Я вдруг понимаю: она до сих пор уверена, что с «Икаром» все в порядке, что прямо сейчас его чинят. Что в любую минуту нас подберут спасатели. Что этот кошмар наяву прекратится. Раздражение во мне утихает, и я подумываю рассказать ей о том, что видел: об «Икаре», падающем сквозь атмосферу планеты, о том, как он сражался с силой притяжения и проигрывал эту битву.

Нет, если я расскажу, она потеряет самообладание. Любой человек из первого класса так бы себя повел. Лучше держать язык за зубами.

– Как только, так сразу, – отвечаю я и ищу, во что бы налить ей воды.

Метод этот всегда срабатывает с новобранцами: говорить решительным деловым тоном, подбадривающим, но не слишком дружелюбным, чтобы они сосредоточились на задании.

– Давайте попробуем узнать, где мы.

Пока я говорю, на иллюминаторах поднимаются щиты. Я выглядываю и сразу же чувствую, будто гора упала с плеч. Снаружи деревья.

– Нам повезло. Кажется, это видоизмененная планета. Надо проверить, можно ли здесь дышать. В капсуле есть сенсоры…

– Есть, – соглашается девушка, – но они сгорели из-за сильного напряжения. Да они нам и не нужны. Там безопасно.

– Мне бы вашу уверенность, мисс Лару. Я предпочитаю доверять технике. Не то чтобы я не верил вашим познаниям в электронике, но все же… – Я не успеваю вовремя прикусить язык, и у меня вырывается колкость.

Мисс Лару щурится. Умей она испепелять взглядом, я бы умер на месте, прямо здесь.

– Мы уже дышим, – отчеканивает она и показывает под ноги.

Я сажусь на корточки, смотрю и… на мгновение перестаю дышать, мне сдавливает легкие. Пол капсулы будто взрезан огромным ножом для консервных банок, и разрез этот тянется по одному боку. Ну и раз до сих пор мы не начали задыхаться, значит, можно свободно дышать.

– О, надо же. Должно быть, зацепило при падении. – Я слышу, что мой голос звучит спокойно. – Так… видоизменение планеты на поздней стадии. А значит…

– Колонии, – шепчет она, закрывая глаза.

Я не осуждаю ее. С языка едва не срывается, что скоро она избавится от моего общества и найдет компанию себе под стать. Но на самом деле я чувствую облегчение при мысли о колониях. Наверняка компании, которые владеют этой планетой, разбросали колонии по ее поверхности. А значит, где-то здесь, может, даже совсем неподалеку, колонисты недоумевают, что случилось. Возможно, они скоро объявятся и будут нам совсем не рады: мы вполне можем быть захватчиками или налетчиками. Однако не думаю, что нам будет трудно убедить их в том, что мы потерпели крушение. А форму я бы с удовольствием снял – к военным поселенцы отдаленных колоний теплых чувств не питают.

– Ждите меня здесь, – говорю я, поднимаясь на ноги и опуская фляжку в бак с водой. – Я осмотрюсь и проверю, цела ли антенна.

У мисс Лару растрепаны волосы, под глазом темнеет синяк, на коже расцвели кровоподтеки, но она приподнимает брови и высокомерно улыбается. Улыбка эта будит во мне все воспоминания о том, как люди ее класса унижали меня, и я чувствую, что вновь закипаю от злости.

– Нам просто нужно ждать, майор, – медленно говорит она, будто объясняет что-то ребенку. – Даже если антенна сломана, колонисты, заметившие крушение, придут к нам на помощь. Папины спасательные команды скорее всего уже спешат сюда.

Хотел бы я верить, что кто-нибудь прилетит ко мне на помощь. Мне никогда раньше не приходилось на такое рассчитывать, впрочем, я же не единственная дочка Родерика Лару.

Девушка остается сидеть в капсуле, сцепив руки в замок и положив их на тщательно расправленную пышную юбку, ну а я иду к выходу. С силой налегаю на дверцу – и она открывается, скрипя и лязгая, – и звук этот чем-то напоминает мне стоны и жалобы недовольной мисс Лару.

Снаружи тихо. Прохладный воздух очень насыщенный, а не разреженный и скудный, как на недавно колонизированных планетах. Вообще даже у меня дома воздух не такой чистый… Нет, нельзя думать о доме и о родителях – это только отвлекает.

Я застрял здесь с самой богатой девушкой во всей Галактике. Нужно отыскать открытое место, чтобы ее папаше было легче нас найти.

Не слышно пения птиц, шорохов или шелеста – ничего, что могло бы свидетельствовать о живой природе. Впрочем, деревья здесь растут: борозда от нашей капсулы, пропахавшей землю, тянется едва ли не на километр, а по краям ее лежат поваленные и вдавленные в грязь деревья.

Они высокие и прямые, внизу ветвей нет, а темно-зеленая листва пахнет свежо и терпко. Я видел раньше такие деревья. Бригады по видоизменению планет всегда сажают их в первую очередь: они быстро растут, а их длинные стволы незаменимы для строительства. После высаживают деревья декоративные и плодовые. Возможно, это подсказка: если здесь растут только эти деревья, значит, мы, скорее всего, оказались на планете, которую видоизменили совсем недавно.

Но деревья очень высокие; экосистеме вполне хватило бы времени развиться в полной мере. Я никогда не видел таких высоких деревьев: они раза в два выше обычных, а их длинные тонкие верхушки гнутся под тяжестью ветвей. Каким образом они так вымахали? К этому времени видоизменители должны были внедрить и другие виды, которые вытеснили бы эти из экосистемы.

Всякая надежда на работающую антенну пропадает при первом же взгляде на стенку капсулы: она вырвана подчистую. Даже если передатчик не перегорел от перепада напряжения или во время полета через атмосферу, то точно разлетелся на кусочки, когда капсула крушила все на своем пути.

Возможно, моя капризная подруга по несчастью права, и ее отец в самом деле объявится здесь в любую минуту; вот только нашу маленькую капсулу не разглядеть. Нужно найти более открытое и видное место, чтобы нас заметили спасательные отряды.

Я внимательно осматриваю уцелевшие деревья. У них тонкие ветви у верхушки, поэтому залезть повыше не получится. Лилиан легче меня и, возможно, сумеет туда забраться, но меня разбирает смех при одной только мысли об этом.

«Ну же, мисс Лару. Ваше великолепное зеленое платье сочетается с листвой. Образ лесной богини – последний крик моды в Коринфе, поверьте».

Интересно, видела ли она когда-нибудь настоящую листву?

И вот я стою среди поваленных деревьев, возле практически разрушенной капсулы; все тело у меня ноет от боли, но я улыбаюсь как идиот. Кажется, мне все это нравится. Я столько недель провел на борту корабля, где вынужден был носить на груди медали и общаться с людьми, которые любят только играть в войну, а не сражаться по-настоящему, что здесь чувствую себя в своей стихии.

Вдалеке виднеется холм – по моим предположениям, на западе, потому что туда движется солнце. Пожалуй, оттуда можно осмотреться. Но идти придется долго…

Я залезаю в покореженную капсулу. Мне снова жалко сидящую внутри девушку. Может, я и в своей стихии, но она оказалась в непривычной, новой для себя обстановке. Мне это знакомо.

– Антенны нет, оторвалась, – говорю я.

Вообще-то я думал, что мисс Лару расплачется, но она просто кивает, будто ей все давно известно.

– Все равно от нее не было бы толку: микросхемы закоротило от высокого напряжения.

Мне хочется спросить, откуда она все это знает, где научилась разбираться в электричестве, но спрашиваю я о другом.

– Так что же это могло быть?

Она задумывается и смотрит на деревья в иллюминаторе.

– «Икар» вышел из гиперпространства, хотя не должен был. Что-то случилось, но я не знаю что. Разве вы не проходили в школе перемещение в гиперпространстве?

Ее голос звучит надменно, она не дает мне времени ответить. И тем лучше, мне же и сказать-то нечего: я знаю о гиперпространстве только то, что по нему можно перемещаться из одного пункта в другой, не затрачивая при этом сотни лет.

– Для мгновенного перемещения в измерении затрачивается огромное количество энергии. – Девушка глядит на меня, будто проверяет, понимаю ли я, что она говорит. – Обычно, когда корабль выходит из гиперпространства, выбрасывается много энергии, и предпринимается целый ряд мер, чтобы не столкнуться со встречным потоком. Как бы то ни было, «Икар» рано вышел из гиперпространства.

Меня не должно удивлять, что дочь Родерика Лару, разработчика самых мощных и роскошных гиперпространственных кораблей во всей Галактике, столько знает о гиперпространстве. Но она со своими насмешками и колкими оскорблениями совсем не похожа на девушку, которая прилежно учит физику.

Да уж, мне было невдомек, что путешествия по гиперпространству таят в себе столько опасностей. Я никогда не слышал о подобных случаях. Никогда в жизни.

Я прокручиваю в голове слова мисс Лару.

Связи нет. Мы черт знает где. Час от часу не легче.

– Значит, если корабль рано вышел из гиперпространства, то нас могло забросить в любую точку галактики?

– У «Икара» есть аварийный источник питания, – спокойно говорит мисс Лару, – кто-нибудь да послал сигнал бедствия.

«Да, если только после того разряда хоть кто-нибудь выжил в рубке связи после того мощного потока напряжения…»

Но вслух я этого не говорю. Пусть думает, что рано или поздно нас спасут. Я понимаю, как ей тяжело.

– На западе я увидел холм. До темноты доберусь на него, посмотрю, куда нам лучше пойти. Вам достать паек? Вдруг проголодаетесь, пока меня нет.

– Незачем, майор, – отвечает она, поднимаясь на ноги, и тут же недовольно морщится, потому что один каблук проваливается в решетку. – Я иду с вами. Вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что я позволю вам здесь меня бросить.

И… Теперь мне ни капли ее не жаль!

Бросить?! Да если б только чувство долга и совесть мне позволили! Сделал бы великое одолжение Галактике. Кто бы вообще узнал, что мы были в одной капсуле? Но знаю я. И этого достаточно.

– Не думаю, что в таких туфлях вы… – начинаю я, но она перебивает.

– Не беспокойтесь из-за моей обуви, майор.

И вот она идет к выходу: голова гордо поднята, плечи расправлены, подол платья метет пол, а каблуки каким-то чудом не проваливаются в решетку – каждое ее движение исполнено неуместного изящества, будто она спускается по лестнице в бальный зал. Ладно, пусть осматривает свое королевство, а мне нужно забрать из капсулы вещмешок. В нем все, что обычно необходимо в непредвиденных ситуациях. Как же хорошо, что последние пару лет я повсюду его с собой таскал!

В мешке лежит обычный набор: секретные разведданные, фонарик, фляга с очистителем для воды, спички, бритвенное лезвие и еще кое-какие личные вещи: фотография родителей, дневник. Пока я был на «Икаре», то положил сюда еще и пистолет, поскольку носить его на виду в салоне первого класса считалось верхом неприличия.

Я вытаскиваю пистолет и проверяю уровень заряда кинетической батареи – все в порядке, его хватит на то время, пока мы здесь. Засовываю пистолет в кобуру и пристегиваю к ремню; потом беру из ниши пару упаковок с пайком. Подбираю брошенную на пол флягу, иду к выходу и крепко закрываю за собой дверь: не хочу, чтоб всякая живность, если она тут есть, лакомилась нашим пайком в отместку за вторжение в ее царство дикой природы.


Это был самый тяжелый поход за всю мою жизнь.

Не так трудно идти сквозь густые заросли, перебираться через поваленные деревья, цепляясь одеждой за грубые ветви, которые царапают кожу. Воздух хотя и свежий, но по спине все равно струится пот; однако время от времени налетают порывы ветра, и от холода меня бросает в дрожь. Здешние растения напоминают те, что я видел на других планетах, но все же чем-то от них отличаются. Ноги проваливаются в ямы, колючки растений цепляются за рубашку, и, пытаясь их отодрать, я умудряюсь уколоться.

Но все это мне нипочем.

А мисс Лару, которая старается поспевать за мной на каблуках, – вот что самое трудное. Лучше бы она осталась в капсуле: без нее я передвигался бы куда быстрее. Но всякий раз, когда я оборачиваюсь и спрашиваю, не повернуть ли ей назад, она одаривает меня ледяным взглядом и упрямо сжимает губы.

Она так мне надоела, что, провались она в какую-нибудь яму, я бы не стал ее оттуда вытаскивать. Но вот на нашем пути появляется поваленное дерево, и я протягиваю девушке руку, чтобы помочь через него перебраться. В первый раз она смотрит на руку таким опасливым взглядом, будто боится подхватить какую-нибудь кожную болезнь. Мисс Лару держится невозмутимо, словно для нее поход этот – не труднее прогулки по палубе. Но потом она несколько раз едва не падает и после уже осторожно берет меня за руку, всем своим видом показывая, как неохотно принимает помощь. Она до сих пор очень бледна, и я стараюсь идти поближе, чтобы подхватить ее, если она вздумает грохнуться в обморок.

Все, я сдаюсь.

– Хотите передохнуть?

Я украдкой смотрю, докатилось ли солнце до холма. Не хотелось бы бродить здесь после заката. И так тяжело тащить по зарослям эту капризную девчонку, а в темноте она точно переломает ноги.

Она обдумывает вопрос, потом кивает и отбрасывает с лица волосы.