- Простите, а ваша жена… - начинает тот самый официант, пока я прячу телефон и накидываю пальто. Бросаю взгляд на его обеспокоенное лицо, мотая головой.

- Мы не женаты, просто друзья.

Он кивает, а я, едва делая шаг, осознаю, что только что сказал. Друзья, верно. Ни любовники, ни пара – просто люди, встретившиеся совершенно случайно. И вот уже в чертах Лены нет ни ауры Леры, ни ее нежности. Странное чувство, будто все это время я смотрел на нее через какую-то кривую призму.

- Пойдем? – она улыбается уголком губ, заставляя испытать стыд. Нехорошо, словно я сам даю ей повод за меня цепляться.

- Я все же настаиваю на заявлении, - хмурю брови, едва мы выходим из кафе. Сжимаю в руке телефон, каждые три секунды напоминая себе о звонке. Сунув одну руку в карман пальто, подстраиваюсь под ее шаг. – Вам с Никитой нужно быть от этого психа подальше. Возможно его отношение к тебе обусловлено влиянием Леонид.

- Да… Может ты и прав, - горько отвечает Лена, внезапно останавливаясь. Я замираю напротив нее, глядя в печальное лицо. Она украдкой утирает слезу, выступившую под очками. Кладу руки ей на плечи, сжимая крепче.

- Лен, - тихо зову, стараясь быть как можно убедительнее. – Тебе нужно от него уйти.

И снова этот взгляд, так отдаленно напомнивший мне Леру. Отчаянно моргаю, тряхнув головой и где-то в отдаленных участках подсознания назойливо шепчет голос: «Позвони, позвони, позвони, Рома!»

Невольно вздрагиваю, услышав знакомый Анин голос. Она что-то кричит, хотя я точно уверен, что ее тут быть не может. Откуда бы взяться Ане посреди этой улицы? В конце концов, Москва не деревня – шанс пересечься тут очень мизерный.

- Рома, - Лена зовет меня в тот момент, когда хочу поднять глаза на источник шума впереди. И не успеваю среагировать, едва она приподнимается на носочки своих сапог, обхватывая ладонями мое лицо, прижимаясь своими губами.

Всего за несколько секунд перед глазами проносится целая жизнь – такая огромная и наполненная счастьем. В нос ударяет знакомый аромат духов – едва уловимый, немного пудровый. Его сложно почувствовать, если не стоять близко к человеку, за это Лера обожала эти духи – «Love, Chloe».

. Это сбивает во мне все рецепторы, ведь снова погрузился в прошлое, где был счастлив и жив, пока Лена продолжает целовать меня.

Не знаю, сколько прошло времени. Минута, может меньше. Очнулся и распахнул глаза, понимая, что совсем не отвечаю на этот поцелуй. Более того, обманчивая иллюзия рассеялась, потому что громкий смех вывел из мечтаний обратно в реальный мир.

Твою мать, это все-таки случилось.

- Здравствуйте, Роман Алексеевич, - в голосе Ани столько яда, кажется я умру от интоксикации раньше, чем успею покаяться. Лена ахает и быстро прячется за мной, а чуть дальше Никита. Внимательно смотрит, будто пытается что-то понять.

Она уходит, просто разворачивается и идет к нему. В ее взгляде боль от предательства – его я точно ни с чем не спутаю. Пытаюсь докричаться, но Аня не реагирует на зов. Посылает меня всего одним движением руки и садится в машину к Воронцову. Его взгляд чуть-чуть надменный, немного ироничный, словно кричит мне: «А я говорил тебе». Кривит губы, глядя на то, как Лена обхватывает мою руку, и я вырываю ее, пытаясь догнать их.

- Рома, - выдыхает Воронцова позади меня, пока беспомощно смотрю на исчезающий в потоке автомобилей красный Астон Мартин. Набираю Анин номер, нарываясь на голосовую почту.

Она тоже слышала этот чертов электронный голос. Снова, снова и снова.

- Бл*ть, - выдыхаю, зарываясь пальцами в волосах, чувствуя, как меня накрывает с головой. – Твою мать! – с силой ударяю по столбу светофора, напрочь игнорируя ошарашенных людей и их возгласы. Еще раз, и еще, снова разбивая костяшки пальцев в мясо и закрывая лицо руками.

- Рома, ты слышишь меня? – Лена в очередной раз перехватывает мои руки и пытается докричаться.

Смотрю на нее словно на ожившего монстра, а в голове долбит по вискам змеиным шипением: «Это она все, она. И Аня хороша, сбежала сразу, ничего не спросила. Они все такие, все-е»

- Рома, ты слышишь меня? Очнись!

Гриша был прав. Достаточно одной спички, чтобы вспыхнул такой пожар, от которого вокруг все алело бы красным маревом. Он сейчас перед моими глазами, я в нем горю сам дотла без шансов на выживание. Хочу сказать это Лене, пытаюсь выдавить хоть слово, но этот момент раздается звонок. Даже не глядя на номер подношу к уху, выдыхая:

- Да?

- Ну, как, весело посидели с моей женой?

От этого голоса с чуть язвительными нотками меня просто подбрасывает. Сжимаю айфон с такой силой, что удивительно, как продержался корпус и экран. Злость и дикая, первобытная ярость сметает в раз все эмоции. Все чувства, которые испытывал пару секунд назад я направляю на этот очаг, разжигая такое пламя, что впору вызывать санитаров и закрывать меня в психушку, иначе до убийства с особой жестокостью недалеко.

- Больше никогда, слышишь? Никогда мне не звони! Забирай свои бабки обратно и исчезни нахрен, пока я до тебя не добрался, тварь! - шиплю в трубку, сбрасывая вызов раньше, чем Леонид успевает хоть как-то мне ответить.

- Рома, ты куда? – кричит мне Лена, едва я разворачиваюсь и иду в сторону стоянки.

- Куда-нибудь подальше от всего этого!

Я больше так не могу.

Я устал и мне пора смириться, что никогда в моей жизни не будет ничего нормального. Ни любви, ни отношений, ни счастья.

Глава 26

Час, за ним другой – ноют распухшие костяшки там, где я умудрился содрать кожу. Провожу языком по зубам, убеждаясь, что они целы и морщусь, едва задевая подсохшей ранки на разбитой губе.  Бар-ресторан «ЛУЧ» невероятно уютен, несмотря на обилие посетителей. Трехэтажное кирпичное здание в стиле «лофт» с арт-галерей и самой длинной барной стойкой в Москве.

Короче, пока до тебя добежит бармен – успеешь протрезветь.

Откинувшись в удобном кресле, задумчиво разглядываю кирпичную отделку стен и люстры. Эдакий викторианский стиль: старые настольные лампы, позади высокие барные полки, забитые алкоголем. Даже столики с кожаными диванчиками – и все это в золотисто-коричневых тонах. Как будто я в библиотеке, а не бара пьянствую уже который час.

- Может позвонить кому-нибудь? – вежливость бармена безупречна. Мой взгляд цепляется за его черный жилет, и парень выпрямляется, чуть касаясь нервно короткого «ежика» волос. Голубые глаза смотреть опасливо, словно сейчас бой бокал с коньяком прилетит ему в лоб.

- Еще налей, - хрипло отвечаю, пытаясь прочистить неожиданно воспалившееся горло. Пока из бутылки переливаются остатки «Арарат 5 звезд», тянусь к сигаретам во внутреннем кармане пиджака и морщусь.

Проклятие, это реально больно.

- Вам не надо врача? И у нас нельзя курить в баре, – испуганно шепчет Григорий – именно так зовут официанта, на что с сожалением убираю пачку. Окидываю парня мрачным взором, достав айфон и, быстро расплатившись, залпом допиваю свой коньяк.

- Хреново Гриша, - отзываюсь чуть недовольно, с трудом вылезая с кресла. Эй, почему бар вертится? Стены вернитесь, я вам все прощу. – Кошмарный сервис, - чуть заплетаясь, обвожу указательным пальцем помещение под внимательные взгляды посетителей.

- Эй, ребят, тут стены ездят! – весело раскидываю руки и мне совершенно насрать, что обо мне сейчас думает кучка недоумков, глядящих на мое поведение с легким ужасом.

Пока иду, меня мотает из стороны в стороны. Из-за этого спотыкаюсь о собственные ноги, задевая бедром декоративный резной столик. Под дружный «ах» падает два подсвечника и ваза с художественной композицией из каких-то кривых веток. Без понятия что это, но весь ужас, написанный на лицах работников данного заведения гласить о том, что нечто невероятно ценное. Кажется, я извинился. Или может дважды. Попытался собрать эту галиматью и едва не рухнул вновь на грязный пол, уткнувшись практически в красный палас.

- Выйдите, пожалуйста. Или мы будем вынуждены вызвать охрану!

Это вроде бы мне. Словно дамоклов меч надо мной стоит не то менеджер, не то официант. Молодая женщина, усталая и злая, в ее глаза осуждение – я ей неприятен. Таких она пачками за вечер выводит из бара в сопровождении молчаливых секьюрити. И меня эта реакция нисколько не удивляет. Наоборот, хочется заорать на весь зал: «Эй, да, я ненормальный. Меня уже не спасти. Презирайте меня, люди – вы будете правы».

Палец тянется к гарнитуре в ухе, дабы вызвать охрану, однако в последний момент замирает. Эльвира – так зовут менеджера. Имя значится красивыми буквами на аккуратном бейдже, приколотом к ее пиджаку – вчитываюсь в него, чуть прищурив глаза, пока женщина старательно изучает меня. Она облизывает губы, стираясь часть тонкого слоя розовой помады. Вздыхает, затем спрашивает:

- С вами все в порядке? Может нужна помощь?

Сегодня все жаждут мне помочь. Да, Эльвира, помощь мне нужна. Но не та, которую можешь оказать ты или кто-то из присутствующих тут людей. Нет даже никакой гарантии, что я ею воспользуюсь, ибо тонуть проще, чем барахтаться на поверхности. Открываю рот и снова закрываю, с трудом поднимаясь. Меня шатает, интерьер вокруг тоже – будто качка в вагоне поезда, где красивые картины болтаются на одиноком гвозде.

На улице ни ветерка. В расстегнутом зимнем пальто, без шапки и глядя в темнеющее небо я не ощущаю холода. Или может мне уже все равно, пока стою и выдыхаю дым изо рта каждый раз, когда затягиваюсь сигаретой. Вкус у них отвратительный – горький и совершенно неприятный. Надо было брать другую марку, но выбора особо не было.

Перед глазами все плывет, а небо сливается в одну темную массу. С которой валят белые мелкие точки. Они падают на кожу, волосу и землю вокруг, усыпая белым ковром территорию парковки. Желание сесть за руль перекрывают остатки здравого смысла. Если мне хочется совершить подобное, я должен сделать это там, где не смогу причинить вред другим людям. Нельзя садиться пьяным за руль, в каком бы критическом состоянии не находился. Потому докуриваю сигарету и чуть пошатываясь, делаю первый шаг в сторону входа. Всего-то нужно выйти на свет фонаря, дабы открыть приложение и вызвать такси. Несколько шагов, пара манипуляций пальцами…

Меня тошнит, желчь подступает к горлу, хотя ничего кроме коньяка там нет. Хватаюсь за стену и внезапно пытаюсь вспомнить какой сегодня день. Понедельник? Вторник? Или уже пятница? От осознания потерянного времени пробирает смех и, прислонившись к холодной кирпичной стене, начинаю хохотать словно ненормальный. Ноги разъезжаются из-за неочищенного местами льда, скрытого под слоем снега. Провожу ладонью по лицу, задевая синяк и рану на губе, чувствую горячие слезы, что льются бесконечно. Меня настолько накрыло, что дальше просто некуда. Вокруг беспросветная темнота, а я в лабиринте без выхода. И вместе с этими странными, непонятными эмоциями накрывают воспоминания последних событий.

- Забирай свои бабки и катись в жопу, Воронцов.


Он стоит, сунув руки в карманы и смотрит на разорванные части нашего договора. Все деньги вместе с неустойкой я скинул ему на счет до копейки. Мой собственный бюджет – это теперь большая финансовая яма. Оплатить налоги, выплатить Ане остатки зарплаты, закрыть дело, закончить с ипотекой и погрузиться в хаос. Я даже готов оставить Чучундре эту чертову квартиру, пусть будет хоть какая-то компенсация от связи со мной – она уж точно не заслужила всей этой грязи.

Только в холодном взгляде ничего не читается, даже сожаления. Насрать ему с высокой колокольни на то, как он выглядит в моих глазах. Самоуверенность – выше гор Кавказа. Расправив плечи, продолжает напряженно следить за мной, чуть прищурив взгляд и наклонив голову на бок. Лишь легкая усмешка касается губ, когда я говорю ему:

- Ты больше не подойдешь к ней, понял? Или я лично потащу ее в клинику и заставлю написать заявление.

- О, ты мне угрожаешь? – голос спокойный, Леонид Воронцов чуть наклоняется вперед и ставит свои руки поверх разорванных в клочья бумажек, поглядывая поверх очков, приспущенных на нос. – Силенок-то хватит, Казанова? Кто ты и я? Мозг свой включи, запудренный бабским нытьем и осознай уже, что у тебя никаких шансов. Что она тебе напела, Сташенко? Будто бы я ее бил?

Подрываюсь с места, в секунду преодолевая расстояние в пару метров до его стола и буквально огибаю, схватив за рубашку. Где-то на задворках визжит секретарша и лепечет что-то насчет охраны, но мне откровенно наплевать. Встряхиваю его раз, другой – очки съезжают сильнее, пока меня буквально разрывает от злости и накопленной ярости. Не могу, хочу разорвать его и одновременно себя.

- Я видел все своими глазами! – ору ему в лицо, занося кулак и ударяя в челюсть.