе строго придерживаться фактов.

– Мы думали, не видели ли вы чего-то необычного, когда выходили из зала. Вы ведь выходили минут на десять, не правда ли? Это было, я думаю, около четверти двенадцатого, – спокойно сказала Лора.

Фелисити вздрогнула.

– Откуда вы… ну, я… нет.

– В чем, черт побери, дело? – вмешался Клайв. – На что вы намекаете?

– Мы ни на что не намекаем, – ответил Гидеон. – Мы всего лишь пытаемся разобраться в этом, прежде чем вызовем полицию.

Фелисити еще больше побледнела. Но Гидеон понимал, что это ничего не означает. Разве он только что не объяснял Лоре, что возможность быть замешанным в каком-то связанном с полицией деле, даже если он ни в чем не виноват, страшит любого преподавателя.

Клайв с беспокойством посмотрел на посетителей и затем на жену.

– Я ничего не понимаю, – медленно сказал он. – Думаю, вам следует уйти.

– Куда вы ходили, доктор Олленбах? – тихо, но настойчиво спросила Лора.

– Подышать воздухом. Я немного прогулялась по саду. Если б вы видели эти гибкие серебристые березы, залитые лунным светом. Я взяла с собой вина. Честно признаюсь, я была расстроена тем, что не получила премию. Мне хотелось несколько минут побыть одной. Я ничего не заметила. Последний раз я видела кубок, когда мы выходили из Большого зала.

Она замолчала. Без сомнения, она вспомнила, как декан громко высказывал озабоченность неисправностью сигнализации.

Она испуганно посмотрела на Гидеона:

– Я не брала его.

– А у вас нет предположений, кто бы это мог сделать? – мягко спросил Уэллес.

Ему было ненавистно то, что он делал. Отвратительно.

Но Фелисити покачала головой:

– Боюсь, что нет.

– И вы не видели ничего подозрительного? – настаивал Гидеон.

– И вы вообще не видели ничего необычного? – одновременно спросила Лора.

– У меня было не то настроение, чтобы что-то замечать, – грустно улыбнулась доктор Олленбах.

Клайв беспокойно завозился на диване и воинственно вздернул подбородок.

– Послушайте, да кем вы себя воображаете? Мисс Марпл и Эркюль Пуаро? – И рассмеялся собственной шутке, сравнивая высокого крупного Уэллеса с низеньким, толстеньким и лысым детективом Агаты Кристи.

– Нет, но, будем надеяться, мы добьемся не меньшего успеха. Или, боюсь, существует еще и полиция, – ответил Гидеон, глядя на покрасневшего Клайва. – Если вы что-нибудь вспомните… О, между прочим, вы не делали снимков на вечере?

– Нет, у меня не было фотоаппарата, – сказала доктор Олленбах.

– Но кто-то фотографировал, – заметила Лора, внезапно вспомнив человека в смокинге, увлеченно щелкавшего фотоаппаратом.

Она описала его Гидеону, который решил, что это мог быть профессор философии, приглашенный директором.

– Мы к нему заедем, посмотрим, не проявил ли он пленки, – сказал Гидеон, когда Фелисити провожала гостей до дверей.

К всеобщему удовлетворению, ее супруг остался сидеть на диване.

«Вероятно, слишком пьян», – с ехидством подумала Лора.

Выходя, они сдержанно попрощались, и доктор Олленбах закрыла за ними дверь.

Сев в машину, Лора взглянула на Гидеона:

– Мой дом совсем недалеко отсюда. Сейчас одиннадцать. Не хотите остановиться и выпить чашку чая?

– Почему бы и нет? – устало согласился он.

Гидеон нисколько не удивился, увидев, что домом Лоры была роскошная вилла, даже больше и лучше, чем резиденция Олленбахов.

На этот раз Лоре удалось выйти из машины, почти не теряя своего достоинства. Говорят, практика все доводит до совершенства.

В доме она повела Гидеона прямо на кухню. Она смотрела, как гость отодвинул стул и сел, положив локти на стол. Ей доставляло удовольствие его присутствие здесь, на ее собственной «территории». Он, казалось, прекрасно сюда вписывался. Не настолько, чтобы это угрожало ее существованию и личности, но достаточно, чтобы многое изменить.

Она приготовила чай и отрезала кусок купленного в магазине кекса. Она не умела печь.

– Ну, и что вы о них думаете? – спросила Лора, когда они наконец устроились напротив друг друга.

– Я думаю, у них плохо с деньгами, – уверенно сказал Уэллес.

– Дом, вероятно, заложен и перезаложен, – задумчиво предположила она. – А этот муж – камень на ее шее. Но она его любит. Корова несчастная.

Гидеон поморщился:

– Вы умеете выбирать слова. Вам кто-нибудь говорил об этом?