— Держу пари, родители этого Герби Блинкера — жирные коты, — злобно оскалился Флип. — Это видно с первого взгляда. Что-то есть в этом парнишке. Он выглядит сытым и ухоженным, этот типично американский мальчик.

— А как насчет девчонки, его партнерши? Что ты думаешь о ней?

— Вот с ней как раз все в порядке, — с большой неохотой признал Флип. — Она — прирожденная танцовщица, у нее и походка соответствующая.

— Я знаю ее, — негромко сказала Оливия. — По крайней мере, раньше знала. Она плыла со мной из Англии на одном корабле.

— Господи! — изумился Флип. — Так почему же ты не заговорила с ней? Интересно, а она не оказала великому мистеру Абелю аналогичную услугу?

— Она не узнала меня. Ее зовут Аннемари Кенни, а вовсе не Анна Мюррей. — Знай Оливия о том, что однажды Аннемари обойдет ее в борьбе за такой лакомый кусочек, она бы оставила эту сучонку гнить на острове Эллис до скончания веков. — Сомневаюсь, чтобы она решилась подкатиться к нему с таким предложением.

— Пожалуй, ты права, — согласился Флип. — Для этого она выглядит слишком шикарно.

Она вдруг разозлилась на него за эту ремарку.

— А как насчет меня?

Он улыбнулся.

— Мы с тобой одного поля ягоды, подруга. Родственные души, если хочешь знать. Мы готовы на что угодно, лишь бы выбиться в люди. Вот почему нас тянет друг к другу. Пока мы ждали в гримерке, я чувствовал себя, как побитая собака. Собственно, в ванной комнате меня даже стошнило.

Они встретились, она и Флип, около года назад в каком-то ночном клубе, где она пела, а он работал за стойкой бара. Их моментально потянуло друг к другу. Его полное имя было Филипо Унгаретти, но он называл себя Флип Унгар. Его родители были итальянцами, и за его непринужденными манерами скрывалось яростное желание добиться успеха. Через неделю он переехал к Оливии в ее квартирку с частичными удобствами на Восьмой улице. Они вполне подошли друг другу. «Розы алые» стало первым шоу, в котором они выступали в паре, причем выступали очень и очень недурно, пусть даже этого оказалось недостаточно. Пожалуй, когда-нибудь им стоит попробовать еще раз.

— В конце концов, есть и другие роли, — сказал Флип. — Сегодня еще не конец света, хотя и очень на него похоже. — Он знаком показал официантке, чтобы она наполнила их чашки уже в четвертый раз. — Давай допьем, вернемся домой и присоединимся к протесту.

Жильцы их дома объявили бойкот, когда владелец попытался в два раза повысить плату за жилье. Сегодня утром, когда Оливия и Флип уходили на кастинг, перед входом в здание уже стояла толпа с плакатами. В последнее время в Нью- Йорке регулярно происходили всевозможные акции протеста, марши и демонстрации.

Оливия согласилась.

— Но сначала я хочу позвонить своему агенту и узнать, нет ли у него новостей для меня.

— Отлично, а я позвоню своему.


Олли решил устроить импровизированную вечеринку, чтобы отметить успех Герби и Анны. Анна тут же решила, что позвонит Льву и пригласит его.

— Мне очень жаль, родная, но ты позвонила слишком поздно: мы ждем гостей к ужину, и скоро они уже должны прийти, — сказал Лев. Голос его прозвучал устало и безжизненно. — Я бы с удовольствием пришел. Обещаю посмотреть шоу. Когда оно начинается?

— В сентябре. На следующей неделе мы приступаем к репетициям. Я пришлю тебе билеты на премьеру. — Анна сомневалась, что Тамара составит ему компанию.

— Спасибо, родная. А сейчас мне пора идти. Тамара уже корчит мне свирепые рожи. Я до сих пор еще не одет подобающим образом. В любом случае прими мои самые искренние поздравления и передай их Герби. Сегодня вечером я буду думать о тебе.

Анна положила трубку, терзаясь смутным ощущением потери. Той блестящей жизнью, которую она вела сейчас, она была целиком и полностью обязана Льву, а он не мог разделить с ней ее триумф. Анна вздохнула, переоделась в красное атласное платье и причесала свои длинные, до плеч, волосы. Они стали виться еще сильнее с тех пор, как она отрезала целых двенадцать дюймов, потому что волосы мешали ей танцевать.

Послышалась трель дверного звонка: начали приходить гости. Анна представила, как они сидели у своих телефонов, надеясь получить приглашение. За окном раздались голоса: люди вышли на балкон, самое лучшее место для такого прекрасного вечера. Интересно, что подумают обитатели Гувервиллей, спросила она себя, если увидят богатую, хорошо одетую публику, потягивающую коктейли, тогда как сами они прозябают в нищете и убожестве? Это казалось ей несправедливым. Это и была самая настоящая несправедливость. В уголках глаз у нее вдруг взорвались слепящие искры, и Анна испугалась, что к ней возвращается головная боль. С тех пор как она поселилась у Блинкеров, у нее часто случались приступы мигрени. Иногда боль становилась настолько невыносимой, что ей хотелось кричать.

В дверь постучали. Это был Герби.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Пришла Пегги Перельман, и она хочет видеть тебя.

Анна вздохнула и отправилась вслед за ним к гостям.


Пегги показывала номер, который обычно исполняла на вечеринках и который пользовался неизменным успехом: она танцевала, изображая неумеху, размахивая руками и ногами и едва не падая. Несомненно, задачу ей облегчало и то, что, подобно подавляющему большинству гостей, она была слегка пьяна. Единственными, кто сохранял ясную голову, оставались Анна, которая не пила вообще, и Олли, не расстававшийся со стаканом, — и только его жена знала, что он не выпускал его из рук весь вечер, не притрагиваясь к содержимому. Жизнь Олли всегда была полна опасностей, да и сейчас оставалась таковой, и он предпочитал сохранять полный контроль над собой.

Когда во время танца Пегги к нему подошла Кристина, служанка, и сказала, что его просят к телефону, но абонент отказывается назвать свое имя, Олли сразу понял, кто это.

— Звонок сделан на телефон в вашем кабинете, — добавила Кристина.

В своем небольшом рабочем кабинете, который Олли именовал не иначе как «берлогой», он занимался делами, играл на бильярде, курил сигары — Лиззи не выносила табачного дыма — и отдыхал душой и телом, пока его жена развлекала подруг или же когда дети были еще маленькими и шумели и ссорились. Сейчас, войдя в «берлогу», он снял трубку.

— Олли Блинкер слушает, — жизнерадостно сообщил он.

— Это я, Конрад Абель, — прозвучал в ответ недовольный голос.

— Вы совершенно напрасно беспокоитесь, мистер Абель. Чек уже отправлен вам по почте. — До Олли дошли слухи о том, что продюсер принадлежит к числу азартных игроков — к тому же не слишком удачливых — и задолжал кучу денег одному очень опасному типу по имени Аль Капоне.

Из трубки донеслось удовлетворенное ворчание.

— Ваш мальчик знает, что меня убедили дать ему роль в моем шоу?

— Это не ваше шоу, мистер Абель, — жестко возразил Олли. — Вы всего лишь продюсер, и мой сын считает, что его взяли за его заслуги. Мы с вами — единственные, кому известна правда. И если вы расскажете об этом хоть одной живой душе, в театральном мире с вами будет покончено. Кстати, мой сын со своей партнершей были отобраны в числе пяти лучших пар, и только тогда вмешался я и сделал свое предложение. Так что существовала большая вероятность того, что вы и сами выбрали бы их.

— Партнерша — да, стильная штучка, эту девчонку ждет блестящее будущее, чего не скажешь о вашем сыне. Он хорош, но и только. Во-первых, колени у него слишком жесткие. Сегодня ко мне на просмотр приходил еще один парнишка, и вот он-то составил бы с вашей девчонкой первоклассную пару, но я отказал ему. — Олли уловил сожаление в голосе продюсера. — Девчонка тащит на себе вашего сына, мистер Блинкер. Без нее он бы ничего не добился. — Последовал щелчок — на другом конце линии продюсер внезапно бросил трубку.

— Свинья, — пробормотал Олли, хотя и сам уже пришел к такому же мнению.


Через две недели Молли и Джоуи выписали из роддома. Дома их ждали букеты цветов и поразительная, почти стерильная, чистота, какая бывает только в операционной. Ирен с невестками решили навести порядок и выдраили домик до зеркального блеска, включая полы.

Дом их стоял в небольшом тупичке у Хит-роуд в Аллертоне. Всего таких домов на две семьи было пять, и во всех жили полицейские. В доме было проведено электричество, а в кухне стоял бойлер, так что горячая вода всегда имелась в наличии и в теплую погоду не было нужды разводить огонь. У них теперь был и туалет со сливом, и настоящая ванная, и даже два крошечных садика, размером с носовой платок, перед домом и позади него.

— Ой, Том, — ахнула Молли, когда пять лет назад он на руках перенес ее через порог и она, как ребенок, пробежалась по просторным комнатам. — Я так рада, что вышла замуж за полицейского!

Как приятно было вновь оказаться дома, который к тому же сверкал чистотой, как новенький. Ее вместе с сыном встречала вся семья Тома. Лили, неодобрительно пофыркивая, сочла своим долгом заметить, что на лестнице в углах под потолком висела паутина.

— Не думаю, что девочка с таким-то животом была в состоянии вычистить дом метелкой из перьев, — встала на ее защиту Паулина, в свою очередь неодобрительно фыркнув.

Паулина была невысокой и пухленькой. Ей было всего двадцать девять, но она уже обзавелась двойным подбородком. Личико ее напоминало Молли луковицу, хотя она затруднилась бы объяснить почему.

Элси Хардкасл привела Меган и Броуди, которые тоже выглядели так, словно их драили с мылом и щеткой.

— Мы думали, ты умерла, мамочка, — пожаловалась Меган. Ей было всего четыре, но она уже унаследовала склонность бабушки к преувеличению.

— Как вы могли так подумать, когда миссис Хардкасл каждый день приводила вас к роддому, чтобы мы могли помахать друг другу через окно? — спросила Молли. Детей внутрь не пускали. — Ну же, подойдите и поздоровайтесь со своим новым братиком. И ты тоже, Броуди, родная. — Броуди, по обыкновению, держалась позади.

Девочки со светлыми вьющимися волосами, синими глазами и овальными личиками были очень похожи, но только внешне. Меган обладала общительной и даже бесцеремонной натурой, отчего неизменно оказывалась в центре внимания, тогда как двухлетняя Броуди постоянно пребывала в тени своей шумной и куда более настырной сестры.

— А он тоже наш? — прошептала она, когда Молли привлекла ее к себе, показывая Джоуи, который сладко спал у нее на руках, улыбаясь во сне, хотя, скорее всего, в этом были повинны газы.

— Разумеется, он наш, — и Молли отодвинула Меган в сторону.

Молли обняла Броуди за плечи. Семейные взаимоотношения требовали невероятного терпения и дипломатии.

— Да, родная. Теперь он будет жить с нами всегда, с тобой и со мной, с папой и Меган.

— А почему он весь такой морщинистый, как бабушка? — пожелала узнать Меган.

Ирен возмущенно заявила:

— Когда-нибудь, юная леди, ты тоже будешь такой же морщинистой, как твоя бабушка. К несчастью, меня уже не будет рядом, чтобы посмотреть на тебя.

— А где ты будешь? — не унималась Меган. Она была ребенком, который желал знать все.

— В могиле, родная. Меня похоронят и опустят в землю.

— Не пугайте ребенка, Ирен, — вмешалась Лили.

На лице Меган отразилось негодование.

— Я ничего не боюсь, тетя Лил.

— Можно подумать, я способна испугать ребенка. — Ирен сделала вид, будто смертельно обиделась.

Молли вдруг поняла, что ей очень хочется, чтобы они все разошлись по домам, за исключением Глэдис, которая все еще возилась в кухне.

Но прошло целых два часа, прежде чем наконец это случилось, и только тогда Глэдис вышла из своего убежища. На ней был один из передников Молли, который она надела поверх изящного голубого летнего платья. Ее загорелые ноги были голыми, и ногти на них она накрасила ярко-красным лаком. Лили и Паулина полагали алые ногти верхом безнравственности.

— Ради всего святого, чем ты там занималась? — спросила Молли, распахивая блузку, чтобы покормить Джоуи.

Меган и Броуди не сводили с нее блестящих, восторженных глаз.

Глэдис умудрилась одновременно сморщить нос и закатить глаза.

— Старалась не путаться у этой банды под ногами. Они действуют мне на нервы. Еще немного, и я не выдержу и взорвусь.

— Они очень добры, Глэдис. Я имею в виду, им ведь вовсе необязательно было приходить сюда и вылизывать мой дом до блеска, верно? — Даже ей самой эти слова показались убийственно ханжескими, ведь всего несколько минут назад она горячо молилась про себя, чтобы они поскорее ушли.

— Ладно, пусть они добры, но добры до ужаса, аж мурашки по телу, — улыбнулась Глэдис. — Однако сердца у них и впрямь добрые, и ты точно знаешь, что всегда можешь положиться на них в трудную минуту. Наш Кевин после рождения орал как резаный три месяца без остановки, так Лили и Паулина приходили к нам дежурить по очереди, чтобы мы с Энохом могли хотя бы выспаться как следует. — У Глэдис было двое мальчишек: Кевин и Энох-младший. — Как бы там ни было, Молли, на твоей кухне я сделала то, что ни за что не стала бы делать на своей: застелила свежими газетами все полки и ящики, до блеска начистила столовые приборы, включая те, которыми ты пользуешься каждый день, а потом сняла абажур и вымыла его. Я даже оттерла изнутри стенки мусорного ведра. Мусорщик решит, что ты купила себе новое. Ах да, в духовке запеканка из овощей и мяса для тебя с Томом. Поедите, когда он вернется. Теперь тебе не придется стоять у плиты. Я поставила ее на маленький огонь, так что часам к восьми она будет готова.