Моя мать тогда попросила у них только две вещи – переехать в другой штат, но обязательно писать ей письма и рассказывать о ребенке. Они согласились. И все это время присылали моей матери фотографии с дней рождения девочки, выпускных вечеров и каникул. Она выбрасывала их сразу после того, как получала, боясь, что я или мой отец узнаем об этом.

Когда она поняла, что умирает, то, наконец, решилась рассказать мне правду.

Твою сестру зовут Мэгги. Она выросла на Аляске и вышла замуж за человека по имени Ларс Расмуссен. Они живут в городе Фейрбенкс. Как мне рассказала моя мать, приемные родители твоей сестры никогда не рассказывали ей правду о ее рождении. Надеюсь, ты сможешь отыскать ее. И у тебя будет сестра, о которой ты всегда мечтала. Если ты найдешь ее, пожалуйста, скажи Мэгги, что я постоянно думала о ней и ни на минуту не переставала жалеть о своем поступке.

С любовью к тебе, моя дорогая. Держись.

Мама.

Сказать, что Карла была удивлена или даже поражена – было бы не сказать ничего. Открывшаяся тайна просто оглушила ее.

Мэгги Расмуссен, – гудело в голове. Если она родилась, когда матери было шестнадцать, то сейчас ей, должно быть, около сорока. На четыре года больше, чем Карле.

Столько лжи за такое короткое время. Принять и осознать это было трудно. Очень трудно. Но мысль о том, что теперь она, Карла, не одинока, вселяла надежду в разбитое и уставшее болеть сердце. У нее снова есть семья. И, несмотря на то, что всю жизнь они не знали друг о друге, Карла верила в то, что им удастся наверстать упущенное.

Безысходность начала отступать, как будто только что кто-то бросил спасательный круг в море отчаяния.

Какая она, моя сестра? Обрадуется ли она моему появлению? Живет ли она все еще в Фейрбенксе? Письмо было написано тринадцать лет назад, и сейчас Мэгги Расмуссен могла быть где угодно.

Карла встала, все еще сжимая в руках листы бумаги, и подошла к своему компьютеру. Радовало то, что в наше время можно найти кого угодно при помощи интернета.

21 октября, вечер. Беттлс, штат Аляска

Несмотря на снежную бурю, бушующую по всей Аляске, двадцать шесть из двадцати семи обитателей Беттлса безмятежно наслаждались ужином, выпивкой и вечерними развлечениями в «Дине». Гриз играл на бас-гитаре, его жена Элли – на фортепиано, Брайсон – на барабанах, а Ларс Расмуссен – на альт-саксе.

Бар, в котором они сидели, был типичным для Аляски: большая комната с деревянным полом, усыпанным шелухой от арахиса, и стенами, отделанными темными дубовыми панелями. Чучело медведя гризли приветствовало посетителей у входа, а стены были увешаны головами лосей, да рогами оленей карибу. Барная стойка располагалась вдоль одной стены, кабинки – вдоль другой, а оставшуюся часть зала заполняли столы и стулья различной формы.

«Беттлс Бэнд» – так себя называли музыканты, расположившиеся на небольшой сцене в углу зала. Разумеется, музыка для них была чем-то вроде хобби, оттого и концерты их были большей частью импровизированными и случались нерегулярно, в зависимости от погоды и количества приезжих. Когда небо было чистым, а клиентов много, то Брайсон обычно летала, а Ларс работал проводником охотников и рыбаков. Но когда снежная буря или туман заставали их обоих в городе, то слух о намечающейся вечеринке распространялся очень быстро. Сегодня была ночь джаза, который очень любили все жители Беттлса.

Брайсон и Ларс были единственными присутствующими из поселенцев, которые жили довольно далеко от города. Еще было слишком рано для снегоходов или собачьих упряжек, а погода слишком плоха для путешествия на лодках, поэтому эти отважные смельчаки, обитавшие в лесной глуши, не могли добраться домой. В зале было полно индейцев-атабасков из соседней деревни и человек шесть японских туристов, прибывших сюда, за Полярный Круг, в надежде полюбоваться северным сиянием. Единственным человеком, которого не сильно интересовал концерт, был тот самый фотограф, которого везла Брайсон. Он провел очень много времени в баре, прежде чем, спотыкаясь, подняться наверх, в свою комнату.

Группа закончила исполнение своей интерпретации «All of Me» под несмолкающие аплодисменты и сделала небольшой перерыв. Брайсон как раз прятала свои барабанные палочки, когда к ней подошла Дженева де Лука, работавшая в «Дине» официанткой:

– Приветик, Брай. Вы, ребята, сегодня просто зажигаете!

Дженева была соблазнительной брюнеткой с пышными формами, гладкой оливковой кожей, дымчато-серыми глазами и полными губами, которые, казалось, всегда были готовы к поцелую. Когда-то Брайсон проявила слабость и поддалась ее обаянию. Их флирт затянулся на целых три месяца. Но потом Брайсон решила, что будет лучше, если их отношения оставить платоническими. С тех пор прошло полгода, но Дженева все еще пыталась заставить Брайсон передумать.

– Просто сегодня хорошие слушатели, – Брайсон поднялась на ноги и улыбнулась. – Им легко угодить.

Дженева рассмеялась:

– Мне тоже, но сейчас разговор не об этом, да?

– Джен, мы это уже обсуждали…

– Да-да, я знаю. Кстати, у Элли получается все лучше и лучше. Она очень много времени тратит на репетиции.

– Заметно, – ответила Брайсон. – Ее репертуар расширяется. Бьюсь об заклад, что к весеннему половодью она будет чертовски хорошо играть.

Все музыканты Севера за время долгой зимы начинали играть лучше, потому что в это время практически нечем было заняться – можно было репетировать дни напролет. Элли играла не больше года. Она села за фортепиано, когда бывший участник их группы, работавший лесным проводником, переехал в Калифорнию, устроившись на более легкую работу.

– Жаль, что сегодня так мало приезжих, – Дженева осмотрела посетителей и снова взглянула на Брайсон. – Я надеялась, что свободных мест не будет, и тебе придется ночевать вместе со мной.

– Перестань, – ответила Брайсон, но в ее голосе не было недовольства. – Ты же знаешь, что подобное больше не повторится.

Дженева преувеличенно вздохнула и обиженно надула губки:

– Ты жестока, Брай, а я ведь так стараюсь… Когда вспоминаю о том, что случилось…

А случилось то, что в прошлый раз, когда они были вместе, Дженева по-настоящему удивила Брайсон игрушками, заказанными по почте. Признаться, летчице даже нравилось все то, что между ними происходило, но лишь до тех пор, пока Дженева не призналась, что влюбилась и хочет жить вместе.

Возвращение Ларса на сцену с двумя бутылками холодного «Черного Когтя» спасло Брайсон и от Дженевы, и от воспоминаний о том вечере.

– Мне показалось, что пора идти к тебе на выручку, – Ларс подмигнул Брайсон, когда Дженева отошла достаточно далеко. – Хотя мне непонятно, почему ты так от нее бегаешь. Не похоже, что у вас обеих много других вариантов на данный момент.

– Спасибо, в моей жизни хватает подобного рода экспериментов.

Стоит отдать должное, что внешность Брайсон и род ее деятельности представляли собой убийственную комбинацию, перед которой не могли устоять практически все приезжие женщины. Так что она вполне могла собой гордиться: с ней флиртовали даже женщины, для которых подобное поведение не было свойственным. А если поблизости не оказывалось какой-нибудь романтической натуры, мечтающей закрутить роман с отважной летчицей, то та самая отважная летчица просто садилась в свой Пайпер и через два часа оказывалась в Фейрбенксе. А там найти себе подружку не составляло никакого труда.

– Даже не сомневаюсь, – рассмеялся Ларс. – И все равно она милая девушка, и тебе должно быть стыдно, отказываться от столь прелестной компании.

– У нас мало общего кроме… ну, этого. И пока этого будет хватать с теми, кого я никогда больше не увижу, «мало» мне будет недостаточно. К тому же, я не хочу обижать одну из немногих женщин, на нескольких сотнях километров вокруг. Но той искры, которая нужна мне, в ней нет. Только и всего.

В двадцать лет Брайсон, как и все молодые девушки, мечтала иметь нечто большее, чем череда мимолетных связей. Она хотела найти ту особенную, которая заполнит собой весь мир и позволит ей парить в воздухе, как это описывали в книгах про настоящую любовь, которые она читала. Брайсон искала особенных отношений, таких, как у ее родителей, которые были по-настоящему единым целым.

Душа мечтала о нежных чувствах и одновременно рвалась в глушь. Наверное, в этом и заключался основной парадокс натуры Брайсон: ей хотелось домашнего тепла и уюта рядом с любимым человеком, но все равно тянуло в холод негостеприимной природы Севера. Ей были действительно дороги эти бескрайние просторы, горные вершины. Только здесь она ощущала бесконечное спокойствие, чувствовала себя божественно умиротворенной и бесконечно живой. Была какая-то непонятная и одновременно неразрывная связь между ней и этими первобытными лесами, горами и реками.

Четыре года, проведенные в Университете Штата Аляска убедили Брайсон в том, что городской стиль жизни ей абсолютно не подходит. Она всей душой ненавидела бетон и асфальт под ногами. Ей становилось плохо от запаха выхлопных газов. И в конечном итоге она пришла к выводу, что неудачным будет каждый день, который начнется с того, что она снова увидит перед собой коробки домов из стали и кирпича и рекламные щиты на них. Нет, для счастья ей нужно было совсем другое. Это она знала наверняка.

Брайсон готова была, не задумываясь, отправить в мусорный бак всю современную технику, без которой другие не представляли своей жизни. Оставить она была готова разве что свой MP3-плеер и проигрыватель DVD-дисков. У нее был генератор, но она редко им пользовалась: обогревала дом дровяной печью и на ней же готовила себе еду. Летчица стирала и мылась в большой стальной ванне и ночи напролет читала книги при свете керосиновой лампы. Стоит сказать, что и в вопросах хранения продуктов она не отступала от своих принципов: холодильника у нее не было – только устланный соломой жестяной ящик, поэтому скоропортящиеся продукты приходилось есть быстро.

Когда в город приезжали туристы и рассказывали о новом модном TV-шоу или каких-нибудь интернет-сплетнях, Брайсон совершенно не понимала, о чем они говорят. Но ей было все равно. Она сама выбрала этот первобытный, примитивный образ жизни в одном из самых суровых уголков на планете. И она уже давно смирилась с тем, что, вероятно, никогда не найдет женщину, которая захочет принять ее такой, какая она есть. Брайсон была реалисткой и прекрасно понимала, что вряд ли найдется кто-то, кто сможет разделить с ней ее мечту и остаться здесь.

А в те минуты, когда было особенно одиноко, Брайсон утешали друзья, разделяющие ее увлечения. Среди них Ларс с Мэгги были самыми близкими.

– Я получила несколько хороших оленьих стейков от Тиконов за то, что подбросила их до городка Анатктувук. Мясо надо бы съесть поскорее, – говорила она Ларсу. – Когда погода успокоится, приглашаю вас обоих на барбекю.

Как и большинство арктических летчиков, в те дни, когда Брайсон не была занята работой, она как могла, помогала их маленькой общине. Ее самолет служил и почтовым, и товарным транспортом, и скорой помощью, и, случалось даже, катафалком. А еще она часто подвозила местных, в основном индейцев и эскимосов, из одной деревни в другую. Обычно они расплачивались с ней мясом лосей и оленей или свежим лососем, и Брайсон это полностью устраивало. При таком способе оплаты Брайсон не опасалась умереть с голоду. И ей крайне редко приходилось охотиться. Охотой же она занималась лишь в крайних случаях. И, несмотря на то, что хладнокровия ей было не занимать, сама мысль о том, что придется отнять жизнь у живого существа, причиняла ей почти физическую боль.

– С радостью, – ответил Ларс на приглашение. – Мэгги в последнее время становится очень раздражительной. Наверное, это из-за того, что столько времени приходится проводить в Беттлсе. А это практически то же самое, что сидеть взаперти.

– Мне, наверное, следовало бы чаще навещать вас. Думаю, сейчас у меня будет на это больше времени, заказов становится все меньше.

– Да уж, сделай милость, навести друзей, – ухмыльнулся Ларс. – Но предупреждаю тебя, Мэгги сейчас весьма злобная штучка.

Брайсон в это время пила пиво, и образ, возникший в ее сознании, заставил ее рассмеяться так внезапно, что она поперхнулась:

– Забыл, как она швырнула в меня половником вместе с его содержимым за то, что я предложила помочь ей помыть волосы?

– Видела бы ты мою одежду. На ней появляется огромное количество пятен стоит только Мэгги проявить свой темперамент! – Ларс потянул за один конец своей огромной рубашки и показал длинный, от груди до пояса, след от кетчупа на его майке.

Брайсон расхохоталась.

– Что я пропустил? – услышав смех, Скитер присоединился к ним с бутылкой пива в руке, как всегда желая быть в курсе всех шуток и сплетен. Его крепкая фигура была заметна издали, в основном благодаря рыжей бороде и черной шерстяной шапочке, которую он носил круглый год, всячески пытаясь скрыть появляющуюся лысину. Свое прозвище он получил вскоре после переезда на Аляску пять лет назад. Тогда он только привыкал к здешним природным условиям и постоянно жаловался на местных комаров, которые, по его словам, были размером с его самолет.