Барбара Картленд - Разбитое сердце

Мы ехали все дальше и дальше. Выпили чаю уже в другой деревне, на этот раз не настолько привлекательной, и хотя само заведение называлось по-староанглийски — «Ye Olde Grey Gables Tea Roome»[13] — было вполне очевидно, что оно является очень дорогой подделкой. Вспомнив наш добрый обед, мы не стали здесь задерживаться и скоро продолжили путь.

Лишь в шесть часов я взглянула на часы и сказала:

— Пора возвращаться в Лондон, Тим.

— Нет, еще рано, — сказал он. — Давай поужинаем вместе.

Я затрясла головой.

— Я не могу, как ты не понимаешь! Мне и так предстоит трудное объяснение по поводу того, где я провела весь день. К тому же, Питер вернется домой к вечеру; заседания парламента теперь заканчиваются не очень поздно.

— Я не собираюсь портить прекрасный день ради того, чтобы вовремя вернуть тебя твоему мужу, — упрямился Тим.

— Но ты должен это сделать.

— Я отказываюсь. К тому же тебе известно, как далеко от Лондона мы находимся?

— Не имею малейшего представления.

— Около восьмидесяти миль.

— Ох, Тим! Ты сошел с ума! Ты ставишь меня в ужасное положение.

— А ты помнишь, что я сказал тебе по телефону сегодня утром? Это может оказаться нашей последней возможностью побыть вместе.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, это секрет, но поговаривают, что нас переведут на восток.

— Ох, Тим!

Я просто не могла выразить свои чувства в этот момент. Тима ждет опасность… Тим отправляется в какую-то неведомую страну, откуда может никогда не вернуться…

— Так ты поужинаешь со мной, согласна? — спросил он с надеждой.

— Хорошо.

Тим улыбнулся мне, и, прекрасно зная его, я поняла, что радость эта оттого, что он добился своего.

— Тим, скажи, — потребовала я, — ты и в самом деле отправляешься за границу или придумал это лишь для того, чтобы я не торопила тебя с возвращением в Лондон?

Не глядя мне в глаза, Тим уставился куда-то в пространство и, помедлив секунду, проговорил:

— Ну, вообще-то поговаривают об этом.

— Ах, Тим, — попыталась я возмутиться, — так нечестно! Ты и в самом деле готов на все, чтобы добиться своего.

— А что, нельзя? — спросил он смиренно.

Я рассмеялась, глядя на его поникшее лицо. Как это похоже на Тима! В его отношении к жизни главным было стремление удовлетворить собственные желания, получить свою выгоду, в чем бы она ни состояла.

— Ты же не нарушишь свое обещание? — спросил он меня.

— Не нарушу, но я должна позвонить домой еще раз, иначе Питер будет волноваться.

Примерно через полчаса мы наткнулись на совершенно очаровательную гостиницу в крохотной деревушке. Под потолком — дубовые балки, а древесную муку на полу в баре, должно быть, здесь специально копили не один век.

Постояльцев не было видно, крошечная столовая оказалась предоставленной нам одним. За каминной решеткой пылал жаркий огонь, на стенах были развешаны старые забавные фотографии, на которых были мужчины, занимающиеся бегом с препятствиями в ночных рубашках. Они смешили меня, пока я дожидалась соединения с Лондоном.

Наконец телефон зазвонил, и с бьющимся сердцем я сняла телефонную трубку. Ответил Бейтс.

— Мистер Флактон дома? — спросила я.

— Это вы, мэм? Мистер Флактон вернулся домой около часа назад. Он очень волновался за вас.

— Но сейчас он дома?

— По-моему, он отправился к миссис Хьюитт, — ответил Бейтс. — Я слышал, что он говорил о чем-то подобном леди Сибил.

— Хорошо, когда он вернется домой, Бейтс, скажите ему, что у меня все в порядке, я вернусь позже. Я нахожусь за городом в компании друзей.

— Я передам ему, мэм. Не сомневаюсь, он будет рад это услышать.

— Благодарю вас, Бейтс.

— Меня поймали на лжи номер один, — сказала я Тиму. — Единственное, что я могу сделать теперь, это признаться. Сказать, что встретила тебя на улице, и ты уговорил меня поехать с собой.

— Моя спина вынесет и это, — усмехнулся Тим. — И не надо так волноваться — беспокойство тебе не идет. Это не твой стиль!

— К черту мой стиль! — рассердилась я. — Мне предстоит ужасно трудное объяснение.

Посмотрев на меня, Тим опустил руки на мои плечи.

— А знаешь, Мела, я готов поверить в то, что ты любишь своего мужа.

— Конечно нет, — горячо возразила я.

— Ну а если нет, почему ты так боишься рассердить или обеспокоить его?

— Ну, потому, что он всегда обходился со мной самым вежливым и благородным образом. Зачем же огорчать тех, кто так к тебе относится, правда?

— Конечно, но лучше перестань расстраивать себя, Мела. Ты ведь по-прежнему любишь меня, так ведь?

— Да, и ты это знаешь.

— Я хочу, чтобы ты и дальше любила меня.

— А тебя действительно волнует, что я думаю или чувствую? — спросила я. И тут вопреки всем стараниям моей гордости вопрос, который я хотела задать в течение всего дня, сам собой слетел с моих губ: — Почему же ты вчера отправился развлекаться с Вили?

— Ну а как я мог отделаться от нее, скажи на милость? — ответил Тим, однако снял при этом руки с моих плеч и вынул портсигар из кармана.

— Не знаю. Просто мне показалось, что ты не оказал ей особого сопротивления.

Тим ухмыльнулся.

— Натиск врага оказался неудержимым.

— Она так ведет себя со всеми мужчинами, — сказала я с презрением. — В самый первый день, проведенный мной в Англии, она привела меня в полный ужас тем, что буквально вешалась Питеру на шею. Но мужчинам, похоже, это нравится.

— Умная лесть всегда приятна. Но тебе же это безразлично, правда?

Я не намеревалась признаваться в истинных чувствах — в том, что мне это не просто небезразлично, но небезразлично в высшей степени. Вместо этого я ответила на его вопрос собственным:

— А когда вы вчера вернулись домой?

— O, уже утром. Мы заглянули в два или три места — там было весело и приятно, однако дорого! Скажу честно: к рассвету у меня в карманах было пусто.

— Приятно слышать, что ты развлекся.

Тим рассмеялся.

— Ну да, ревнуй. Люблю, когда красотки ссорятся из-за меня.

Я промолчала, и он понял, что обидел меня.

— Мела, дорогая! Я нисколько не хотел тебя задеть, но, в конце концов, я просто не мог отказаться от вчерашней вылазки с ней — ты-то все равно не пошла бы со мной. Знаешь, как одиноко человеку в городе, где у него нет ни друзей, ни даже знакомых.

— Ну, конечно, — сочувственно проговорила я, понимая, что была к нему несправедлива. — Но, Тим, я терпеть не могу Вили. Она ужасна, и я представить себе не могу, как ты этого не замечаешь.

— Ну, она забавна. A, кроме того, хорошенькая — этого нельзя отрицать.

— A значит, все остальное можно простить, так, по-твоему?

— Ну а почему, собственно, нет? — удивился Тим. — На нее приятно посмотреть, ее приятно послушать, а танцует она изумительно! Что еще нужно, чтобы весело провести вечерок? Тем более если не собираешься провести с этой девушкой остаток жизни. К тому же, если хочешь знать, половину вечера мы с ней говорили о твоем муже. — Тим засмеялся. — Тебе придется потрудиться, милая, если ты не хочешь потерять его.

Я вдруг поняла, что по горло сыта этим разговором.

Хотя мысль о вечере, проведенном Тимом и Вили, все время вертелась у меня в голове, теперь разговор на эту тему приобрел иные, мрачные краски.

— Пойду, умоюсь, — сказала я, — смою дорожную пыль.

Я поднялась наверх, где обнаружила вполне современную ванную комнату, хотя потолок и подпирали дубовые балки; крошечное зарешеченное окошко выходило в сад и поля. Проходя мимо, я заглянула в одну из спален и увидела там занятные старинные деревянные кровати и туалетный столик, покрытый белой кружевной салфеткой.

Я вымыла руки, причесалась и почувствовала себя несколько лучше.

«Возвращаться в Лондон надо сразу после ужина», — подумала я. И решила, что надо рассказать Питеру полную правду о событиях сегодняшнего дня. Ему это не понравится, однако, в конце концов, ничего плохого я же не сделала.

Спустившись вниз, я обнаружила, что Тим заказал два бокала хереса. Мы неторопливо распили херес, сидя перед огнем. Не знаю сама почему, но я спросила у Тима:

— А что именно говорила Вили о Питере?

— O, она просто воспевала его добродетели. Судя по тому, что она наговорила, это просто сверхчеловек. Я даже подумал, что здесь что-то нечисто.

— Надеюсь, что ты дал мне не худшую характеристику?

— Ну, конечно же! Понимаешь, хотя ты так скверно относишься к ней, она говорила о тебе хорошо и с пониманием отнеслась к нашей ситуации.

— Тим! — в ужасе воскликнула я. — Ты хочешь сказать, что Вили узнала от тебя о том, что мы с тобой давно знакомы?

Тим смутился.

— Ну, так прямо я ей ничего не рассказывал, она, похоже, сама догадалась об этом. Не знаю, как это произошло, к этому времени мы уже изрядно подвыпили и, откровенно говоря, Мела, я просто не помню в точности, что говорил ей.

— Тим, ты сошел с ума! Разве ты не понимаешь, что теперь она явится к Питеру, все расскажет ему, и он никогда не простит меня за ложь и за ту нашу первую встречу в замке деда.

— Что ты, она не сделает ничего подобного, — попытался успокоить меня Тим. — Я сказал ей, что это большой секрет, что о нем не должна проведать ни одна душа… Она обещала мне держать язык за зубами.

— Обещания Вили стоят недорого. Но как ты мог совершить такое безумство? Тим, ты ведь знал, чего мне может стоить твоя откровенность.

Тим помрачнел. Он всегда раздражался, когда оказывался неправым.

— Идея изображать невесть что была мне неприятна с самого начала, — вопреки всякому здравому смыслу признался он. — Нам надо было прямо признаться в том, что мы знакомы и являемся друзьями.

— Теперь я согласна с тобой, но мы этого не сделали, и нет ничего более отвратительного, чем оказаться пойманной на лжи.

— Не волнуйся, Вили тебя не выдаст.

Спорить с ним не было смысла. Можно подумать, что все мужчины очарованы этой милой доброй Вили, хотя сама я не доверила бы ей не только своей репутации, но и вообще ничего.

— Вижу, мне тебя не переубедить, — обреченно промолвила я. — Но мы, похоже, натворили дел. Давай-ка быстренько поедим и вернемся в Лондон.

— Подобная перспектива неутешительна для меня. И все же я надеюсь, что мое общество приятно тебе. В конце концов, Мела, во всей этой истории реальный ущерб понес только я.

Сердце мое растаяло, несмотря на то что причиной всей ситуации стала его собственная доверчивость и наивность.

— Если бы ты только не разоткровенничался с Вили, — печально сказала я.

— Сделанного не вернешь. И давай не будем портить последние проведенные вместе часы, Мела. Для начала выпьем еще хереса.

Он подозвал официанта, сделал заказ и попросил принести карту вин. Чтобы переменить тему, я завела речь о гостинице, рассказала Тиму о том, как очаровательно все сделали наверху и с каким вкусом смогли сочетать современность со стариной. Когда официант вернулся с хересом и картой вин, Тим перелистал страницы и радостно воскликнул:

— Нам повезло! У них есть шампанское. Официант, принесите нам бутылку под номером двадцать один.

— Я выпью за твое здоровье, Тим, — сказала я.

— Ну а я выпью за куда более интересную перспективу, — заметил он. — К тому же у меня есть идея.

— Что за идея?

— Я открою ее тебе, только когда мы поужинаем, — проговорил он таинственным голосом, — а пока скажу только, что идея эта очень хороша собой.

Кормили здесь превосходно — еда была простой, но очень вкусной.

Тим шутил, поддразнивал меня, вел себя самым непринужденным образом. И хотя я получала удовольствие от разговора, от всей обстановки, противный голосок, приютившийся на задворках моего сознания, все твердил о том, что я должна быть в другом месте. Конечно, я понимала, что мне следовало вернуться домой, к Питеру. Кроме того, я хорошо представляла себе, каким будет мое возвращение. На мой взгляд, нет ничего более неприятного, чем оказаться пойманной на лжи. Как я жалела о том, что сказала, будто хочу повидаться с Рози Хьюитт! Но дело сделано, и остается только гадать, что подумает и как поведет себя Питер.

Господи! А я-то так старалась наилучшим образом зарекомендовать себя в его глазах, заставить его видеть во мне достойную пару. Должно быть, если мужчина искренне любит женщину, она всегда хочет выглядеть как можно лучше рядом с этим мужчиной.

Мне было приятно, что Тим восхищается мной, но я легко могла бы признаться ему в любой своей оплошности, а вот признаться Питеру было намного труднее. Наверно, потому, что грехи Тима мне прекрасно известны, в то время как Питер был безупречен.