Барбара Картленд - Разбитое сердце

— И что же мне теперь делать? — спросила я у своего отражения. Не честнее ли пойти немедленно к Питеру, сказать ему, что Тим был в замке и что я по-прежнему люблю его.

«Вчера, — подумала я, — это можно было бы сделать. Сегодня — после всего того, как Питер признался мне в своих чувствах, — я не могу этого сделать».

Память о его признании в любви пугала меня, странным образом пугало и его возможное презрение.

Я не могла разобраться в себе, не могла решить, что же мне делать. Но я понимала, что мы с Тимом ведем себя не совсем благородным образом. И еще мне казалось, что будь Питер на месте Тима, он бы не стал так поспешно отказываться от этой Одри Герман и клясться в вечной любви ко мне. Впрочем, сравнивать Тима с Питером было невозможно. Тим — человек порывистый, увлекающийся. Подобно мне самой он способен вспыхнуть, воспламениться идеей, а в следующий момент назвать ее скучной. Общность душ и сулила нам, как казалось мне, счастье в будущем.

Да, Питер, несомненно, был другим, но что было мне известно о Питере? Я могла испытывать уверенность лишь в одном: в том, что этот новый, открывшийся мне пылкий мужчина, за которого я вышла замуж, был не из тех, кому можно легко признаться в любви к другому.

«Нет, — сказала я себе. — Буду мудрее. Единственное, что мне остается делать, — это скрывать свое отношение к Тиму, по крайней мере до тех пор, пока я не найду какой-либо выход из ситуации».

Приняв такое решение, я причесалась, напудрилась, чтобы скрыть следы своих слез, a потом медленно спустилась вниз — в зал и услышала голоса, доносившиеся из большой гостиной. Я узнала голос Тима — как же хорошо мне были знакомы все его интонации и звонкий мальчишеский смех. Его сменил спокойный басок Питера — я не разобрала его слов. Наконец раздался еще более густой, резонирующий голос деда. Я открыла дверь.

Какое-то мгновение мне казалось, что я вышла на сцену, ибо все трое мужчин повернулись ко мне, которой предстояло еще преодолеть то расстояние, что отделяло меня от них, стоявших возле камина.

— А, вот и ты, моя дорогая, — проговорил дед. — Позволь тебе представить — это офицер ВВС мистер Грант… моя внучка миссис Флактон.

— Здравствуйте! — одновременно выпалили мы с Тимом.

— Моя внучка тоже родом из Канады. Может, вы даже встречались прежде?

— Едва ли, — поспешила я с ответом, — но, возможно, у нас найдутся общие знакомые.

— Я в этом уверен, — согласился Тим, улыбнувшись мне.

— Господин Грант интересуется, не можем ли мы взять на постой шестерых офицеров, — пояснил дед, — и я предложил, чтобы он вернулся и отобедал с нами. Жаль, что я не могу пригласить остальных, но нас в нашем захолустье снабжают строго по карточкам.

— Вполне понимаю вас, сэр, — ответил Тим, — и с вашей стороны было очень любезно пригласить меня. С восхищением принимаю ваше приглашение. A теперь, если вы простите, я должен вернуться обратно и сообщить командиру о вашем согласии. Он будет вам весьма благодарен. В настоящее время наш лагерь переполнен — здесь не ожидали такого количества гостей из-за океана.

— Что ж, мы рады приветствовать вас, — проговорил Питер. — Вы прибыли с одним из учебных авиационных подразделений, не так ли?

— Верно, — ответил Тим, а затем сказал: — Быть может, вы найдете среди моих сослуживцев знакомых, миссис Флактон. А вы сами откуда родом?

Глаза его блеснули при этих словах, и мне трудно было удержаться от смеха, когда я с притворной скромностью ответила:

— Из Монреаля. A вы?

— Очень странно! Я тоже из Монреаля. И как это мы с вами не встретились на родине?!

— Быть может, вы принадлежали к числу отчаянных и шумных мальчишек, которых я еще в школе терпеть не могла и старательно избегаю с тех пор.

— Видимо, эти мальчишки изрядно досаждали вам. А какую фамилию вы носили до брака?

— Макдональд. Памела Макдональд.

— Похоже, я где-то слыхал ваше имя, — проговорил Тим, старательно морща лоб.

Он с таким мастерством играл свою роль, что я пообещала себе однажды как-нибудь поквитаться с ним за то, что он выставил меня такой дурой своими вопросами.

— Ну, Макдональдов в мире немало, — невозмутимо заметил Питер.

Его слова напомнили нам обоим о том, какую опасную игру мы затеяли. Тим торопливо протянул мне руку.

— Итак, до свидания, миссис Флактон. Надеюсь, вечером мы с вами продолжим обмен воспоминаниями о родине.

— До свидания, — ответила я, как мне казалось, безразличным голосом.

Тим обменялся рукопожатиями с дедом и направился к двери, Питер пошел его проводить. Тим показался мне необычайно привлекательным, когда повернулся к нам с последним прощанием. Я ощутила на себе его выразительный взгляд и вновь захотела посоветовать ему вести себя осторожно.

Я направилась к камину и протянула руки к огню.

— Хороший мальчик, — сказал дед. — Всегда рад им помочь. Здесь у меня стояли какие-то ребята, когда сооружался аэродром, но во всем остальном я ничем не мог быть им полезен.

Вернулся Питер.

— Холодает, — заметил он, присоединяясь к нам, a потом заботливо взял меня под руку. — Ты кажешься мне встревоженной, Мела. Что-то случилось?

Я покачала головой и в то же время удивилась тому, что Питер оказался настолько проницательным.

— Ничего. А сколько сейчас времени?

— Самое время выпить перед обедом. Могу ли я попросить Манро подать нам хереса, сэр? — спросил он у деда.

— Конечно, — последовал ответ.

Питер позвонил в колокольчик.

Дед ушел в библиотеку, и мы остались вдвоем. Я чувствовала себя ужасно. Питер закурил сигарету.

— Какой симпатичный молодой канадец. Ты о нем ничего не знаешь?

Не знаю почему, но я ощутила, что вопрос этот задан не просто так.

— В Монреале Грантов не сосчитать. Надо будет расспросить о нем отца в следующем письме.

— Меня удивляет то, что он не знает тебя. Неужели в вашем городе много таких красавиц, как ты?

— Спасибо за комплимент.

— Это не комплимент, а правда.

Тут появился с хересом Манро. Он опустил поднос на стол, и Питер наполнил мой бокал.

— Мне нравится здесь, — проговорила я. — Зачем нам уезжать непременно завтра? Нельзя ли погостить у деда еще сутки?

— А я думал, что ты хочешь поскорее вернуться в Лондон.

Я наклонилась к камину, чтобы Питер не мог увидеть мое лицо.

— Возможно, ты сочтешь меня непоследовательной, — проговорила я, — но я начинаю терять надежду на то, что мы вдвоем сможем отыскать убийцу дяди Эдварда. Я понимаю, что это именно я уговорила тебя принять участие в охоте, заставила тебя поверить в то, что мы можем преуспеть там, где потерпела неудачу полиция, но теперь я не настолько уверена в этом. События последних дней лишили меня такой уверенности.

— Это были самые лучшие дни моей жизни, — проговорил Питер негромко.

— Но почему? — не подумав, спросила я.

— Они подарили мне тебя.

Слова эти раздосадовали меня.

— А я не была бы настолько уверена в этом, — вызывающе проговорила я.

— Неужели я слишком самонадеян? — спросил Питер. — Как тебе известно, я не напрашивался. Я обещал себе, что буду самым благородным образом относиться к тебе, что не стану торопить и дождусь того, что ты полюбишь меня. Теперь я обещаю то же самое тебе и постараюсь выполнить свое обещание.

Он говорил так искренне, что в этот миг я устыдилась себя, потому что обманывала его. Тем не менее сказать ему правду было немыслимо! Я боялась — боялась не только Питера, но и того, что больше не смогу увидеться с Тимом.

И тут я решила, что раз и навсегда должна взять ситуацию в свои руки — что должна объяснить Питеру, чего жду от нашего брака, и не позволить страху или трусости сбить меня с ног.

— Я хочу, чтобы мы были друзьями, Питер, — проговорила я. — Настоящими друзьями. И я полагаю, что в той ситуации, в которой мы оказались, дружба будет наилучшим основанием для построения наших отношений.

Питер понял, что я имею в виду. Какое-то мгновение он колебался, и я поняла, что, с его точки зрения, я требую от него слишком многого. Он взял мои руки в свои.

— Что ж, будем друзьями, Мела, — вздохнул он и, наклонившись, поцеловал меня в лоб. — До тех пор пока я не заставлю тебя полюбить меня, — добавил он с решимостью в голосе.

Более странную первую брачную ночь, вероятно, трудно себе представить. Начать с того, что чем больше я размышляла о ситуации, в которой оказалась, тем больше ощущала не тревогу и волнение, а собственную вину. Я понимала, как низко поступаю, обманывая Питера, и тем не менее мне не хватало духа рассказать ему всю правду, как, впрочем, и отваги для того, чтобы отказаться от встреч с Тимом. Наверно, будь я человеком сильным духом и истинно благородным, человеком той породы, о которой пишут в книгах, я сказала бы Тиму, что отныне у нас нет ничего общего; что он ни в коем случае не должен оставаться в замке; что долг обязывает меня как можно скорее покинуть этот дом и что теперь, когда я вышла замуж за другого, он должен забыть меня.

Но я не героиня романа, а обыкновенная и ужасно несчастная девушка, и я не сделала ничего подобного. Одеваясь в тот вечер к обеду, я ненавидела себя. Я всегда была прямым и откровенным человеком — во всяком случае, считала, что являюсь такой. Должно быть, правда заключается в том, что прямой и открытой очень легко быть, когда тебе нечего скрывать. Я всегда презирала людей, которые лгали, обманывали и интриговали безо всякой серьезной причины — развлечения ради. Я была знакома с девушками, заводившими тайные любовные интрижки просто из интереса. Их увлекала перспектива выскользнуть ночью из дома на свидание с женатым мужчиной, им было приятно наплести матерям, что они идут в кино, когда на самом деле направлялись в какой-нибудь пользующийся дурной славой ночной клуб. Должно быть, такие поступки часто порождаются жаждой приключений, однако сама я никогда не хотела для себя развлечений подобного рода. Я хотела только одного: чтобы мои любовные дела были честными и открытыми, но тем не менее попасть в более затруднительное положение, чем то, в котором я находилась сейчас, было попросту невозможно.

— Что же мне теперь делать? — спрашивала я себя, снова и снова повторяя эти слова. — Что делать? Что делать? Что же мне делать?

Простого выхода из лабиринта не было, однако, будучи женщиной, я не могла не попробовать извлечь определенную выгоду для себя из этого сложного положения. Я привезла с собой платье из черного бархата, сшитое не по нынешней моде, с широкой юбкой и с воротником из настоящего кружева на плечах.

В тот вечер, спускаясь по лестнице, я ощущала себя собственной прабабушкой, однако я не заметила неодобрения в обращенных на меня глазах Тима и Питера. Конечно, о том, что бракосочетание состоялось всего несколько часов назад, приходилось помалкивать, поэтому Тим не имел ни малейшего представления о том, что является четвертым присутствующим на брачном пиру. Питер сказал мне, что разослал в газеты объявления о нашем браке, не указывая дату бракосочетания.

— Послезавтра, — сказал он, — первое апреля. И если люди будут спрашивать нас о том, когда мы поженились, мы можем совершенно спокойно отвечать: «O, в прошлом месяце». Так они решат, что это было достаточно давно, и врать нам не придется.

— Ты предусматриваешь все! — воскликнула я. — Но как быть с мистером Дурбином? Что, если он попытается затеять расследование?

— Сделать это ему будет сложно, — ответил Питер, — если только журналистам не удастся выяснить дату и место совершения бракосочетания. Едва ли им это удастся без нашей помощи. Тебе придется разрешить им несколько раз сфотографировать тебя и дать несколько аккуратненьких интервью относительно того, что ты думаешь об Англии.

— Ты говоришь так, как будто это может доставить мне удовольствие, — вздохнула я.

— А разве не так? Подобные вещи приятны любой женщине. Лично я отказываюсь от любых фотосъемок и любых высказываний личного характера.

— Ах, вот как, — рассмеялась я. — Значит, ты хочешь взвалить на меня всю грязную работу.

— Ну, а вдруг тебе понравится это занятие, — ответил Питер.

Разговор этот происходил перед обедом и прервался он только, когда дед вместе с Тимом вернулись в столовую. Дед показал Тиму свою библиотеку, которая, как я заметила, была предметом особой гордости старика, и всем гостям рано или поздно приходилось знакомиться с ней.

Питер сказал мне, что некоторые раритетные издания старых книг стоят тысячи фунтов. Я вполне невинным образом предположила, что некоторые из них можно продать, а вырученные деньги пустить на приведение в порядок замка, устройство освещения, отопления и водопровода. Питер посмотрел на меня так, будто я предлагала совершить святотатство.