Барбара Картленд - Разбитое сердце

— Не позволяй ему играть эту роль, будь ласковой, нежной, страстной, а что касается его ревности, ну если ты не можешь справиться с этим, значит, надо учиться. Ревностью мужчин надо умело управлять, женщина должна владеть этим искусством.

— Нет, мне кажется, лучше будет, если я вернусь в Канаду. Я потерпела неудачу и готова признать это.

— Если бы ты и впрямь так думала, я бы почувствовала это и не стала бы дальше разговаривать с тобой, но я-то понимаю, что все это — пустые слова. Ты не собираешься сдаваться, ты — человек сильный. Твой дядя всегда получал то, что хотел, и я не сомневаюсь в том, что ты похожа на него.

Рози внимательно посмотрела на меня.

— Но чего же ты сама хочешь?

— Не знаю, — пробормотала я. — Чтобы Питер был внимателен ко мне, восхищался мной, чтобы…

— Чтобы любил тебя, как я понимаю? Что ж, есть способ, который заставит мужчину сказать, что он любит тебя.

— Какой же? — спросила я с любопытством.

— Просто скажи, что любишь его, — ответила Рози.

Я медленно шла домой, возвращаясь от Рози. Я думала. Я, пожалуй, не смогу облечь в слова свои переживания, но я чувствовала себя так, словно с моих эмоций сняли крышку, открыв затаившийся под ней пылающий вулкан.

День выдался чудесный; солнечные лучи играли на воде Сент-Джеймского парка и на оперении уток, купавшихся в водоеме и охорашивавшихся на траве; даль прикрывала синяя дымка, к которой в Лондоне я уже привыкла, шпили и башенки Уайтхолла четко вырисовывались на фоне прозрачного неба. Я откровенно любовалась городом, который совсем недавно казался мне чужим.

Повсюду видны были приметы скорой весны. Парки украсили желтые и алые цветы, на каштанах набухали почки, стаи сизых и белых голубей кружили над флагштоком Букингемского дворца.

«Вот он какой, Лондон!» — думала я с волнением. Теперь в моем отношении к этому городу было нечто личное и реальное. Видимо, то же чувствовала и мама, когда, приехав в Канаду, год за годом наблюдала, как на безлюдных просторах вырастают новые города.

Я видела в Англии и много такого, что мне совсем не нравилось, и все же я не могла не восхищаться этим городом и воздавала ему должное за верность традициям, пронесенную сквозь века, традициям, вошедшим и в повседневную жизнь каждого англичанина и англичанки.

Я вспомнила, какой приехала в Лондон — полной решимости все смести на своем пути, чтобы получить то, что я хотела, и идти своим собственным путем. Но теперь я научилась не спешить, действовать не с наскока, а взвешенно и обдуманно, веря — что свойственно англичанам, — что все в конечном счете сложится по справедливости.

Меня восхищала в англичанах одна национальная черта — их непоколебимая уверенность в том, что и в малом, и в великом правда всегда победит и что Англия никогда не может потерпеть поражения.

Должно быть, смирение стало следствием перемен, происшедших со мной за последнее время, ибо к приходу домой я была готова унизиться перед Питером и попросить у него прощения. Я должна была умолить его снова принять меня в число его друзей.

Но, как часто случается в жизни, после того как решение принято, приходится ждать удобного случая, когда можно будет претворить его в жизнь. Питера не было дома, и никто не знал, когда он вернется.

Я поднималась по лестнице, и тут услышала, что из своей спальни меня зовет Вили.

— Иди сюда, Мела! Помоги мне.

— Чем помочь? — спросила я и в удивлении застыла в дверях. Вили собирала свои вещи, на полу — два открытых чемодана, а кровать завалена платьями.

— Куда ты собралась? — удивилась я.

— Все сложилось самым замечательным образом! — воскликнула она. — Мой кузен… он только что приехал в Англию. Мы так давно ничего не слышали о нем, что уже решили, что его нет в живых, но нет! — он жив и здоров и гостит в Хэмпшире у старого друга. Забыла его имя, словом, какой-то лорд… Именно он предложил нам с Максом приехать погостить к нему вместе с нашим кузеном. Ах, Мела, я так счастлива!

Повинуясь порыву, Вили вскочила на ноги и поцеловала меня в щеку. Подобное проявление симпатии столь ошарашило меня, что я весьма невежливо даже не попыталась ответить на ее дружеский жест. Вместо этого я присела на подлокотник кресла и спросила:

— Так что, твой кузен молод?

Вили рассмеялась.

— Молод и красив!

Конечно же я могла и сама понять это! Вили не стала бы так волноваться ради незавидного и небогатого родственника.

— Жаль, что у меня нет фотографии, чтобы показать его тебе, — продолжила она. — Ты бы увидела, какими красавцами бывают мои соотечественники. Когда-нибудь, быть может, я привезу его сюда, но не сразу, а только после того, как он обновит данные мне обещания.

— Вы были помолвлены?

— Мы были обручены давным-давно, — произнесла Вили с легким пренебрежением. — Мой кузен — весьма значительный человек. Здесь его, может, и не сочтут богатым, но в нашей стране он считался человеком небедным и занимал очень важное положение.

— A теперь вы, должно быть, поженитесь, — сказала я. — Но я не стала бы волноваться из-за денег, Вили, главное, что он жив и вы можете быть вместе.

— И я тоже так считаю, — искренне ответила Вили.

— A ты любишь его?

Присев на корточки перед открытым чемоданом, Вили всплеснула руками.

— Еще как!

Любопытство подвигло меня выйти за рамки приличий.

— Тогда почему же… — начала было я и умолкла, не подобрав нужных слов.

— Тогда почему же я кокетничала с Питэйром? — сказала она, смеясь.

— Да, мне хотелось бы понять это.

Вили на мгновение примолкла, а потом улыбнулась мне в той кокетливо-вызывающей манере, которую мужчины находят неотразимой.

— Следует всегда быть готовой к любому повороту событий, — проговорила она.

Я улыбнулась. Невозможно было не отдать должное откровенности Вили и ее признанию в том, что она сама считает свое поведение плохим. Ее непосредственность, граничащая с самоуверенностью, обезоруживала.

— Я помогу тебе собраться.

Так что скоро и я на коленях складывала платья, убирала туфли в забавные клетчатые сумочки, перекладывала содержимое выдвижных ящиков комода в коробки. За короткое время пребывания в Англии Вили сумела накупить уйму всяких вещей. Закончив сборы, мы обе облегченно вздохнули.

— Спасибо тебе, Мела, — проговорила Вили, а потом добавила: — А теперь можешь порадоваться моему отъезду.

Я не стала переубеждать ее и лишь улыбнулась.

— О, я нисколько на тебя не обижаюсь, — проговорила она. — Я действительно и сама вела себя очень скверно по отношению к тебе, но ты даже представить себе не можешь, насколько досадным было для меня твое появление в этом доме. Вообрази, хорошенькая девица приезжает как раз тогда, когда Питэйр начинал проявлять признаки внимания ко мне.

— Что ж, прости, что помешала тебе, — извинилась я с долей иронии.

— O, теперь это ничего не значит, — совершенно серьезным тоном ответила Вили, — но в то время я посчитала твой приезд весьма неуместным. Конечно, я хотела отбить у тебя Питэйра, но, дорогая моя, откровенно говоря, у меня не было ни единого шанса. Он просто сходит с ума по тебе.

— Думаю, что ты ошибаешься.

— Я никогда не ошибаюсь в отношении мужчин. Питэйр любит тебя, любит настолько, что готов отправиться на восток и погибнуть там, потому что ему кажется, что ты не любишь его.

— Не сомневаюсь в том, что он не сделает подобной глупости, — сказала я холодно. Я не могла говорить о Питере с Вили даже теперь, когда она перестала быть моим врагом, подрывным элементом в моей жизни.

— Какая ты гордячка! — воскликнула Вили. — Но нисколько не сомневаюсь в том, что ты добьешься своего счастья, Мела. Однако скажу тебе: ты выбираешь тернистый путь.

Я попыталась понять, что именно имела в виду Вили, поскольку слова эти были произнесены непривычно серьезным для нее тоном. Но настроение ее изменилось, прежде чем я успела что-то сообразить. Она весело трещала, спрашивала моего совета относительно своей внешности и наконец примерно через четверть часа оставила дом обворожительно прекрасной и настолько лучащейся радостью, что я нимало не сомневалась в том, что кузен снова влюбится в нее с первого взгляда.

Когда Вили уехала, Бейтс сообщил мне, что Сибил отправилась за город и вернется домой поздно.

В опустевшем доме воцарилась тишина. Я уже начала представлять себе, как счастливо заживу здесь с Питером, когда никто, кроме нас, не будет маячить в доме. Вероятно, жить здесь с Питером будет чудесно, но, если он останется со мной таким, каким был в последнее время, жизнь в этом доме превратится в ад. Время тянулось неспешно, и вот наконец я услышала, что Питер вернулся — он вошел в дом и сразу направился в свой кабинет.

С моей стороны потребовалась немалая доля решимости, чтобы немедленно отправиться за ним, дабы застать медведя в его логове. Я открыла дверь. Питер стоял спиной к двери и смотрел в выходящее на задний двор французское окно.

В большое окно можно было видеть розовые тюльпаны, посаженные вокруг солнечных часов. Но не они, как видно, занимали мысли Питера, так как он не услышал, что я вошла, пока я не позвала его по имени.

Он быстро обернулся.

— Здравствуй, Мела, — сдержанно поздоровался Питер.

Я поняла, что он намеренно стер все чувства и тепло из голоса, что изменилось даже выражение его лица.

— Вили уехала, — проговорила я, пытаясь выгадать время и понять, каким образом можно перейти к тому, что тревожит меня.

— Да, я знаю, — ответил он. — Ее кузен звонил мне в палату. Обаятельный и умный человек. Я рад тому, что он сумел благополучно добраться сюда.

— A Сибил сегодня обедает вне дома, — продолжила я. — Похоже, нас ожидает обед вдвоем.

— Боюсь, что вдвоем не получится. Я пригласил сюда к половине десятого своего давнего друга, министра иностранных дел, а до этого я заеду пообедать в «Карлтон клаб».

Надеюсь, мне удалось скрыть свое разочарование.

— А что за причина этой встречи? — спросила я.

— Мне нужно обсудить с ним разные важные дела, например предложение премьер-министра занять пост посланника на Ближнем Востоке.

— А ты уже решил принять его?

— Пока нет, — ответил Питер. — Я намерен сегодня вечером обсудить это предложение с моим другом. Впрочем, я не вижу причин, по которым мне следовало бы отказаться.

Последние слова он проговорил с особой интонацией, и я поняла, что именно он хотел сказать. Что причина отказа не может быть во мне, поскольку на самом деле я не являюсь его женой, я всего лишь женщина, носящая его имя и обманувшая его на первой же неделе совместной жизни. Ситуация была безнадежной.

Питер был подобен ледяной глыбе, и мне нечем было растопить ее. И что могла я сказать ему? Пусть я внутренне и была готова просить и молить о прощении, последние остатки гордости еще сдерживали меня.

— Что ж, интересно было узнать о твоих планах, — проговорила я.

А потом торопливо, стараясь, чтобы он не заметил слез, затуманивших мои глаза, я вышла из комнаты. Кажется, Питер окликнул меня, но я не остановилась. Взбежав по лестнице наверх, я заперлась в спальне.

Как долго я проплакала, уткнувшись в подушку, не знаю. В дверь постучали. Я было подумала, что это Питер, но это был Бейтс, он спросил, что бы я хотела на обед.

— Пообедаю в городе, — решительно ответила я.

Я не имела ни малейшего представления о том, что буду делать и куда пойду. Я просто не могла представить себе, как буду сидеть в одиночестве в столовой, понимая, что прислуживающий мне Бейтс будет думать о странном браке своего хозяина, которому он столько лет служил.

Я поднялась с кровати, надела пальто и вышла из дома. Я долго бесцельно брела по улицам, как вдруг внимание мое привлек крошечный ресторанчик, втиснувшийся между двумя высокими зданиями. Войдя в него, я села за столик и заказала какую-то легкую закуску, оказавшуюся, вопреки ожиданиям, очень вкусной.

За небольшими столиками сидела публика странного вида, и спустя некоторое время я поняла, что меня окружают в основном художники и что я забрела в Челси. Не будь я настолько расстроена, подобное окружение заинтересовало бы меня; однако собственные неприятности настолько угнетали меня, что я ни на что не реагировала — отчаяние захлестнуло меня.

Что-то будет со мной? И что хорошего может произойти в моей жизни? Я оставалась в этом маленьком ресторанчике неприлично долго, стремясь убить время; мечтая о том, чтобы скорее кончился день и я бы смогла улечься в постель и на какое-то время забыть о ситуации, в которой оказалась.