- Выглядите так, будто сейчас самому себе памятник поставили и трагично сверху посыпали гвоздиками, - голос Ани ворвался в привычный шум многомиллионного мегаполиса, заставляя вздрогнуть. После Ириных ахов, охов и вздохов, язвительные речи моей помощницы – ушат ледяной воды из теплого помещения. И чем она, кстати, недовольна?

- Что с тобой, Чучундра? – ехидно интересуюсь, выбрасывая недокуренную сигарету точно в стоящую неподалеку урну, глядя в недовольное личико с румяными щечками. – Не покормили с утра?

- Не дали выспаться, – огрызается Филатова, мрачно сунув руки в карманы своего дутого пуховика, покачнувшись с пятки на носок и натянув шарф до носа. – Почему мы не могли поговорить в офисе?

С момента появления там Воронцова, я там ни разу не бывал. На Ане был телефон, запись посетителей и мое благословение спать в кресле, пока меня нет. Чем она без зазрения совести пользовалась – уверен на все сто. Сейчас мрачная. Явно после сна в обеденный перерыв, протягивает мне папки с данными на Елену и топчется на месте, точно обиженный медвежонок. Наворачивает круги пока просматриваю всю собранную информацию с сети. Обычно подобным занимаюсь я, но, если честно, совсем не хочется сейчас заниматься этим. Потому без зазрения совести эксплуатирую свою секретаршу, в чьих ушах сейчас один из наушников.

- Как телефон?

- Нормально, - без выражения отвечает, вскапывая промерзший снег носком ботинка. Глаза бегают по строчкам. Не густо. Придется самому прошерстить все еще раз прежде, чем начать слежку. Информация от ее мужа в купе с той, что нарыта Аней из социальных сетей дает мало представления о жизни Елены. Такое ощущение, слово она живет самой скучной жизнью в мире. Прямо, как я.

- А наушники?

- Нормально.

- Как дела?

- Нормально, - снова повторяет Аня, делая еще один круг. Пара молодых парней с интересом смотрят на это, тыча пальцами и посмеиваясь, проходя мимо. Захлопываю папку, понимая, что сейчас будет совсем не до нее и делаю еще одну попытку поговорить:

- Ты на что-то обиделась?       

Она резко тормозит, вскидывая на меня свой серо-голубой взор, мрачно притопнув. Молчит, щурится и напряжена. Кожей ощущаю исходящую от нее агрессию, будто Аня едва сдерживается, чтобы не наорать. Интересно, когда и чем я успел ее так выбесить? А в том, что причина ее дурного настроения я – никаких сомнений.

- Аня? – осторожно задаю вопрос, отлипая от стены. Считать не надо, Филатова взрывается будто маленькая бомбочка, окатывая искрами фейерверка своих эмоций.

- Роман Алексеевич, ну вы ваще! – в голосе столько возмущения, что меня обратно к стене припечатывает. Мрачные мысли, до того витавшие в голове, испуганно разбегаются по углам. Морщусь, потирая ухо от ее вопля и оглядываюсь, понимая, что сейчас будет бесплатный концерт посреди улицы.

- Я тут впахиваю с понедельника. Клиентам поясняю, что нет босса, занят. Мне тут по телефону истерики закатывают. Вы знаете, что приходил арендатор? А эти психованные кикиморы, орущие в телефон: «Дай мне Рому, стерва, я знаю, ты его прячешь!», - зарычала Аня, заводясь сильнее и сжимая кулачки.

Смотрю на нее с ног до головы, останавливая взор на дергающемся помпоне на макушке. Ничего более смешного в жизни не видел. Филатова в ярости дергается, подпрыгивает, шипит и безразмерная вязаная шапка движется в такт. Не смейся Рома, не гогочи, не вздумай даже звука издать, пусть девочка перебесится.

-… а вы пропадаете до среды, а затем неожиданно звоните и требуете принести вам папку с документами по делу этой… Леночки, - шипит, выплевывая имя женщины, топая ногой. Шапка съезжает на брови, Аня судорожно поправляет ее, не замечая моего взгляда.

- Ни здрасти, ни до свидания! Будто крепостная, обязующаяся исполнять каждую прихоть!

- Вообще за это зарплата и платится, - пытаюсь вставить слово, но меня никто не слушает. Такое ощущение, что босс тут не я, а она. Маленькая взбешённая пантера подскакивает ближе, тыча пальцем в мою сторону.

- Уважение! – рявкает Аня, а помпон снова дергается, снова топая. – Я требую уважения ко мне, как к полноценному сотруднику!

Ее ноги внезапно разъезжаются по гладкой ледяной поверхности, накатанной другими людьми. Неловко взмахнув руками, она с кряканьем падает, и я не успеваю ее поймать в полете. Все, не могу. Меня охватывает истерический смех. Сгибаюсь пополам и начинаю хохотать точно ненормальный. На нас так народ косился, сейчас вовсе вызовут неотложку. Аня барахтается, пыхтит, шипит, сопит, напоминая пингвина, пытающегося подняться, а я смеюсь.

- Хватит хохотать, лучше помогите! – рычит, тяжело дыша. Поправляя в варежках сползшую шапку. С трудом возвращая себя к нормальному состоянию, делаю пару вздохов и посмеиваясь, подхожу ближе.


- Давай помогу. – хмыкаю, хватая ее подмышки, за что в ответ получаю небрежно набранным снегом прямо в лицо. Она набрала немного, бросив наугад в мою сторону и попала.

- Ха, вот теперь не так смешно? - фыркает, сидя на дорожке, наблюдая за тем, как я счищаю таящие снежинки с лица, мрачно воззрившись на нее.

Вообще-то я – начальник. Мне положено быть деловым, суровым, здравомыслящим взрослым человеком. Не потакать капризам девятнадцатилетней девчонки, не устраивать с ней словесные поединки, не реагировать на провокации и уж точно не собирать грязный снежок из накиданной горы счищенного снега неподалеку. Люди не поймут, пассажиры проезжающегося автобуса, дворник с лопатой. А вот Аня поняла, распахнув свои огромные глазищи и быстро принялась улепётывать от меня, взвизгнув, стоило холодному комку попасть ей точно в спину. Поправил папку подмышкой, оттряхивая довольно кожаные перчатки.

- Так-то, Чучундра. Учись, пока дядя Рома жив, мой опыт тебе точно не перебить, - важным тоном заявляю, будто на переговорах, а не ерундой сейчас страдаю. Будто она меня послушала. Бросила в меня куском отколотого льда и, поднявшись, помчалась со всех ног в противоположную от меня сторону.

Я же не дурак - бегать за ней. Нет? Тогда чего несусь со всех ног, огибая прохожих и слыша впереди радостный хохот. Все Рома, это тот самый кризис среднего возраста у мужчины. В тридцать лет поехала крыша. Потому что как иначе объяснить, когда едва настигнув. Дергаю за капюшон, утаскивая между домами и зажимаю, дабы не смогла вырваться.

- Все, поганка, - шиплю показательно, одной рукой удерживая Аню, второй папку. – Смерть хулиганам.

- Не дамся, - сипит она, едва дыша после стремительного забега. Хватается, замершими от снега холода, пальцами за ворот моего пальто, тяня на себя. В нос ударяет запах свежести – от ее волос, тела, куртки, всего подряд. Будто вся с ног головы купалась в каком-то геле для душа по типу «Лесная поляна». И он, черт возьми, неожиданно кружит голову. Совсем не так, как должен.

- Отпусти меня, так и быть оставлю в живых, - угрожаю, пытаясь вырваться из цепких пальцев. А может от себя самого, не знаю.

- Вот еще, кто в меня снежками кидался?

- Ты кинула мне снег в лицо - своего начальнику, к слову!

- Нечего было смеяться, - резонно отзывается, продолжая удерживать, глядя прямо в глаза. Не знаю, где она потеряла варежки, может уронила по дороге. Но мои руки накрывают ее, а лицо совсем близко. Чувствую сбившееся дыхание на своих губах – кризис возраста, все такое. Так же можно себя оправдать?

Мне уже тридцать лет. По мнению таких, как Аня, пора думать о вечном, выбирать место на кладбище и принимать таблетки для потенции. Не целовать уж точно, не сжимать затылок и стягивать шапку с коротких волос, позволяя нашим губам между холодным воздухом, поглощать дыхание друг друга.

- Поцелуй меня еще раз, - шепчет она, едва отрываюсь, пытаясь привести в норму сознание.

И я окончательно сдаюсь своему кризису, целуя ее вновь и слыша, как с тихим шелестом падает папка.

Подумаю об этом потом. Наверное.

Глава 9

Если человек страдал, значит ему это было нужно. Во всяком случае, мне это было необходимо – страдать, лажать и снова страдать, потому что знатно так налажал.

Поцелуй с Аней – это апофеоз моей глупости, как личности взрослой, самостоятельной и, вроде бы, готовой к жизни. Хотя какой жизни, Господи? Мне тридцать, а я не сумел удержать собственный брак, из-за меня погибла дочь, а моя жена ушла к лучшему другу. Неудачник Рома – дважды два равно четыре в кубе.

Именно поэтому разглядывая обстановку пафосного модного ресторана, имеющего кучу звезд и рейтингов, я старался прикинуть, как теперь себя вести. К примеру, сделать вид, что ничего не было. Или заявить Ане, чтобы не питала никаких надежд. Можно еще было бы сказать, мол, сорвался, прости. Бес в ребро, кризис среднего возраста заиграл по бубенцам.

Представил, как она мне нос ломает за одну только попытку ляпнуть нечто подобное, и приуныл. Она будет права. Я сбежал трусливо, подхватив папку, спешно попрощавшись и не дав вставить ни слова. Не взял трубку, не ответил на кучу смс и теперь прятался от нее в одном из модных районов Москвы, дожидаясь Елену. Я ведь ей все-таки позвонил, вопреки своим убеждениям в самом начале. Подобраться, придумать план, разработать стратегию или, может, убедится в правильности сделанных выводов.

Однако, когда до разума дошла вся суть бредовости моей спешки – Воронцова уже входила в двери. Все в той же шубе, с очками на пол лица, вежливо улыбнувшись администратору на входе. Он чуть поклонился. Помог снять шубу, кивая на столик. Где я уже дожидался ее, сидя прямо лицом ко входу, окруженный бессмысленной роскошью и обилием деталей, давящих на сознание. В расписных интерьерах с обилием лепнины, рисунков и смеси стилей, выдающих жажду дизайнеров создать место, как можно более пафосное – совершенно неуютно. Не только мне, судя по беглому взгляду Елены – ей тоже не все нравилось.

- Роман, – она выглядела гораздо лучше, чем в нашу первую встречу. Светлый брючный костюм подчеркивал хрупкость фигуры. Такая женщина могла и умела носить не только дизайнерские вещи, но также золотые украшения, никогда не перебарщивая с их количеством.

- Елена, очень приятно видеть вас в добром здравии, - отвечаю, касаясь губами прохладной, холеной нежной кожи ее руки.

Одного моего беглого взгляда достаточно: Лена была женщиной, знающей себе цену. На ногтях маникюр, волосы идеально уложены в салоне и улыбка светит ровным рядом белых зубов так, что хочется отправить ее на кастинг рекламы зубной пасты.

На ее лице, наверняка, нанесен профессионально макияж, и лишь одно выбивается из картины – затаенная настороженность во взгляде. Такая, скрытая, будто она сама не знает, чего от меня можно ждать. Едва рассаживаемся по местам, покончив с приветствиями и любезностями. Пытаюсь проследить за сменой эмоций на красивом лице, однако меня постигает разочарование – Елена абсолютно закрыта для считывания по первому взгляду. Прямая осанка да напряженные плечи выдают в ней нервозность, а еще она изредка постукивает пальцами гладкой поверхности стола. Покрытого темной скатертью.

- Едва не забыл про него, но нашел вашу визитку и решил, что стоит вернуть пропажу, - едва перед ее глазами оказывается обручальное кольцо, в миг проносятся тысячи эмоций. Смеются друг друга страх, разочарование, печаль, боль и какой-то легкий ужас. Я не понимаю, разве обручальные кольца, пуст даже при неудачном браке, должны вызывать такие чувства у человека? Это всего лишь драгоценная безделушка.

- Спасибо, - она неловко улыбается, сгребая колечко. Всего на секунду, кажется. Что она вот-вот бросит его в небольшую сумочку, висящую рядом на спинке стула. Но в последний момент надевает на палец и снова улыбается.

Натянуто и совершенно искусственно. Ладно, Лена, что ты скрываешь? Нравится играть в игры. Давай попробуем сделать первую ставку.

- Раз уж мы здесь, почему бы не попробовать что-то из меню? – улыбаюсь, как можно обаятельнее. Лена бегло оглядывает почти пустое помещение – середина дня, конские цены и обилие бархата с позолотой отлично отпугивают посетителей. С сомнением косится на меню, затем поднимает взор карих глаз, встречаясь с моим.

- Знаете, Роман, - кладет руки поверх кожаной обложки с золотым теснением, подбирая слова для отказа. - Я вам очень благодарна за находку, однако вынуждена извиниться и уйти. У меня еще есть дела личного характера, - подскакивает со стула раньше, чем успеваю даже встать и помочь.

Ха, вот тебе и пробный раунд. Бой проигран, не начавшись.

- Лена, подождите! – спешно зову. Заставляя прикусить полноватую нижнюю губу. Сегодня помада не такая вызывающая, как в прошлый раз. Мечется взглядом от меня до выхода, заставляя меня вздохнуть разочарованно.

Очнись, Сташенко, куда дел свое наработанное обаяние?