Но тут, перебив ее мысли, заговорил Дэн.

– Вы собираетесь отвезти его к дяде Люку? – спросил мальчик.

Кларк медленно покачал головой, но не успел он ответить, как Дэн заявил:

– А ведь он может его вылечить!

– Твой дядя Люк – хороший доктор. Я и не отрицаю, – тихо заметил Кларк. – Но и у хороших докторов возможности не безграничны. Бедную птичку сильно искусали. Не думаю, что...

– Люк говорит, что никогда-никогда нельзя сдаваться, – страстно перебила его Белинда. – Он говорит, что всех можно спасти, если бороться, даже если пульс совсем слабенький.

– Верно, – согласился Кларк, – верно.

– Так мы поедем к нему? – взмолилась Белинда.

Кларк посмотрел на Марти поверх детских головок. «Ты же не собираешься?..» – было написано на ее лице, но Кларк едва заметно пожал плечами: «А что еще мне остается делать?»

Марти смотрела на мужа. Она знала, что он очень устал после целого дня в поле. Конечно, теперь ему легче работать, – ведь у него появился новый протез, который он получил благодаря настояниям Люка. Но даже если и так: посев – тяжелая мужская работа. У него оставались кое-какие дела, но он собирается ехать в город ради полудохлого воробья. И какой в этом смысл? Ровно никакого!

Марти опять посмотрела на Белинду. Наверняка дочь прислушается к разумным объяснениям. Ей уже исполнилось одиннадцать лет, и она должна знать, что смерть является естественным продолжением жизни. Но нет, Белинда не желала этого понимать. Она боролась со смертью каждой клеточкой своего существа, и ее главным союзником был старший брат Люк – добрый, чуткий доктор Люк. Он тоже боролся со смертью. Если кто и одобрит поездку в город ради спасения воробья, так это ее брат.

– Пойду запрягу лошадей, – предупредил Кларк.

– Но... но как же ужин? – осмелилась возразить Марти. – Твой...

– Подождет, – ответил Кларк, умоляюще глядя на Марти.

Он надеялся, что она поймет.

Она поняла. Кларк решил съездить в город не ради умирающей птички. Он хотел помочь дочери, чтобы не разбить ей сердце.

– Прости... прости, что задал тебе новую работу, – пробормотал Кларк. – А главное, не суетись. Я найду, что поесть, когда вернусь домой.

Но Марти беспокоилась вовсе не из-за работы, а о нем, Кларке. Он должен поужинать. Он должен отдохнуть. И все же...

Дверь опять открылась, и в кухню с шумом вбежал четырехлетний Дэк. Его ярко-рыжие волосы, как обычно, были взъерошены. Он был младшим сыном Клэра и всеобщим любимцем. Когда он увидел, что Кларк накидывает на плечи пиджак, который недавно снял, его веснушчатое лицо с круглыми щечками расплылось в широкой улыбке.

Он обхватил пухлыми ручками ноги дедушки, проказливо ему улыбнулся и стал молотить Кларка кулачком по протезу.

– Тук-тук! – шаловливо воскликнул он, – тук-тук!

Кларк не стал одергивать мальчика. Он наклонился и взял его на руки.

– Кто стучится в дверь мою? – с напускной серьезностью задал он вопрос, который предполагался в их маленькой игре.

– Это я, Дэк! – радостно ответил малыш.

– Какой Дэк? – как полагается, спросил дедушка.

– Быстрый Дэк, ловкий Дэк... не поймать меня вовек! – ликующе выкрикнул мальчик.

Они вместе рассмеялись, и Дэк обнял толстенькими ручками дедушку за шею.

– А зачем Дэк ко мне пришел? – поинтересовался Кларк.

– Меня мама послала, – объяснил он. – Она сказала, чтобы я позвал Эмми и Дэна.

Кларк посмотрел на детей, которые по-прежнему заглядывали в корзинку Белинды.

– Да, лучше поторапливайтесь, – посоветовал он, – а то если за вами придется идти папе, он будет очень недоволен.

Они встали, и Эмми Джо взяла младшего брата за ручку, в последний раз взглянув на дедушку, словно надеясь, что он пригласит ее поехать с ним.

Кларк обернулся к Белинде.

– Я буду готов через минуту, – известил он ее. – Лучше взять пальто. – И он тут же ушел.

Вздохнув, Марти повернулась, чтобы вынуть печенье из духовки. Хрустящее печенье было таким горячим, что от него исходил пар, – все именно так, как любит Кларк. Но сейчас он не станет его есть, а когда вернется, оно уже остынет. Марти сняла печенье с противня. Вдруг Белинда тихо всхлипнула.

Марти бросилась посмотреть, что за беда опять приключилась.

– По-моему, он уже умер, – прошептала Белинда сквозь рыдания. – Посмотри! Он похолодел.

Марти взглянула на воробьишку. Белинда права. Доктор Люк уже не сможет ему помочь.

Девочка вновь разразилась слезами, и Марти обняла ее, чтобы утешить.

– Нужно сказать папе, пока он не запряг лошадей, – тихо пробормотала она скорее себе, чем дочери, но пораженная горем Белинда кивнула.

Марти подумала, что этот кивок означает, что она не возражает, и поспешила в конюшню за Кларком. По пути она глубоко вздохнула. Она была рада, что мужу не придется ехать в город, а бедная птичка больше не страдает, но ей было жаль, что Белинда так сильно мучается каждый раз, когда видит страдания птицы или животного. Прекрасно, что девочка умеет сопереживать, – это признак благородства натуры, но Белинда чересчур чувствительна. Она во многом похожа на старшего брата, Люка. Очень похожа! Она даже более чувствительна, чем он. «Ей будет тяжело жить, – сокрушалась Марти. – Сколько боли, жестокой боли, придется ей вытер петь на жизненном пути?» От этой мысли она вздрогнула.

Кларк выводил из стойла первую лошадь.

– Слишком поздно, – сказала Марти. – Птичка умерла.

Так что садись ужинать.

На лице Кларка отразилось беспокойство, а не облегчение, как можно было ожидать.

– Она справится, – уверяла мужа Марти. – Поплачет немного, затем похоронит его, и воробей упокоится в саду рядом с другими животными. Завтра она снова придет в себя.

Они оба знали, что так оно и будет. Некоторое время Белинда печалилась о потере, но потом к ней возвращался ее веселый нрав. Они не раз видели это раньше. Марти пошла к дому, а Кларк повел Короля обратно в конюшню. Похоже, жеребец радовался, что поужинает вовремя.

Кларк снял упряжь, повесил ее на крючок и направился к дому. Только тогда он понял, как устал и проголодался. Но его походка была твердой и ровной. Хромота была едва заметна. Кларк снова порадовался тому, что деревянный протез служит ему почти так же хорошо, как собственная нога. Приятно, что руки свободны! Наконец-то он избавился от костыля. Но он сильно утомился, и сейчас все тело ныло из-за давления протеза на культю. Он мечтал о том, как снимет его и поставит на ночь в угол.

Но сейчас он этого не сделает. Ему еще нужно кое-чем заняться. И он не снимет его и после того, как все закончит.

Он знал, что Марти внимательно наблюдает за ним, улавливая малейшие признаки боли или усталости. Если он снимет протез до того, как ляжет спать, она поймет, что ему нездоровится. А она и так сильно о нем беспокоится. Зачем ее расстраивать! Нога отдохнет, пока он поужинает, а когда придет пора заняться делами, он наверняка почувствует себя лучше.

Кларк радовался, что ему не придется вместе с воробьем долго трусить на лошади в город. Он слегка улыбнулся, подумав о том, сколько раз мечтал о том, чтобы в мире не осталось ни одного воробья. Надоедливые маленькие проказники!

А Белинда еще переживает о них. И все же... они тоже Божьи твари, и Кларк с радостью помог бы Белинде бороться за то, чтобы спасти жизнь одному из малых сих.

Глава вторая. ДОКТОР ЛЮК


Как и предсказывали Кларк и Марти, Белинда оплакала умершего воробья, заботливо сложив ткань и выстлав ею коробку, чтобы похоронить его в ней. Она позвала Эмми Джо и всех мальчиков, чтобы они вместе с ней после ужина участвовали в маленькой церемонии. Она заплакала, когда птичку опустили в ямку рядом с другими могилками в дальнем конце сада.

Когда все было закончено, девочка вновь вспомнила о детских забавах. Воскресный вечер завершился радостной игрой в пятнашки, в которой участвовали все пятеро детей.

Марти, вылив воду из таза на розовый куст у двери, вздохнула с облегчением. По характеру Белинда была радостной, спокойной девочкой. «Если бы только она не го ревала так сильно, когда находит мертвых или умирающих животных!» – в сотый раз взмолилась она про себя. Она всей душой надеялась, что в конце концов Белинда смирится с тем, что жизнь бывает жестока, и это будет вызывать у нее меньше переживаний. Никто не говорит, что страдание – это хорошо. Но всем приходится время от времени сталкиваться с болью. Марти подождала Кларка, который шел к дому с ведром, до краев наполненным белым пенящимся молоком.

– По-моему, она уже оправилась от горя, – сказал он, с облегчением незаметно кивнув в сторону Белинды.

– Да, обычно она довольно быстро забывает о неприятностях, но сколько слез она проливает, когда о них узнает! – ответила Марти, когда они вместе вошли в дом.

– Если честно, я предпочитаю иметь чувствительную дочь, а не черствую и бессердечную, – заметил Кларк.

Марти покачала головой и вздохнула. Она много раз убеждалась в том, что чувствительность Белинды – черта, к которой сложно привыкнуть.

– Она изменится, когда подрастет, – успокоил ее Кларк. – Надеюсь, она не будет бросаться из крайности в крайность.

Марти не могла представить, что Белинда сильно изменится.

– Не думаю, что такая опасность существует, – уверила она мужа.

– Буду молиться о том, чтобы ее чуткость приносила пользу, – заметил Кларк. – Должно быть, у Бога есть особое предназначение для таких, как Белинда.

Марти, процеживая молоко и наливая в кувшин, чтобы потом снять с него сливки, раздумывала над словами мужа. Кларк стал поворачивать ручку сепаратора, а Марти стояла и слушала тихое жужжание. Вскоре Кларк набрал нужную скорость и повернул кран, чтобы молоко вылилось во вращающуюся миску аппарата. Молоко показалось из левого носика, а вскоре из правого в кувшин для сливок заструился более тонкий ручеек густых сливок.

– Она так похожа на Люка! – решилась Марти, продолжая разговор, который они начали несколько минут назад.

Кларк кивнул:

– И на Арни. Он настолько чувствительный, насколько позволительно мужчине.

Теперь кивнула Марти. Да, Арни чувствительный. Он не мог смотреть на то, что кто-то мучается от боли. Но он бы не стал плакать в открытую, как Белинда. Арни бы просто отошел в сторону, и только по его несчастным глазам было бы заметно, как страдает его душа, когда он сталкивается с неизбежными горестями человеческой жизни.

– Бедный Арни, – заметила Марти. – Наверное, Белинде немного проще. Во всяком случае, она может поплакать, когда страдает. А мальчики, особенно Арни, всегда старались сдержать слезы.

– Интересно, где они этого набрались? – подхватил Кларк. – Я никогда не говорил им, что мальчики не должны плакать.

– И я не говорила. Наверное, в школе нахватались. Дети иногда бывают жестоки друг к другу.

Молоко и сливки продолжали литься из носиков сепаратора.

– Забавно! – продолжала размышлять Марти. – Они похожи, и в то же время такие разные!

– Как это? – Ну, Люк заботливый и чуткий, верно, но... он не прячется от боли. Он выходит ей навстречу и сражается с ней.

Я не сомневаюсь в том, что он вполне заслужил право стать врачом. А вот Арни никогда бы не смог заниматься медициной. Он не выносит вида страданий и, как я заметила, пытается от них отстраниться.

Кларк, кажется, задумался над высказыванием Марти.

– По-моему, ты права, – наконец с печалью согласился он. – Арни было бы тяжело работать врачом. У него гораздо лучше получается просто быть отцом.

Марти улыбнулась. Арни и правда был прекрасным отцом. Сначала они даже беспокоились, что он разбалует малышей, но он избежал этой опасности. И, хотя это было ему тяжело, он наказывал детей, когда они этого заслуживали.

Хорошо, что Арни помнил об этом. Трое его сыновей были весьма неугомонными. Они нуждались в сильном, твердом влиянии отца. Мать, миниатюрная Анна, с трудом с ними справлялась. Марти улыбнулась, подумав об этом трио. Сайлас был ровесником Эмми Джо. Они родились с разницей всего в четыре дня. Недавно они отпраздновали десятый день рождения. Белинда старше их почти на год.

Среднего сына звали Джон. Ему исполнилось семь лет, и он уже ходил во второй класс. Эйб, младшенький, еще оставался дома, но ему уже не терпелось пойти в школу со старшими братьями. Анна делала все, что могла, чтобы его развлечь.

Он просил научить его читать, чтобы не отставать от братьев, когда те сидели, уткнув носы в книги. Анна считала, что учить его должны в школе, но Эйб не давал ей покоя, и в конце концов она сдалась и показала малышу буквы. И теперь старшие мальчики приносили в дом книги, чтобы маленький Эйб тоже их читал.