В тот момент ты казалась чистым, белым цветком, не тронутым временем среди сотен однотипных полевых растений.

Когда ты ушла, было очень одиноко и тяжело. 

Говорила, что любишь меня, но оказалось, у твоей любви существует срок годности. Точно цветок увядший со временем, так умерли твои чувства. Пытаясь понять, что же случилось и в какой момент я ошибся, день за днем погибал, задыхаясь от раздирающей безответной любви.

Когда прочтешь эти строчки, скорей всего поймешь, что тебя бросили.

Так вот знай, Ксюш.

Какой бы красивой не была роза, однажды она просто завянет и ее выбросят в мусорку, точно бесполезный хлам. Я не жду ни любви, ни понимания, ни раскаяния. Лишь надеюсь, что впредь, больше никому и никогда ты не причинишь боли»

Глава 2

Первое, что вижу, заходя внутрь здания – спящий охранник за столик, рядом с которым какой-то бульварный романчик. Вот никогда бы не подумал, что мужик на заре лет начнем бабское чтиво читать. Хотя, судя по его состоянию, он уснул где-то на первых десяти страницах. На обложке великолепный образчик мужественности – полуголый пират, обнимающий хрупкую деву посреди прекрасного сада. Буйство красок и цветов, весь антураж данных произведений построен на том, чтобы привлекать взгляды наивных дев своим внешним видом.

Снаружи прекрасный похититель, внутри гад, превращающийся в рыцаря для одной единственной. Самая лучшая сказка, в которую верит каждая вторая, а то и вовсе первая представительница прекрасного пола. Бомба с часовым механизмом, потому что какими бы ни были сладко-ватными ваши отношения, после наступает суровая реальность. И она вовсе не такая, какой вы ее себе представляете.

Прохожу мимо стола, стараясь не шуметь. В этом здании четыре этажа: три переделаны под офисы, и только верхний под зал для занятий йогой. Внутри довольно скудный ремонт – потертый, местами ободранный, линолеум, серо-зеленая краска на стенах и бетонные лестницы, давным-давно потерявшие вид с черными полосами от обуви. Снаружи серая кладка, а стены завешаны баннерами: реклама, консалтинг, похорон, мелких кредитов, парикмахерских, массажного салона и, внимание, социальные услуги.

Да-да, код классификации моей деятельности для налоговой службы включает в себя бюро знакомств, брачные агентства, социальные услуги и даже эскорт. Иногда я себя ощущаю последним. Мальчик по вызову.

Роман Сташенко - тридцатилетний разведенный холостяк – эскортник по оказанию услуг для выведения на чистую воду изменщиц. Мама бы упала в обморок, если бы она у меня была. Взгляд падает на часы – время почти десять утра, надеюсь, что моя помощница в этот раз не опоздала. В ином случае просто ее уволю или убью, причем за последнее совсем не раскаюсь.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, слыша музыкальное сопровождения. В конце коридора из приоткрытой железной двери моего офиса играет на весь коридор «Сеньорита». Мне кажется я уже выучил наизусть всю песню, потому что Аня кроме нее ничего не слушает. Зато хотя бы на месте, оттого быстрым шагом пересекаю коридор с дверьми, на которых висят опознавательные таблички. Половина офисов тут пустует, так что можно не волноваться насчет жалоб соседей. Едва нога ступает на светлый линолеум в цвет светлого мрамора, постеленный после недавнего ремонта, хмурюсь. Ани на ее привычном месте нет, ее кресло пустует, а на рабочем месте все навалено в кучу. Полный бардак и хаос, от которого внутри все перекручивает от злости. Папки, списки, тетради, отчеты, рядом початая кружка остывающего кофе уже оставила неприятный коричневый след на одном из договоров. Ручки, которые она вечно теряет, карандаши, линейки в количестве двух штук. Хилый кактус почти засох от отсутствия воды, а за ее рабочим столом, там, где располагается шкаф под документы, валяется большая спортивная сумка.

Господи, у меня клиент через сорок минут, а эта мартышка решила переселиться жить в офис? Какого черта, ее уже выгнали из комнаты в общаге, которую ей предоставило щедро государство? Матерюсь про себя, сжимая зеленый стаканчик из Старбакс, врываясь в собственный кабинет, откуда доносится мелодия.

- Вот же, - выдыхаю все эмоции разом. Прямо в моем большом кожаном кресле свернувшись калачиком дрыхнет моя собственная секретарша. Или помощница. А если еще точнее – головная боль, взятая на работу из жалости. Не удивительно, что она нигде толком не могла задержаться после выпуска из детского дома.

Шторы задернуты, не давая свету проникнуть внутрь, на себя девчонка накинула мой запасной пиджак, который взяла из шкафа рядом с тем, где храню важные документы и личную информацию на клиентов, помимо той, что в компьютере. Сейчас он закрыт, впрочем, для нее эти файлы не представляют интереса. Зато она уже успела использовать мою дорогую кофемашину, стащить бразильский кофе, залезть в маленький холодильник – вижу упаковку в мусорке из-под дорогого швейцарского шоколада – и сейчас пуская слюни спит на рабочем месте.

Моем, кстати говоря.

Ставлю осторожно стаканчик на стол, подойдя к своему столу и положив аккуратно ладони поверх кожаной папки с почтой, небрежно брошенной мне на просмотр, громко рявкаю:

- Рота подъем!

Видели когда-нибудь енотов? Или может сурикатов? Такие большие, перепуганные глазки, когда их застают на месте преступления. Вот такого зверька я сейчас наблюдаю в своем кресле. Анька подскакивает в ужасе. Ее короткие волосы, едва закрывающие мочки ушей, всколочены после сна. Глаза заспанные, большие, рот приоткрыт, тощее тельце сжимается всего на секунду. Затем она моргает раз, другой своими серо-голубыми глазами, трет их ладонями и еще больше растрепав без того испорченную прическу, выдает:

- Ааа, Роман Алексеевич, драсте. Я тут эта, прикорнула, - зевает в кулак, кутаясь в мой пиджак, игнорируя возмущенный взор, направленный в ее сторону. – Похозяйничала немного. Кофе хотите?

Скриплю зубами, и Анька мигом настораживается, понимая, что переборщила. Подскакивает точно кошка, быстро вешает мой пиджак на спинку кресла, разглаживая все складки и одергивая свою безразмерную рубашку, коих у нее тысячи, в которых ее без того хилое тельце вовсе теряется, выдает:

- Доброе утро, Роман Алексеевич. Солнышко светит, трава зеленеет…

- На улице минуса, - мрачно перебиваю, провожая взором из-под хмурых бровей, а Анька бочком пятится к двери.

-… тоже хорошо, прохлада бодрит! – радостно поднимает верх кулачок, уже почти настигнув двери, когда я рявкаю:

- Какого черта у меня в офисе бардак, Чучундра?!

- И… Пойду-ка я лучше, делом займусь, - выдыхает засранка, с визгом выбегая из кабинета. Сжимаю кулак, представляя себе, как душу этого мехового бесполезного зверька, закрывая глаза.

- Раз, два, три, четыре, - начинаю считать, как учил психотерапевт, надеясь, что отпустит. Постепенно гнев уходит, почти ощущаю себя человек. Разжимаю кулаки и сбрасываю зимнюю куртку-авиатор, стягивая зубами перчатку с руки. Именно в этот момент Аня вновь бесцеремонно врывается, уже причёсанная и явно умывшаяся в туалете, обтирая влажные ладони о джинсы.

- Начальник, совсем забыла сказать, что у нас вода в куллере закончилась. Надо заказать, - она протягивает руку, будто намекая мне. Закатываю глаза, тянясь обратно к куртке, небрежно брошенной на кожаный диванчик для клиентов, предпочитающих неформальный вид разговора. Достаю портмоне и вытащив несколько купюр, сую ей в руку, грозно проговорив:

- Сдачу принесешь. И сигареты мне купи. Три пачки.

Она морщит вздернутый немного нос, фыркая громко.

- Помрете от рака легких раньше, чем от старости.

- На твой век хватит, - ехидно отвечаю в ответ, злобно оглядывая, - тем более, кое-кто сподобился у меня воровать сигареты.

- Так вы же мало платите, что делать бедному ребенку, вынужденному крутится самостоятельно, - пожимает узкими плечами, пересчитывая деньги.

- Найти вторую работу, дите девятнадцати лет! – огрызаюсь, выталкивая Аню из кабинета. Хочу закрыть дверь, но она упирается в косяк, поворачивая голову так, что я могу разглядеть рыжеватые блики в каштановых прядях ее волос и несколько едва заметных веснушек на белой коже.

- Вы злой, жадный человек с чёрствым сердцем, – насупившись, бурчит, - я же сирота!

 - Мне теперь тебя до твоей свадьбы содержать? – вскидываю брови. От наглости уже не шалею, за целый год с момента, как поймал эту девчонку на улице за попытку кражи моего кошелька, просто привык. Она маленькая, бесцеремонная, вредная поганка. Чучундра – больше никак не назовешь. Не умеет нормально составлять рабочий план, превратила офис в хаос и доставляет только проблема.

Катастрофа на ножках.

- Можете женится на мне сами, - от этих слов во рту становится кисло, будто съел что-то несвежее. Даже затошнило, а на лице видимо отразились все эмоции, отчего Аня распахивает глаза и неожиданно звонка смеется, хлопнув меня ладошкой по плечу, внезапно оставляя после себя горячий след в том месте, где ее рука соприкоснулась с моим свитером.

- Я пошутила, Роман Алексеевич. Вы для меня старый, - подмигивает, бросаясь в сторону, дабы не успел поймать.

- Ты кого старым назвала, Чучундра?! – ору ей вслед, задыхаясь от возмущения. – Уволю к чертям!

- Куплю булочки к чаю на сдачу, - кричит в ответ паршивка, исчезая где-то в стенах здания.

 Цыкаю, вновь окидывая взглядом помещение для секретаря. Год назад я работал один. Мало какая женщина со мной уживалась, едва способная терпеть специфику работы, особенно, когда разъярённые обиженные дамы добывали чудом мои контакты и начинали обрывать телефон. Так всегда бывало.

Кто-то из моих клиентов после всего возвращался к бывшей. Кто-то сам выкладывал все на духу, обижаясь, не то на меня, не то на себя за то, что вывел его женщину на чистую воду или сделал больно. Я не скрывался, мой профиль есть в паре социальных сетей, хотя там практически не бываю. Исправно плачу налоги, а иногда трачу полученный гонорар на восстановление имущества. Все честно и без обмана.

Но женщины с этим не согласны. И мои прошлые помощницы тоже не было. После третирования одной дамой, уволилась даже самая стойкая из всех моих секретарей – шестидесятилетняя Зоя Константиновна, бывшая учительница математики. Она терпела многое, но ежедневные истерики в трубку не смогла. А ведь кто-то из мужчин такие истерики двадцать лет подряд слушать может.

Вот тогда-то появилась Аня Филатова. В вещах не по размеру, без денег, манер и полным отсутствием такта. И знаете, что? Она прижилась.

- Закроем ее и все дела. Что взять с какой-то уличной девки, - фыркнул офицер, силой удерживая за локоть перепуганную маленькую девчонку. Глядя на нее, в покосившейся черной шапке, налезавшей на глаза, я в начале подумал, что это парень. Просто тощий несовершеннолетний парнишка. Который попытался в метро вытащить у меня из сумки портмоне. Благо почувствовал натяжение в ремне, а одна сердобольная старушка, сидящая напротив, заорала на весь вагон:

- Вор!

Успел схватить тоненькое запястье, сдавливая в своих руках. Еще тогда очень удивился тому, насколько воришка хрупкий. Чуть сильнее нажмешь, останутся синяки на светлой коже. Вытащил на первой же станции, наплевав на опоздание и потащил упирающегося ребенка к ближайшему сотруднику полиции.

- Шлюхой будет, на панель пойдет, - равнодушным тоном произнес. Оглядев возмущенную девицу. А именно ею был вор, несмотря на короткую мальчишескую стрижку и почти полное отсутствие женственной фигуры.

- Сам ты шлюха, мусор поганый! – взвилась, пытаясь вырвать руку. Документов у нее при себе не было, но похоже полиции было все равно. Второй офицер копался в планшете, а тот, кому я передал мелкую преступницу, взглянул на меня сочувственно.

- Придется только заявление написать.

Блять. Не хватало еще тащится в отделение, расписывать бумажки, потом задолбают. Недовольно вздохнул, открыв было рот, как девчонка вновь заголосила:

- В ментуру? Да за что?! Ничего не сделала, все он гонит, урод! Старпер! Извращенец! Он меня домогался, а теперь пытается вину скинуть! – визжала, забившись в руках. Открыл было рот, ошарашенно переводя взгляд с девицы на офицера, махнувшего рукой.

- Да забудьте о ней, это отбросы общества. Наверняка ничейная, дочка алкашей каких-нибудь, вот и побирается. Сопьется, скурится, одна дорога, - подтолкнул к машине, повернувшись к своему напарнику. – Саня, посади эту в машину, только наручники застегни, еще выкинет чего.

Он повернулся ко мне, дабы что-то сказать, но я не расслышал. Смотрел на блеснувшие в больших глазах маленькие соленые капли, едва успевшей повернуться в мою сторону воровки. Мне казалось, я давно разучился верить женским слезам. Они меня совсем не трогали и не пугали. Вот только эти не были попыткой вызвать жалость, надавить на чувство вины или напугать. Она злилась по-настоящему. На меня.