Молли Роберта сообщила, что в молодости мечтала выступать на сцене.

— Но мать была решительно против. Она заявила, что это ужасно заурядная профессия, и вместо этого уговорила меня стать шляпных дел мастерицей. А потом я встретила Стюарта, мы полюбили друг друга и поженились. — Женщина вздохнула. — Но я все равно жалею о том, что мама не пустила меня на сцену. Я имею в виду, что в Гертруде Лоуренс[23] или Беатрис Лилли[24] нет ничего заурядного, не так ли? А Сибил Торндайк[25] вообще вызывает всеобщее восхищение.

— В них и впрямь нет ничего заурядного, — согласилась Молли, которая никогда не слышала ни об одной из этих женщин.

Сейчас Роберта с любовью рассматривала свои длинные алые ногти, и Молли сразу же вспомнила, как проснулась в каюте на борту «Королевы майя» в тот самый момент, когда Оливия Рэйнес обрабатывала свои ногти такого же цвета. На верхней койке мертвым сном спала Аннемари. Молли думала о сестре по сто раз на дню. В глубине души она была совершенно уверена в том, что Аннемари пребывает в полной безопасности и, безусловно, счастлива — доказательством тому служило изображение Айдана. Ей исполнилось четырнадцать. Она родилась первого апреля, в день дураков и шутливых розыгрышей. «Помнит ли она об этом?» — спросила себя Молли.

Она вдруг вспомнила ту ночь, когда решила остаться у своей подруги Норин, чтобы избежать домогательств Доктора, и то, как на следующее утро обнаружила сестру лежащей без движения в постели, в перепачканной кровью ночной сорочке. С того страшного дня Аннемари почти ни с кем не общалась, не говоря уже о том, чтобы нарисовать картинку. Но теперь, похоже, она избавилась от этого проклятья, и Молли оставалось надеться и молиться о том, что когда-нибудь она вновь встретится с сестрой — или что Аннемари сама разыщет ее.

Дверь отворилась, и в магазин вошла дама в наряде из желтовато-коричневого крепа: ее платье, расстегнутое пальто свободного покроя и шляпка без полей были сшиты из одной ткани.

— Миссис Эштон! — Роберта живо вскочила на ноги. — Как приятно вновь видеть вас. Должна заметить, что выглядите вы прекрасно.

— Мы совсем недавно вернулись с Бермуд, — похвасталась миссис Эштон. — Мы провели там всю зиму.

Молли выскочила из-за стойки и торопливо схватила стул, приглашая женщину присесть. По мнению Роберты, как только клиентку усаживали, вероятность того, что она совершит покупку, возрастала многократно.

— Вы такая счастливая, — затараторила Роберта. — А моя дочь сейчас в Милане. Я так вам завидую! Не хотите ли стаканчик шерри, миссис Эштон, пока вы будете делать выбор? — После стаканчика шерри клиентки почти всегда покупали шляпки.

— Что ж, не стану отказываться: сладкое шерри, пожалуйста. — Дама поудобнее устроилась на стуле, одарив Молли ледяной улыбкой.

Роберта величественно взмахнула рукой — она и впрямь хорошо выглядела бы на сцене.

— Молли, будь добра, принеси миссис Эштон сладкое шерри.

— Ваша дочь больше не будет работать в магазине или эта девочка лишь временно замещает ее?

— О, Молли — временная сотрудница. Ее отец — врач, — прошептала Роберта. — Итак, миссис Эштон, вам нужна шляпка для какого-то особого случая? Иди же вам потребовалось что-нибудь новенькое, потому что наступила весна?

— И то, и другое, полагаю, — великодушно проговорила миссис Эштон. — Я бы действительно не отказалась приобрести нечто новое, тем более что в следующую субботу состоятся крестины моего первого внука.

Роберта ахнула.

— Не могу поверить, что у вас уже есть внуки!

— Собственно говоря, это мой третий внук. У меня уже есть две внучки.

— Это просто невероятно! Молли, ты согласна со мной, что это просто невероятно?

— В самом деле, — пробормотала Молли, хотя миссис Эштон выглядела лет на пятьдесят, никак не меньше.

После долгих расспросов выяснилось, что клиентке требуется белая шляпка, «предпочтительно из соломки», и Молли получила распоряжение принести коллекцию белых шляп из складского помещения в задней части магазина.

— «Колокол» с алым шелковым цветком и шляпка с кружевными вставками — из голубого кружева, миссис Эштон. Настоятельно рекомендую. Они выглядят потрясающе. Кстати, дорогая, принеси нам небольшое канотье с широкой репсовой лентой.

Магазин быстро превратился в скопище беспорядочно разбросанных шляпок и круглых полосатых коробок. Миссис Эштон примерила их все до единой, выпила еще бокал шерри и в конце концов остановила свой выбор на шляпке из розовой органди с проволочными полями и свисающей сбоку розой — той самой, которую Роберта совсем недавно поместила на витрине.

Покупательница удалилась, заявив на прощание, что теперь ей придется приобрести новый наряд, а Роберта устало повалилась в кресло.

— Эта шляпка совершенно ей не идет, но не могла же я сказать ей об этом, правда? — с ханжеским видом осведомилась она.

— Действительно.

Розовая шляпка, по словам Роберты, очень походила на ту, в которой леди Элизабет Боуэс-Лайон недавно вышла замуж за герцога Йорка в Вестминстерском аббатстве. Это была столь же вопиющая ложь, как и та, к которой прибегала Ина Джеррагти, уверявшая, будто в ее лавке в Дунеатли продаются последние парижские модели.

До обеда подобное представление было разыграно еще четыре раза, и лишь одна дама сумела устоять перед цветистыми комплиментами Роберты и уйти из магазина без покупки.

В час дня, когда настало время обеденного перерыва, Молли направилась к «Блэклерс», большому универмагу, расположенному неподалеку от Клейтон-сквер, где шляпки стоили во много раз дешевле, чем у Роберты. Впрочем, покупать ни одну из них девушка не собиралась. Погода становилась все теплее, и она самым срочным образом нуждалась в летних платьях: то, которое она надела сегодня, было сшито из плотной ткани, отчего в нем было жарко. Молли подумала о том, что сталось с платьями, лежавшими в ее чемодане, с которым она ехала в Нью-Йорк. Впрочем, куда больше ее интересовал вопрос, куда подевались деньги, те самые тридцать шесть фунтов, что оставила ей мама. Сумма была огромной, и некоторым людям она могла показаться целым состоянием, которое они не смогли бы заработать и за год — в том случае, если у них была работа. Располагая тридцатью шестью фунтами, Молли могла устроить себе роскошную свадьбу, зато это было бы далеко не так интересно. Ей нравилось бродить по рынку Пэдди в поисках свадебного платья и туфелек и сознавать, что очень многие готовы принести угощение для ее торжественного приема.

Молли перебирала платья, пытаясь решить, какое именно она хочет купить, — нелегкая задача для того, кого всегда обшивала опытная портниха. Все, что от нее требовалось прежде, — это просмотреть модный журнал в мастерской Шинед Ларкин и ткнуть пальчиком в то платье, которое ей нравилось. Одни платья были недостаточно хороши для магазина Роберты, другие — слишком претенциозны для Тернпайк-стрит, но вполне годились для свадебного путешествия — вместо медового месяца их с Томом ожидал уик-энд в Блэкпуле[26].

— Я подумаю еще немного сегодня вечером, а сюда вернусь завтра, — сказала себе Молли, выходя из «Блэклерс» и направляясь на Кросхолл-стрит, чтобы повидаться с Агатой.

Аптека была закрыта, поэтому девушка постучала в окно, и из задней комнаты вышла Агата, жующая на ходу бутерброд.

— Хочешь, угощу? — предложила она, впуская Молли.

— Нет, спасибо, он выглядит крайне неаппетитно, — и она с отвращением посмотрела на бутерброд. — А почему хлеб розовый?

— Потому что он со свеклой, вот почему, — проглатывая очередной кусок, ответила Агата. — Между прочим, свекла очень полезна.

— Ирен уже приготовила для меня бутерброды. Я, правда, не знаю, с чем они, но ломти хлеба толстые, как бревна. Я съедаю их, когда Роберта уходит на обед, чтобы не тратить перерыв на еду.

— А что будет, если кто-нибудь в это время придет купить себе шляпку?

— Ну, тогда я перестану есть, вот и все. — В отличие от Роберты, Молли не осыпала клиентов фальшивыми комплиментами, но при этом ухитрялась продавать изрядное количество шляпок.

Они прошли в заднюю комнату, где Агата, ожидавшая подругу, налила ей чаю.

— Я хотела поговорить с тобой о своем платье подружки невесты, — начала она.

Молли застонала.

— Сколько раз можно говорить об одном и том же? Я уже сказала тебе — можешь надеть любое платье, любого цвета и фасона. Мне все равно.

— Тогда как насчет темно-фиолетового?

— Темно-фиолетовое? Отлично.

— Темно-фиолетовое с блестками?

— Просто прекрасно.

— Сначала я хотела отпороть блестки, но потом, когда я убрала одну, на ее месте остался след, поэтому мне пришлось пришить ее обратно.

— Не вижу повода для беспокойства.

— Но я хочу знать твое мнение, — мрачно заявила Агата.

— Я только что выразила его целых три раза: отлично, отлично и еще раз отлично.

— Я не хочу выглядеть на твоей свадьбе, как пугало огородное.

— Тебе нравится темно-фиолетовый, Агги? — Молли вопросительно приподняла брови.

— Это мой любимый цвет — и не называй меня Агги. Ты знаешь, я ненавижу это имя.

— Я назвала тебя Агги только потому, что ты действуешь мне на нервы. — Молли окинула подругу строгим взглядом. — Тебе нравятся блестки?

— Я их обожаю. — Агата молитвенным жестом сложила руки на груди. — Мне всегда хотелось иметь платье с блестками, причем именно темно-фиолетового цвета.

— В таком случае я очень сильно обижусь, если ты не наденешь свое новое платье на мою свадьбу. Где ты его купила?

— А ты как думаешь? На рынке Пэдди. Там же, где ты купила свое свадебное платье и где все покупают себе одежду, когда хотят выглядеть модно, но у них не хватает на это денег. Там же я приобрела себе тиару. На ней недостает двух камешков, но, думаю, этого никто не заметит.

Девушки переглянулись и расхохотались.

Они смеялись до тех пор, пока у них не закололо в боку. Когда же они наконец успокоились, Агата призналась:

— Я знаю, что не должна так говорить, Молли, но я ужасно рада, что ты опоздала на пароход и вместо Нью-Йорка осталась в Ливерпуле. У меня еще никогда не было такой подруги, как ты.

— И у меня тоже.

— Мы ведь по-прежнему будем видеться, когда ты выйдешь замуж за Тома, правда? — с тревогой поинтересовалась Агата.

— Разумеется, — уверила ее Молли. — Мы будем, как прежде, раз в неделю ходить в кино, а ты сможешь забегать ко мне в гости, чтобы поболтать, когда Том будет работать по ночам.

— Вот и славно. — Агата удовлетворенно вздохнула.


«Все-таки мне невероятно повезло», — думала Молли, возвращаясь к Роберте. Первые дни в Ливерпуле оказались просто ужасными, но семейство Брофи приняло ее всем сердцем, и она стала для них своей. Они навсегда останутся ее друзьями. А потом Молли встретила Тома, и Райаны повели себя точно так же. После смерти мамы только с Томом Молли чувствовала себя особенной. Она спросила себя, уж не Господь ли приложил руку к тому, чтобы она опоздала на пароход, потому что Ливерпуль изначально был тем местом, которое Он выбрал для нее, а Нью-Йорк стал землей обетованной для Аннемари.

В половине шестого дверь магазина Роберты открылась и вошел Том. Празднично одетый, прижимая к груди шляпу, он выглядел начищенным и исключительно счастливым. Сердце екнуло у Молли в груди — это частенько случалось в последнее время, когда она видела своего жениха.

— Ты выглядишь очень мило, любимая, — сказал Том. Он говорил эти слова всякий раз, когда они встречались.

Молли также ответила привычной фразой:

— И ты тоже. — После того как Том вошел, ей стало казаться, что магазин подернулся розовой дымкой.

— И куда это вы, голубки, собрались? — закудахтала Роберта.

— В «Мажестик»; будем смотреть «Сироток бури» с Дороти[27] и Лилиан Гиш[28], — сообщил ей Том. — Этот фильм снял Дэвид У. Гриффит. Он настоящий гений, по моему скромному мнению.

По тому же скромному мнению Тома, не стань он полицейским, из него получился бы блестящий кинорежиссер, как Д. У. Гриффит, хотя и не такой талантливый, добавлял он в припадке несвойственной ему скромности.

— И много преступников ты поймал сегодня? — поинтересовалась Молли, когда они вышли на улицу.

— Увы, ни одного. Большинство из них выходят на промысел по ночам. Правда, одного бедолагу на Реншо-стрит насмерть сбил автомобиль, и мне пришлось поехать к нему домой и сообщить его жене о случившемся.

— Какой ужас! Тебе, должно быть, было очень неловко!

— Его жене пришлось намного хуже. — Том содрогнулся. Несмотря на самоуверенный вид, в душе он оставался чрезвычайно чувствительным молодым человеком. — Бедная женщина, она буквально захлебывалась слезами. Потом мне пришлось потолковать с одним парнем, который разъезжал на велосипеде по тротуару. Он сказал мне... В общем, я не стану повторять тебе, что он мне сказал, но мне пришлось препроводить его в участок, и уж там сержант живо научил его вежливости. А все остальное время я просто обходил свой участок, говорил людям, который час, или подсказывал, как пройти туда, куда им было нужно. Но я не теряю надежды, что когда-нибудь наткнусь на злодея, грабящего банк. Я все время заглядываю внутрь отделений, просто так, на всякий случай, но до сих пор мне не везло.