— Не расстраивайся, — утешала его Молли, пряча улыбку. — Все еще может случиться.

— Мне нравится быть копом, Молл.

— Я знаю, Том.

— И ты мне тоже нравишься. Я люблю тебя. — Он остановился посреди улицы и поцеловал ее в губы. — Я весь день мечтал об этом.

— А мне хотелось, чтобы ты сделал это. — Неужели она действительно это сказала? Неужели действительно имела это в виду? — Я люблю тебя, Том Райан, — произнесла Молли, только чтобы попробовать эти слова на вкус.

— Я знаю, родная, знаю.

Том обнял ее одной рукой за плечи и прижал к себе. Молли понятия не имела, как он об этом догадался: она сама не знала этого вплоть до самой последней минуты.


Мысли Левона были мрачными, пока он вел свое такси в направлении Уолл-стрит, финансового района Нью-Йорка, где небоскребы загораживали солнце, оставляя некоторые улицы в вечной тени. Иногда он чувствовал себя жалким муравьем, ползущим по самому дну обитаемого мира.

Его пассажира, молодого парнишку в деловом костюме и соломенной шляпе-канотье, обуревало желание поговорить. Он уже успел поинтересоваться у Левона, откуда тот родом, и поведал по секрету, что его собственные родители эмигрировали из России почти четверть века тому назад.

— Наша фамилия была совершенно непроизносимой: даже я не мог запомнить, как она пишется правильно. Инспекторы на острове Эллис переделали ее в «Димитрик», ну, отец и решил оставить ее в таком виде.

— Чем вы занимаетесь? — из чистой вежливости поинтересовался Левон.

Далеко не все его пассажиры оказывались такими дружелюбными, как этот молодой человек, который даже настоял на том, чтобы сесть рядом с ним, а не на заднем сиденье.

— Я управляю кредитами в банке «Морган», Подумать только, — молодой человек коротко рассмеялся, — отец в моем возрасте выращивал овощи в Вологде. А теперь у него свой дом в Буффало. Я приехал в Нью-Йорк в надежде заработать несколько долларов, и сейчас дела у меня идут неплохо. Я только что был в «Мэйси»[29], где купил своей жене сумочку на день рождения, да еще могу заплатить за такси туда и обратно. — Его открытое, простодушное лицо осветилось гордостью и искренней радостью. — Америка — лучшее место на земле, а Нью-Йорк — лучший город в мире. Держу пари, вы и подумать не могли, что когда-нибудь будете водить такси по его улицам.

— Это правда, — согласился Левон.

— По-моему, впереди пробка. Высадите меня здесь, и остаток пути я пройду пешком. Сколько я вам должен, дружище?

— Один доллар.

— Вот, возьмите два. Сегодня мне везет, и я хочу поделиться с вами своей удачей. — Нахлобучив шляпу, молодой человек выскочил из автомобиля. Левон смотрел, как он удаляется пружинистой походкой, сунув руку в карманы и наверняка насвистывая что-нибудь вроде «Янки дудль данди»[30] или «Джаз-банд Александера»[31].

На углу стоял лоток с горячими сосисками. Левон остановил машину и купил себе черный кофе в картонном стаканчике. Опершись на капот своего автомобиля, он прихлебывал напиток мелкими глотками. Мрачные мысли вернулись, хотя, пожалуй, они были уже не такими гнетущими, как раньше. Его молодой пассажир, сам того не подозревая, лишний раз убедил Левона в том, что у жизни есть и светлая сторона и что вслед за ночью обязательно придет рассвет.

Какой-то негодяй изнасиловал его ненаглядную Анну, но все это осталось в прошлом. Очень скоро в квартире на Гранмерси-парк начнет жизнь новое человеческое существо. Тамара с восторгом предвкушала это событие, а вот Левон до сих пор не мог разобраться в своих чувствах. Анна находилась в комнате, когда врач объявил, что она ждет ребенка, но девочка либо не поняла смысла его слов, либо же не пожелала ничего понимать. Она отвернулась, когда Тамара попробовала заговорить на эту тему, наотрез отказываясь не то что обсуждать ее, а даже просто слушать.

— Ну что ж, там видно будет, что делать, — решил Левон.

В Армении такое выражение было не в ходу, но сейчас оно пришлось весьма кстати. Они не станут загадывать наперед, станут жить сегодняшним днем, и будь что будет. Тамара же с головой ушла в хлопоты: покупала одежду для ребенка, училась вязать и переводила старинные колыбельные на английский, чтобы напевать их малышу.

Левон жалел, что не может думать и вести себя столь же оптимистично. Америка и впрямь была лучшей страной на свете, как уверял его недавний пассажир, а Нью-Йорк — лучшим городом на земле. Ему, Левону, необычайно повезло, что он оказался здесь, что у него есть такая жена, как Тамара, и что они нашли замену своей горячо любимой, но погибшей Ларисе в лице другой девушки, такой же красивой и очаровательной.

Как сказала бы Анна, ему отчаянно повезло. Она частенько употребляла это словечко, «отчаянно», иногда совершенно не к месту. Левон сунул один из только что заработанных долларов в нагрудный карман. Отныне он будет считать его своим счастливым долларом и никогда не потратит.


Всю ночь шел дождь, и булыжная мостовая еще блестела сыростью, когда Молли раздвинула занавески в утро своей свадьбы. Небо было затянуто тяжелыми серыми тучами, сквозь которые не пробивался ни один лучик солнца.

Через несколько часов, ровно в одиннадцать утра, она станет женой Тома Райана. Молли не отдавала себе отчета в том, что вскоре станет замужней женщиной, вплоть до вчерашней встречи со своей семьей в отеле «Георг». С ними пришла и тетка Мэгги, приехавшая в Ливерпуль прямо из Нью-Йорка. Поначалу Молли даже не узнала ее в элегантной женщине со стильной прической «под фокстрот», в строгом зеленом костюме и туфлях на высоких каблуках, столь разительно отличавшейся от старомодной учительницы, которую она помнила.

Они крепко обнялись, прослезились и уселись, взявшись за руки, на диван, заговорив о старых временах и новых событиях в Дунеатли и Нью-Йорке, и, разумеется, об Аннемари.

— Сержант МакКлоски регулярно навещает меня, но пока что полиция не обнаружила никаких следов девочки, — сообщила тетя Мэгги и почему-то слегка покраснела. — Они разослали ее описание в другие штаты, но, боюсь, до сих пор все их усилия оказались безрезультатными.

Не прошло и часа, как к ним присоединились Финн, Хейзел и Патрик, прибывшие из Ирландии. Воссоединение семьи получилось очень эмоциональным. Хейзел напомнила Молли, что в последний раз они виделись, когда она махала им вслед, а они отправлялись в Америку на повозке Джимми Муллена.

— Кто бы мог подумать, что все так обернется? — всхлипнула она.

Финн сказал Молли, что Тедди и Айдан очень скучают по своим старшим сестрам и что Нанни передает ей наилучшие пожелания. Фран Кинкейд, которая раньше занималась уборкой, уволилась, и Нанни теперь осталась одна. Хоть она и делает все, что в ее силах, но дом постепенно приходит в упадок. Никто из них ни словом не упомянул о Докторе.

Молли баюкала на руках своего первого племянника, Патрика, крупного малыша с обаятельной улыбкой, которая грозила разбить сотни женских сердец во время долгой и счастливой, как она надеялась, жизни.

И только тогда до нее дошло: все эти люди приехали издалека на ее свадьбу. Тетя Мэгги купила в Нью-Йорке новый наряд. Шинед Ларкин сшила для Хейзел чудесное платье из кремового муслина и матросский костюмчик для Патрика. Значит, все это происходит на самом деле. Завтра она, Молли, будет стоять перед алтарем в церкви Пресвятой Богородицы и станет миссис Томас Джордж Райан. Больше никогда она не будет Молли Кенни. Не совершает ли она ужасную ошибку? Она ведь почти не знает Тома, а он едва знает ее. Быть может, еще не поздно отступить?

Хейзел подтолкнула ее локтем.

— Ты сейчас думаешь о том, во что вляпалась, Молли, верно? Это видно по твоему лицу. Когда я выходила замуж за Финна, меня обуревали такие же сомнения. Держу пари, такое случается с большинством женщин — да и мужчин тоже. Это похоже на отчаянный прыжок в неизвестность, но ты должна его сделать. Время от времени приходится рисковать, иначе в этой жизни ничего не добьешься.

Чуть позже им подали роскошный ужин, но Молли кусок не лез в горло, а от вина, которое она все-таки заставила себя пригубить, ее едва не стошнило. Даже когда Финн предложил тост за нее и за Тома, девушке пришлось сделать над собой усилие, чтобы улыбнуться, в то время как в душе она обмирала от страха.

Это ощущение не покидало Молли, и когда она возвращалась домой на трамвае, сжимая в ладонях бархатную коробочку с чудесным жемчужным ожерельем и серьгами, которые тетя Мэгги подарила ей на день рождения. Она же дала Молли два фунта на свадебный подарок для нее с Томом.

— Ты лучше знаешь, что тебе понадобится для твоего нового дома, — сказала тетя. Тому предоставили служебное жилье в Аллертоне[32].


Финн и Хейзел собирались подарить им набор столовых приборов, который Финн должен был привезти завтра, когда приедет за Молли на такси, чтобы отвезти ее в церковь, и флакон духов под названием «Жизнь в розе» на ее день рождения.

А где-то в городе Том устраивал прощальную вечеринку для приятелей. Молли от всей души надеялась, что ему не будет так же страшно, как ей сейчас, иначе их брак начнется не очень счастливо.


В спальню с чашкой чая вошла Ирен.

— Ага, девочка, ты уже встала. Погода неважная, верно? Но впереди еще много времени, так что будем надеяться, что солнце все-таки покажется.

Молли забралась обратно в постель и взяла чашку с чаем, последнюю, которую она выпьет, будучи незамужней женщиной.

— Я чувствую себя очень странно, Ирен, — призналась она.

— Покажите мне девушку, которая не чувствует себя странно в утро своей свадьбы! — фыркнула Ирен. — Было бы намного хуже, если бы ты не чувствовала себя странно. Да, с днем рождения тебя, милая. — Молли уже получила от Ирен подарок: пару белых перчаток для своего выходного наряда — бело-синего вязаного платья с белой шляпкой.

— Спасибо. Честно говоря, я и подумать не могла о том, что выйду замуж в семнадцать лет. До знакомства с Томом у меня даже не было парня.

— Что ж, у него тоже не было девушки, так что вы всему будете учиться вместе. — Ирен присела на край ее постели, На ней была просторная фланелевая ночная сорочка, отчего мать Тома походила на девочку со старушечьим лицом, по которому вдруг разлился румянец смущения и неловкости. — Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, не правда ли, милая? То, чем занимаются люди после того, как поженятся. Твоя мама ничего не рассказывала тебе перед смертью?

— Нет. Но я ведь работала на Доктора, верно? — Молли тоже смутилась. — Я знаю, откуда берутся дети.

— Вот и хорошо. — Ирен сжала ее ногу под одеялом, явно испытывая облегчение оттого, что Молли разбирается в тонкостях взрослой жизни. — Это может стать некоторым потрясением для девушки, если она не знает, чего ожидать. Что ж, я люблю тебя и оставляю, Молл. Через минуту сюда придут девочки, чтобы помочь тебе одеться. — Под «девочками» она имела в виду своих невесток, хотя Молли и не могла взять в толк, для чего ей нужна помощь трех взрослых женщин, чтобы надеть свадебное платье и причесать волосы.

Она поняла причину очень скоро, когда пальцы решительно перестали ее слушаться и она даже не смогла застегнуть свой новый бюстгальтер. Вдевать крючки пришлось Лили, а потом она же надела на нее через голову длинную нижнюю юбку, которая с шорохом скользнула по телу. Глэдис помогла Молли натянуть шелковые чулки, которые подарила ей Роберта вместе с премией за неделю. Это произошло вчера, когда она навсегда оставила ее магазин. Паулина уложила каштановые волосы невесты в прическу, которая почему-то называлась «французские волны».

— Это чуточку сложнее простой свадебной косы, — пояснила она.

Сама Молли не смогла бы заплести волосы даже под страхом смерти.

Явилась Агата, держа под мышкой пакет с темно-фиолетовым платьем, украшенным блестками. «Девочки» опешили, когда она развернула его.

— Это не совсем то, что называется платьем подружки невесты, верно, милочка? — неодобрительно фыркнув, заметила Лили.

— Я сказала, что Агата может надеть то, что ей нравится, — вмешалась Молли, — при условии, что я поступлю так же, когда она будет выходить замуж.

Паулина, которая могла бы стать прекрасным парикмахером, собрала вьющиеся волосы Агаты в высокую прическу и зафиксировала ее с помощью заколок, а потом прикрепила тиару таким образом, чтобы недостающие камни не бросались в глаза.

Время от времени в суете возникала пауза. Ирен приносила чай, а Паулина и Лили выкуривали по сигаретке, прежде чем вновь приняться за дело. Ногти Молли покрыли прозрачным лаком, и они заблестели; ей капнули «Жизнью в розе» за уши и обильно надушили носовой платок; на шее у нее защелкнулось жемчужное ожерелье тети Мэгги, а в ушах закачались жемчужные сережки.