— Я думаю, так, — играя, он огляделся вокруг, проверяя.

— И мы зарегистрировались как миссис и мистер Клей Форрестер?

— Думаю, что так.

Она закатила глаза вверх, как бы взывая к небесам:

— Помоги мне, Господи, я путаюсь в словах.

— Знаешь, тебе следует делать это чаще. — Он мягко улыбнулся ей.

— Что делать, путаться в словах? — Она хихикнула и сделала несчастное движение.

— Нет, смеяться. Или даже улыбаться. Я уже начал было думать, что ты проведешь всю ночь с кислым выражением лица.

— А у меня кислое лицо? — Когда она спрашивала, оно выглядело подвижным и любопытным.

— Кислое — это не то слово. Сюда скорее подходит слово неподвижное. Да, неподвижное. Временами ты надеваешь его, как панцирь.

— Да?

— В большинстве случаев, когда мы остаемся одни.

— А тебе бы больше нравилось, если бы я чаще улыбалась?

Он пожал плечами.

— Да, полагаю, что нравилось бы. Мне нравится, когда улыбаются. Мне кажется, я рожден для того, чтобы жить среди счастливых людей.

— Я постараюсь запомнить. — Она посмотрела в окно, потом опять перевела взгляд на него. — Клей, за то, что я сказала там, в машине… ну, прошу прощения.

— Нет, это я был резок с тобой.

— Нет, послушай, частично это была и моя вина тоже. Я не хочу, чтобы мы постоянно ссорились в то время, пока будем женаты. Всю свою жизнь я провела в ссорах, и сейчас я просто хочу… ну, мира между нами. Я знаю, что это звучит глупо, но чувствуешь себя гораздо лучше, оттого что просто признаешься, что нервничаешь, вместо того, чтобы вести себя так, как мы вели по дороге сюда. Я хочу, чтобы ты знал, что я постараюсь со своей стороны установить и поддерживать определенный статус кво.

— Хорошо. Я тоже. Хорошо или плохо, но мы привязаны друг к другу, поэтому давай из этого извлечем для себя пользу, а не вред.

Она слегка улыбнулась.

— Договорились. Итак… я первая, да?

Они оба посмотрели на дверь ванной комнаты.

— Да.

«Что за чертовщина, — думала она, — это обычная старая ванна, ведь так? И я задыхаюсь в этом платье… Я умираю от желания, чтобы мне было удобно, не правда ли?»

Но даже оказавшись в ванной, она остро чувствовала его присутствие за дверью. Кэтрин открыла водопроводный кран, чтобы заглушить свой голос. Продолжая украдкой поглядывать на дверь, она смотрела на себя в зеркало, пытаясь оценить свое отражение до тех пор, пока оно не запотело от ее дыхания.

— Миссис Кэтрин Форрестер, да? — спрашивала она у своего отражения. — Однажды он тебе сказал, что нельзя играть, чтобы потом не поплатиться, и он был прав. Поэтому надень свою ночную сорочку и выходи отсюда. Ложись с ним в постель, а если тебе это неудобно делать, то тебе в этом некого винить, кроме самой себя.

Ее пальцы дрожали, когда она снимала одежду. Она смотрела на себя широко раскрытыми глазами, когда снимала бархатное платье, потом трусики и этот смешной бюстгальтер. Сейчас ее груди стали тяжелее, соски шире и багровее. Как только их освободили из бюстгальтера, Кэтрин почувствовала приступ тупой боли — не то чтобы боли, но что-то похожее на боль — и она, закрыв глаза, взяла груди в ладони, сжимая и поднимая таким образом, чтобы эта неожиданная боль утихла. А когда боль исчезла, она почувствовала облегчение оттого, что ее ничто не стягивает. Она коснулась красных отметин в тех местах, где бюстгальтер туго стягивал кожу на ребрах, потом погладила живот, который теперь был похож на барабан.

Неожиданно промелькнула мысль о том, что мужчина, ожидающий по ту сторону двери, создал все эти перемены в ее теле.

Она отбросила эту мысль, почистила зубы, включила теплую воду и намылила губку. Она уже собиралась смыть косметику, но в последний момент вспомнила, что в ее лице есть много недостатков, и без косметики они будут видны, поэтому она решила оставить все как есть.

Она вскинула руки вверх, и желтая ночная рубашка, как парашют на ветру, устремилась вниз. Потом она надела пеньюар. Ее руки замедлили движения, когда она завязывала на пеньюаре пояс. Поймет ли он правильно то, почему она надела все эти рюши? Она выйдет из ванны и заявит, что Ада купила все это в магазине компании по скидке и подарила ей…

Мысли в голове Кэтрин путались. Она медлила и не решалась открыть дверь. Страх парализовал ее.

Вдруг перед глазами Кэтрин всплыло красивое лицо Джил Мангассон. Она знала, что если бы здесь вместо нее стояла Джил, готовая воссоединиться с Клеем, то не было бы школьной застенчивости.

Она предположила, что как раз сейчас Клей мечтает, чтобы здесь была Джил Мангассон. Она почувствовала жалость к себе, но тут же отогнала ее прочь. Кэтрин помнила тот последний, долгий взгляд сожаления на лице Джил, когда она смотрела через комнату на Клея, перед тем как уйти.

— Я ношу его ребенка, — сказала себе Кэтрин, — но это должна быть она, а не я.

Дверь не издала ни звука. Клей стоял спиной к двери, глядя вниз на свой раскрытый чемодан, его галстук болтался в руке, а в другой руке он держал зубную щетку.

— Твоя очередь, — тихо сказала она, ожидая, что он виновато вздрогнет. Но он посмотрел через плечо и улыбнулся. Его глаза быстро скользнули вниз-вверх по желтому пеньюару.

— Чувствуешь себя лучше?

Он вытащил полы рубашки из брюк. Ее глаза устремились на них так же, как металлическая стружка прилипает к магниту, она пристально смотрела на множество складок в нижней части рубашки, которые остались от его кожи. Потом она опустила взгляд на одетые в носки ступни.

— Намного.

Они поменялись местами, и теперь Клей пошел в ванную. Дверь была открыта, пока он чистил зубы. В чемодане Кэтрин в углу нашла свой дневник, он выглядывал из-под аккуратно сложенной одежды. Она запрятала его и захлопнула крышку чемодана.

— Ты устала? — спросил он, выходя из ванной.

— Ни капельки.

— Не возражаешь, если я открою шампанское?

— Нет, давай. В конечном итоге оно может помочь. Когда он повернулся к ней спиной, она развязала на пеньюаре пояс. Это было далеко не соблазнительно, но и не совсем скромно. Его плечи изгибались и поворачивались, когда он открывал пробку, а помятые края рубашки творили невероятные вещи с ее животом. Наконец пробка выскочила.

— Вот, — сказал он, возвращаясь обратно с бутылкой в одной руке и бокалами в другой. Она держала бокалы, пока он наливал вино. Теперь его рубашка вовсе была не застегнута, выставляя напоказ тонкую полоску кожи чуть темнее цветом, чем сам материал. Она оттащила взгляд на бокалы с шампанским, на загорелую руку с длинными пальцами, которая протягивала ей один бокал.

— За твое счастье, — просто сказал он обычным, вежливым тоном, а она подумала, что может сделать ее счастливой прямо сейчас.

— И за твое.

Они выпили, стоя в центре комнаты. Кэтрин почувствовала в горле ком, когда пила искрящийся напиток. Она посмотрела на дно бокала.

— Клей, я не хочу, чтобы кто-нибудь из нас притворялся в том, чего нет… — Она взволнованно поднесла ладонь ко лбу и отвернулась. — О Боже.

— Давай сядем, Кэтрин.

Он поставил бутылку на стол рядом с розами и растянулся в кресле, откинувшись на спинку и расставив ноги, а она устроилась напротив. Он видел ее голые ступни, пока она не поджала их под себя. Они вместе подняли бокалы и, глядя друг на друга, выпили.

— Думаю, мы опьянеем, — размышляла она.

— Возможно.

— Это не имеет значения, да?

— Никакого.

— Это ничего не изменит.

— Не-ет.

— Тогда зачем мы это делаем?

— Потому что так будет легче заползти в кровать.

— Давай поговорим о чем-то другом.

— Как хочешь.

Она повертела бокал в руке, потом прислонилась к спинке кресла, водя им по своему колену. Наконец она спросила:

— Знаешь, что было самое трудное? — Он выглядел очень расслабленным.

— Гмм. — Его глаза были закрыты.

— Официальное приглашение твоего отца за обеденный стол. Я была очень тронута этим.

Клей медленно открыл глаза, посмотрел с минуту на нее, перед тем как сделать замечание:

— Знаешь, мне кажется, что ты понравилась моему отцу.

Она продолжала играть с бокалом шампанского.

— Он все еще меня во многом пугает.

— Я думаю, что для незнакомого человека он кажется грозным. И он, и бабушка Форрестер обладают чем-то таким, что кажутся официозными, и поначалу это настораживает людей. Но когда ты их по-настоящему узнаешь, ты поймешь, что они совсем не такие.

— Я не собираюсь их узнавать.

— Почему?

Он склонил голову набок, хотя она заподозрила, что его кошачья поза была совсем не настоящей. Она хотела уклониться от ответа, но потом передумала. Она наклонилась и, вытащив розу из букета, поднесла ее к лицу.

— Потому что в конечном итоге они мне понравятся.

Казалось, он обдумывал ее ответ, но он только выпил свое шампанское и закрыл глаза.

— Знаешь, что сказала мне твоя бабушка Форрестер сегодня вечером?

— Что?

— Она сказала: «Ты красивая невеста. Я буду ждать от тебя красивых детей», — как будто это был официальный указ, и она не потерпит никаких уродливых внуков, связанных с ее именем.

Клей оценивающе засмеялся и снова начал изучать Кэтрин, из-под полузакрытых век.

— Бабушка всегда права — значит, ты такой была.

— Была?.. — спросила она, озадаченная.

— Красивой невестой.

Кэтрин тотчас спряталась за розой и углубилась в изучение ее лепестков.

— Не знаю, стоит мне это говорить или нет, но — черт возьми — почему бы и нет? — сегодня ты выглядела сногсшибательно.

— Я не напрашивалась на комплимент.

— Знаешь, это вошло в привычку…

— Что?

— Отказ от любого проявления одобрения, которое я делаю по отношению к тебе. Перед тем как сказать, я знаю заранее, что ты примешь оборонительную позицию и станешь отвергать его.

— Я не отвергаю, разве не так?

— Но ты не приняла мой комплимент также. Все, что я сказал, это то, что ты была красивой невестой. Это тебя пугает?

— Я… я не знаю, что ты имеешь в виду.

— Тогда забудь.

— Нет, ты это начал, давай закончим. Почему я должна себя чувствовать напуганной?

— Мне кажется, ты должна ответить на этот вопрос.

— Но я вовсе не НАПУГАНА. — Она небрежно рассекла воздух розой со свистом. — Ты был обалденным женихом. Вот, видишь? Разве это звучит так, что я напугана тобой?

Но весь ее тон был оборонительным. Это напомнило ему ребенка, который, набравшись смелости, говорит: «Видишь? Я совсем не боюсь подойти и позвонить в дверь сумасшедшей Джерти». Потом он звонит и убегает.

— Эй, что ты думаешь, — поддразнивая, спросил он, — мы должны благодарить друг друга или что?

Наконец это вызвало у нее улыбку. Она слегка расслабилась, как будто от вина ей захотелось спать.

— Знаешь, что мне сказала твоя мать? — спросил Клей.

— Что?

Клей молчал, как будто решая, говорить ей или нет. Он резко наклонился и налил себе еще вина.

— Она сказала: «Кэтрин играла „в свадьбу“, когда они с Бобби были маленькими девочками. Они только и делали, что играли в эту игру, постоянно споря, кто будет невестой». — Он снова откинулся на спинку кресла, облокотился на подлокотник, прислонил два пальца к виску и спросил лениво: — Правда?

— Какое это имеет значение?

— Мне просто интересно, вот и все.

— Ну, не нужно, чтобы тебе это было интересно. Это не имеет значения.

— Разве не имеет?

Но она резко сменила тему разговора.

— Один из твоих дядей заметил, что в это время года ты обычно ездил на охоту, но в этом году у тебя не было такой возможности из-за свадебных приготовлений.

— Должно быть, это дядя Арнольд.

— Не увиливай от темы.

— Разве я увиливаю от темы?

— Знаешь, ты можешь ездить на охоту в любое время, когда захочешь…

— Спасибо…

— Я имею в виду, что мы НЕ ПРИВЯЗАНЫ друг к другу и ничего не должно меняться. Мы по-прежнему можем идти своей дорогой, у нас остаются друзья, как было раньше,

— Великолепно. Договорились. Стью и я будем охотиться за всем, чего пожелаем.

— Вообще-то я не думала о Стью…

— О? — Он приподнял бровь.

— Я говорила о ней.

— О ней? О ком?

— О Джил.

Глаза Клея стали серым железом, потом он поднялся, важно подошел к туалетному столику и резко поставил свой бокал.

— А какое Джил имеет отношение к этому?

— Я видела, как вы вместе стояли в фойе. Я видела, как вы оба целовались. Я имела в виду ее, когда сказала, что ты ко мне никоим образом не привязан.

Он резко повернулся и сердито посмотрел на Кэтрин.

— Послушай, на протяжении многих лет наши семьи дружили. Мы были… — Он остановился, чуть не сказав «любовниками». — Я знаю ее с детства. И тем более, ее отец стоял прямо перед нами, и бабушка Форрестер… Ради Бога!

— Клей, — голос Кэтрин был похож на пуховое одеяло, — я сказала, что все в порядке.