Нона пообещала найти номера в телефонном справочнике и перезвонить им. А они уселись за стол вокруг телефонного аппарата и стали гипнотизировать его взглядами. Все молчали. Проснулся Одуванчик, лениво потянулся и негромко мяукнул, после чего заснул снова. Звуки, долетавшие с улицы, — шум мотора случайного автомобиля, звонок велосипеда, разговор пешеходов, — казались необычайно громкими, а солнечные лучи — очень горячими. Финн беспрерывно барабанил пальцами по крышке стола. Хейзел заламывала пальцы. Молли вслушивалась в стук собственного сердца.

Зазвонил телефон, и они едва не подпрыгнули от неожиданности: это был «Ритц». Голос у Молли дрожал и срывался, пока она объясняла, чего они хотят, женщине, которая ответила, что она — всего лишь оператор и что сейчас она переключит их на стойку портье. Молли пришлось объяснить все еще раз.

— Нам не разрешается разглашать информацию относительно наших гостей, — получила она холодный ответ. Означало ли это, что Аннемари действительно остановилась у них?

— Но я сестра Анны Мюррей и звоню из Ирландии! — воскликнула она. — Я всего лишь хочу знать, остановилась она у вас или нет.

— Она будет не раньше четверга. — Женщина, похоже, смягчилась, и ее голос звучал уже не так холодно. — А до того времени она выступает перед солдатами на американских военных базах, где — понятия не имею. Однако ее семья действительно остановилась у нас: ее муж с детьми и пожилая женщина, которая, очевидно, является ее матерью или свекровью.

— Молли рассыпалась в благодарностях и положила трубку.

— Повезло с первого раза, — заметила она, прежде чем пересказать Финну и Хейзел содержание разговора.

— Ее семья? Это мы — ее семья, — разволновался Финн. — Какой сегодня день?

— Вторник.

— Как ты думаешь, она приедет сюда, чтобы повидаться с нами? — спросила Хейзел.

— Очень в этом сомневаюсь. Ведь она, скорее всего, подумает, что и Доктор будет здесь, — отозвалась Молли. — Полагаю, это мы должны поехать к ней. Тем более что я сейчас уезжаю в Ливерпуль, а в четверг утром сяду на первый же поезд до Лондона.

— Я приеду в Ливерпуль завтра же, остановлюсь в гостинице, и в Лондон мы поедем вместе, — заявил Финн. — Аннемари должна понять, сколько беспокойства нам причинила, хотя все, что от нее требовалось, — это написать, что с ней все в порядке. Так что первое, что я сделаю, когда мы встретимся, — выскажу ей в лицо все, что о ней думаю, и постараюсь вправить ей мозги.

Глаза Хейзел гневно сверкнули.

— Ты не сделаешь ничего подобного, Финн Кенни! — крикнула она, а ведь Хейзел редко повышала голос. — Мы не имеем ни малейшего представления о том, что случилось с Аннемари, когда она попала в Нью-Йорк. Мы знаем, что она была больна: она могла не понимать, бедняжка, кто она и где находится. А вдруг она боялась, что Доктор начнет ее искать? Аннемари ведь не знала, что старый ублюдок умер, верно? Если ты достаточно глуп и бестактен, чтобы обвинять ее в чем-либо, Финн, клянусь, что больше не заговорю с тобой до самой смерти.

Выслушав подобную отповедь, потрясенный Финн пробормотал что-то насчет того, что его посетила не самая лучшая идея и что он удивляется, как она вообще могла прийти ему в голову.

Молли предпочла бы встретиться с Аннемари наедине — ведь это она потеряла ее и не возражала бы первой отыскать, — но, в конце концов, Аннемари была сестрой Финна так же, как и ее сестрой.


Паром причалил в Ливерпуле в три часа дня, и Молли прямиком направилась к дому Агаты.

— Уже объявлено, что война закончилась? — первым делом поинтересовалась она, обнимая подругу.

Хотя Агате, как и самой Молли, еще не исполнилось и тридцати семи, ее вьющиеся волосы спереди уже поседели.

— Еще нет. — Агата поморщилась. — Не понимаю почему. В конце концов, мы знаем, что она закончилась, но не почувствуем этого до тех пор, пока не будет сделано официальное заявление.

Домой из школы вернулись дети. Памела, которой уже исполнилось тринадцать, и одиннадцатилетний Донни тут же пожелали узнать, закончилась ли война.

— Наш учитель сказал, что это так, — заявил Донни.

— Она действительно закончилась, — опять поморщилась Агата. — Просто мы ждем, когда об этом узнает каждая собака.

Они выпили чаю, и Молли спросила у подруги, не будет ли та возражать, если она немного прогуляется.

— Я себе места не нахожу, — призналась она. — Это все из-за Аннемари. — Она уже рассказала Агате о том, что слышала, как сестра поет на радио, и что в четверг они с Финном едут в Лондон, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. — Прошло уже более двадцати лет, как мы виделись с сестрой в последний раз. Диктор на радио назвал ее «великой бродвейской звездой».

Молли в душе и жаждала, и страшилась этой встречи. Какой стала Аннемари по прошествии стольких лет? Не исключено, что она вообще не захочет иметь ничего общего со своей прежней семьей.

Агата сказала, что ничуть не возражает, и Молли прошлась немного по Уэст-Дерби-роуд, по-прежнему не в силах справиться с беспокойством. Повинуясь минутному порыву, она вскочила в трамвай и вернулась на Пиэр-Хэд, где села на скамью и стала смотреть на воды реки Мерси, сверкавшие расплавленным серебром под лучами теплого майского солнышка. Ей стало чуточку спокойнее, хотя перед ее внутренним взором вновь встала «Королева майя», отплывающая от причала с ее сестрой на борту...


— Покажите мне на карте место, где мы находимся, — потребовала Анна.

— Вот здесь. — Майор Мерфи ткнул пальцем в красную точку в левом углу карты. Он был симпатичным мужчиной тридцати с небольшим лет, с густой копной огненно-рыжих волос. — Это место называется Бертонвуд, — пояснил он и добавил с благоговением в голосе: — Я очень благодарен вам за то, что вы согласились приехать в такую дыру, мисс Мюррей. Звезды обычно посещают американские базы на восточном побережье. — Он обвел рукой участок в правой части карты, буквально усеянный красными точками. — Оттуда не слишком далеко до Лондона. А мы, как сами видите, оказались у черта на куличках.

Анна одарила его ослепительной улыбкой.

— У меня есть на то веская причина, майор. На этой базе служит мой сын, лейтенант Джон Зариян. Он пилот. И я бы очень хотела увидеться с ним.

От изумления у майора отвисла челюсть.

— Прошу прощения, мисс Мюррей, никогда бы не подумал, что вы можете иметь сына-военнослужащего.

— Я старше, чем выгляжу, майор, — и, кстати, зовите меня Анной.

— Только если вы согласитесь называть меня Шоном.

— Договорились. Шон Мерфи — доброе старое ирландское имя.

— Мои покойные дедушка с бабушкой эмигрировали из Ирландии в конце прошлого столетия. Попав сюда, я несколько раз ездил в Ливерпуль, чтобы повидать город, из которого они отплыли в Америку. Странное испытываешь чувство, когда ступаешь по той же земле, что и они, только сотню лет спустя. — Он поднял трубку телефона. — Еще раз прошу простить, сейчас я отправлю кого-нибудь за вашим сыном. Он знает, что вы здесь?

— Мы разговаривали по телефону вчера вечером. — Анна принялась изучать карту.

Шон коротко рявкнул в трубку, отдавая распоряжение.

— Значит, Ливерпуль отсюда недалеко? — поинтересовалась она, когда он закончил.

— Буквально рядом.

— Я сама отплыла из Ливерпуля, — призналась она, — это произошло каких-то двадцать лет назад.

— Так вы — англичанка? — Ей вновь удалось удивить его.

— Ирландка. Тогда меня звали Аннемари Кенни. Сможет ли Джон отвезти меня сегодня в Ливерпуль?

— Разумеется. У вас будет масса времени. К тому же он может взять джип. Сегодняшний концерт начинается в восемь вечера, и вы выступаете последней. — Офицер взглянул на часы. — Сейчас четыре часа. После концерта состоится вечеринка. Там будет большое начальство. Генерал Глейзер горит желанием познакомиться с вами; кажется, во время одного из своих визитов в Нью-Йорк он видел, как вы танцуете на Бродвее.

— Но сегодня вечером я буду только петь, а не танцевать, — предостерегла его Анна. — У меня трое детей, так что я пребываю не в лучшей форме.

— На мой взгляд, вы выглядите потрясающе, — возразил Шон и покраснел.

— Что ж, вы ошибаетесь, — без обиняков заявила Анна.

Раздался стук в дверь, и вошел солдат, которому не помешало бы срочно побриться.

— Лейтенант Зариян по вашему приказанию прибыл, майор.

— Пусть войдет, Петров. Да, и подгоните джип ко входу, да поживее.

— Слушаюсь, майор.

Анна с улыбкой наблюдала за тем, как в комнату строевым шагом вошел Джон, невероятно симпатичный в военной форме, и отдал честь майору, который проворчал:

— У вас гости, Зариян. Полагаю, вы не удивлены.

— Никак нет, сэр. — Он улыбнулся. — Привет, мам.

— Привет, Джон. — Ее глаза лукаво блеснули. — Ты должен будешь отвезти меня в Ливерпуль. Майор Мерфи дал нам разрешение.

— Вы знаете, от какого причала вы отплывали, мэм? — осведомился майор.

— Понятия не имею. Всю дорогу до Америки я страдала морской болезнью и весьма смутно помню время, проведенное в Ливерпуле, как и путешествие в Нью-Йорк.

— Отвези свою маму на Пиэр-Хэд, сынок, пусть она взглянет на реку Мерси. Это самое лучшее, что я могу вам посоветовать.

— Слушаюсь, сэр.

В дверь снова постучали, и вошел Петров с сообщением о том, что джип будет с минуты на минуту.

— Благодарю. Вы сегодня уже брились, Петров?

— Так точно, майор, но, как я уже докладывал вам, мне нужно бриться дважды и даже трижды в день. Щетина у меня растет очень быстро, сэр.

— Я даю вам разрешение оставить свой пост, вернуться в казарму и срочно побриться. В таком виде нельзя представать перед леди.

— Виноват, майор. — Петров отдал честь.

— Я ничуть не возражаю, — заметила Анна после того, как за солдатом закрылась дверь.

— Я так и думал. Это — наша с Петровым шутка. Ага, а вот, кажется, и джип.

Глядя в окно, майор смотрел, как Анна, смеясь, обнимает сына за шею. Тот подхватил ее и закружил, оторвав от земли, после чего опустил на землю и расцеловал в обе щеки. Господи, вот это женщина! А какие у нее глаза! Майор никогда еще не видел таких глаз, такой бархатной кожи, таких роскошных волос. На ней было платье бледно-лимонного цвета, выставлявшее напоказ все выпуклости ее точеной фигурки. Шон Мерфи попытался представить себе, каково это — иметь такую мать, но у него ничего не вышло.


— Не злоупотребляй словом «мамочка», — сказала Анна, когда автомобиль тронулся.

— Мне не хотелось называть тебя Анной в присутствии майора.

— А мне не хотелось величать его Шоном в твоем присутствии. Мир еще не наступил? — поинтересовалась Анна.

— Официально нет, но ребята уже празднуют вовсю. У британцев есть Министерство информации, но оно предпочитает не разглашать имеющиеся сведения. — Джон взъерошил ей волосы. — Я скучал по тебе.

— И я тоже скучала — ужасно.

Словно для того, чтобы подтвердить искренность своих слов, она прижала руки к сердцу.

— Как поживают мои брат с сестрой?

— У Фрэнки и Элеоноры все в порядке. Мы с Бобби решили, что будем называть ее Элли.

— Отличное имя — Элли, — сказал Джон и со счастливым видом вздохнул.

Анна видела, что он рад встрече с ней ничуть не меньше ее самой.

— Ты сможешь отпроситься, чтобы съездить в Лондон? — осведомилась она. — Бобби поселился в отеле вместе с детьми и Лиззи. Все умирают от желания повидаться с тобой. На выходные Лиззи собирается навестить своих родственников в Манчестере.

Анна по-прежнему относилась к Лиззи, как к своей свекрови.

— Попроси майора отпустить меня с тобой. Судя по растроганному выражению его лица, ты очаровала его до потери пульса, и он готов дать мне увольнительную на целую неделю.

— Непременно попрошу, сегодня же вечером. — Анна стала смотреть на унылый безликий пейзаж за окном. — Где мы? Ты знаешь, как проехать в Ливерпуль?

— Нет, но я буду следовать дорожным указателям, так что мы не заблудимся, — уверенно заявил Джон.

— Но я не вижу ни одного!

— Проклятье! — Он ударил обеими ладонями по рулевому колесу. — Вспомнил. Британцы убрали их, руководствуясь какими-то только им понятными соображениями. Придется остановиться и спросить дорогу.

Они погрузились в дружелюбное молчание. Анна была потрясена и уничтожена, но одновременно и очень горда, когда два года назад Джон добровольцем вступил в Военно-воздушные силы, не дожидаясь, пока его призовут на службу. С большим облегчением Анна узнала, что его направили в Британию, а не на Дальний Восток, где война еще продолжалась и где тысячи молодых американцев погибли от рук японцев. Одним из них был ее лучший друг, Зеке Пенн, который вернулся, чтобы защищать свою страну сразу же после того, как началась война.