— Это не имеет значения, все в порядке.

— В следующий раз я обязательно сначала позвоню. Просто я кое-что купил и решил завезти.

— Я сказала, все в порядке. Мы все равно ничем особенным не занимались.

— Нет? — тупо переспросил он.

— Я готовилась к лекциям, а у Мелиссы прорезывались зубы.

Он улыбнулся. Это была широкая, теплая, замечательная улыбка. Кэтрин засунула руки глубоко в карманы, потому что не знала, как еще сдержать свое счастье оттого, что он здесь.

Вдруг послышался глухой звук от удара, и гостиная погрузилась в темноту. После минутной тишины сквозь темноту прорвался панический вопль Мелиссы.

— О Господи! — услышал Клей. Он на ощупь протянул руку, коснулся ворсистого халата и последовал за ним наверх в направлении гостиной.

— Где она, Кэтрин?

— Я оставила ее на полу.

— Иди к ней. Я включу на кухне свет.

Мелисса пронзительно кричала, а сердце Кэтрин готово было разорваться на куски. Нащупывая выключатель, Клей чувствовал, как его охватила паника. Он нашел выключатель и в пять длинных шагов очутился на коленях перед Кэтрин. Она обнимала ребенка и заглушала ее крик, прижимая к своей шее. При тусклом свете он увидел на полу настольную лампу, но она не разбилась. Он прикоснулся к плечу Кэтрин и потрогал голову Мелиссы.

— Кэтрин, давай вынесем ее на свет и посмотрим, не поранилась ли она. — Он обнял Кэтрин, поднимая ее, и через халат почувствовал, что она дрожит. — Пошли…

Они расстелили на крышке стола толстое турецкое полотенце и уложили на него Мелиссу. Они четко увидели на затылке ребенка следы от удара лампы. Там была крошечная резаная ранка, и вокруг уже стала появляться опухоль размером с гусиное яйцо. Кэтрин была так расстроена, что ее несчастье передалось Мелиссе, и она завопила еще сильнее. Клей смазал ранку и попытался успокоить их обеих.

— Это все по моей вине, — обвиняла себя Кэтрин. — Я никогда раньше не оставляла ее на полу. Мне следовало бы знать, что она потянется прямо к шнурам Она никогда не упускает такого случая. Но когда раздался звонок в дверь, она спала. Во сне она опять начала сосать из бутылки, а я только…

— Эй, с ней ничего серьезного не случилось. Я тебя не виню, ведь так?

Они встретились взглядами в зеркале.

— Но лампа такого размера могла ее убить.

— Но не убила. И это не последний удар, который с ней случится. Тебе не кажется, что ты расстроена больше, чем Мелисса?

Он был прав. Мелисса уже перестала плакать, просто сидела с широко раскрытыми влажными глазами и смотрела на них. Кэтрин робко улыбнулась, втянула воздух носом, вытащила бумажный носовой платок и высморкалась. Клей обнял ее за плечи, пару раз стукнул об себя, как бы говоря: «Глупышка». В тот момент ему стало ясно, почему природа создала двуполую систему. «Да, ты хорошая мать, Кэтрин, — думал он, — но не в экстренных случаях. В такие моменты тебе нужен я».

— Что ты скажешь насчет того, что мы покажем ей рождественский подарок? Она увидит его и забудет, что с ней вообще произошел несчастный случай.

— Хорошо. Но, Клей, как ты думаешь, ей нужно наложить швы на рану? Я ничего не знаю о резаных ранах. У нее никогда раньше такого не было.

Они повернули головку Мелиссы, и она снова начала хныкать, пока они исследовали рану.

— Я тоже не много знаю об этом, но я так не думаю. Рана очень маленькая. И к тому же она в волосах, поэтому если останется шрам, его видно не будет.

Мелисса смотрела на Клея широко раскрытыми, любопытными глазами. Он поставил лампу на стол, включил ее, и они все уселись на пол в гостиной. Ребенок в желтой пижаме так тихо уставился на Клея, что он в итоге рассмеялся. Нижняя губа Мелиссы снова начала выпячиваться, поэтому Клей предложил:

— Давай поспешим и откроем подарок, пока у меня не сложился комплекс.

Вид и звук ярко-красной шелестящей бумаги привлек внимание ребенка, пока Клей разворачивал ее. Внутри оказался медвежонок коала с плоским носом и живыми глазами. При виде его рот Мелиссы произнес тихое «О-о-о» и она гикнула. Внутри медвежонка находилась музыкальная шкатулка, поэтому не прошло много времени, как Мелиссу и медвежонка отнесли в кровать.

Возвращаясь из комнаты Мелиссы, Кэтрин увидела, что Клей стоит внизу на нижней ступеньке. Его золотисто-зеленый пиджак висел на плече, как будто он собирался уходить. Ее пронзил трепет разочарования. Она остановилась на нижней ступеньке, свесив носки и держась только каблуками. Ее пальцы машинально сжимали поручень. Он стоял перед ней, их глаза находились почти на одном уровне. Они пытались что-нибудь сказать друг другу.

— Теперь она будет крепко спать, — сказала Кэтрин. — Это было похоже на приглашение…

— Хорошо… ну… — Он смотрел на пол, пока надевал пиджак. Продолжая смотреть на пол, он поправил старый бесформенный воротник. Кэтрин продолжала сильно сжимать поручень. Он засунул руки в карманы пиджака и откашлялся. — Я думаю, мне лучше идти. — Его голос слегка дрожал, он старался говорить тихо, чтобы не разбудить Мелиссу.

— Да, я тоже так думаю, — Кэтрин было трудно дышать. Поручень вдруг стал скользким.

Голова Клея медленно поднялась, он посмотрел проницательными глазами на Кэтрин. Он сделал слабый жест рукой, не вынимая ее из кармана, как будто пиджак и все остальное говорило ей «До свиданья».

— Пока.

Она едва расслышала, как он сказал очень тихо:

— До свиданья.

Но вместо того, чтобы уйти, он стоял, глядя на нее, на то, как она висела на ступеньке, словно воробей не ветке. Ее широко раскрытые глаза не улыбались, и он видел, как она с трудом переводила дыхание. Его собственное дыхание тоже было неспокойным. Жаль, что она выглядит такой потрясенной, но он отлично понимал причину ее внезапного испуга, потому что в тот момент был напуган не меньше ее. Теперь ее волосы были сухие, и их концы завивались слегка на плечах, на складках капюшона, что возвышался вокруг ее шеи. Она стояла неподвижно, разведя в стороны руки, казалась бездыханной в своем халате. Светящееся лицо, лишенное косметики, бесформенные волосы, босые ноги. Он старался не анализировать, даже не думать о том, «следует» или «не следует». Он просто знал, что должен. Он предпринял три мучительных, медленных шага по направлению к ней, его глаза пронизывали ее лицо. Он молча наклонился и уткнулся лицом туда, где лежали поднятые капюшоном волосы. Он вдохнул ее знакомый аромат — нежный, похожий на пудру, женский запах духов, который ему так нравился. Кэтрин раскрыла губы, прикоснулась к его виску. В это время она почувствовала, как вся обмякла, а он напрягся.

Ее сердце старалось понять, что происходит. Казалось, что прошло очень много времени, перед тем как он выпрямился, и их взгляды встретились. Они задавали друг другу не высказанные словами вопросы, вспоминая старую боль, которую причинили друг другу. Клей подался вперед и нежно коснулся губами ее губ. Он видел, как опустились ее ресницы, и сам закрыл глаза. Он целовал ее, и их тела томительно прикасались. Ему хотелось предать забвению прошлое, но оно осталось частью поцелуя. Он говорил себе, что должен идти, но, когда отстранился от нее, ее губы последовали за ним, говоря, чтобы он этого не делал. Их веки дрожали, глаза были открыты, им хотелось разрушить момент неуверенности, перед тем как опять слиться в поцелуе. Их рты робко, в первый раз открылись, последовало теплое прикосновение языков. Он обнял ее, привлекая вовнутрь своего пиджака. Но она по-прежнему продолжала сжимать поручень… Наконец Кэтрин подалась вперед и оказалась в спасительной теплоте его объятий. Он заключил ее в кокон из теплой старой шерсти и кожи, молодого, упругого тела и крови, приподнимая ее со ступенек, поворачивая и держа в подвешенном состоянии, прижав к себе, до тех пор пока поцелуй не стал безрассудным, и она не начала скользить вниз по его телу. Ее босые ноги коснулись ткани: теперь она стояла на его спортивных туфлях. Он коснулся ее волос, покачал, как в колыбели, ее голову и припал к ее губам. Его другая рука легла на ее спину, потом скользнула ниже, ниже, к впадине позвоночника. Он прижал ее тело к себе. Через халат она ощутила пряжку ремня и молнию его джинсов. Она вспомнила, как пила вино с его тела. Смешно, но эта мысль отрезвила ее, и она попыталась отстраниться. Но он почти с жестокой силой прижимал ее к своему стучавшему сердцу.

— О Господи, Кэт, — прошептал он надломленным голосом. — Это то, на чем мы остановились…

— Вовсе нет, — последовал ее дрожащий ответ, — с того времени мы проделали Длинный путь.

— Ты проделала, Кэт, ты. Ты совсем другая сейчас.

— Просто я немного выросла.

— Тогда, черт возьми, что случилось со мной?

— Разве не знаешь?

— Теперь в моей жизни все не так, как надо. Все получается неправильно с тех пор, как мы с тобой пришли к соглашению. Прошлый год был ужасным. Теперь я не знаю, что я и куда иду.

— А кто тебе подскажет?

— Не знаю. Я только знаю, что чувствую себя хорошо здесь, с тобой.

— Поначалу, когда мы только встретились, все казалось хорошо; посмотри, куда нас это завело.

— Я хочу тебя, — почти застонал Клей, прижимаясь губами к волосам, обнимая ее так крепко, что она слышала, как затрещали старые швы его пиджака. Она закрыла глаза, поплыла в теплом, влажном объятии. Она чувствовала себя такой защищенной, чтобы предпринять рывок, сказать то, что на протяжении долгих, мучительных месяцев совместной жизни отказывалась говорить:

— Но я люблю тебя, Клей… Вот в чем разница.

Он отодвинул ее назад, посмотрел в ее лицо. Ей так хотелось, чтобы он сказал то же самое, но он этого не сделал. Он знал, чего она ждет, но понял, что не сможет сказать, пока не будет абсолютно уверен. События разворачивались так стремительно, что он не знал, что движет им: порыв или чувства. Он только знал, что она выглядела соблазнительно, была матерью его ребенка; и что они пока оставались мужем и женой.

Он снова плотно прижался к ней, и какая-то сила увлекла их к покрытым ковром ступенькам. В один момент он опустил ее вниз, поднял колено и провел им по ее животу, бедру, лаская ее им, пока искал замок на ее халате. Он расстегнул молнию и просунул вовнутрь руку, утоляя жажду ее грудью, а потом опустил руку к ее животу.

— Перестань, Клей, перестань, — умоляла она, умирая, потому что ей хотелось вывернуть свое тело наизнанку для него.

Прильнув к ее шее, он сказал гортанным голосом:

— Ты не хочешь, чтобы это прекращалась, как не хотела в первый раз.

— Меньше чем через месяц мы получим развод, и ты живешь с другой женщиной.

— В последнее время я только и делаю, что сравниваю тебя с ней.

— Так вот почему ты здесь, Клей? Чтобы сделать сравнение?

— Нет, нет, я не это имел в виду. — Он опустил руку ниже к ее животу, к тому месту, что выделяло для него влагу. — О Кэт, ты такая близкая.

— Как чесотка, которую не можешь остановить, Клей? — Она схватила его запястье и снова остановила.

— Не играй со мной.

— Я с тобой не играю, Клей, это ты играешь.

Он чувствовал теперь, как ее ногти впиваются в его кожу. Он подался назад, упираясь на один локоть, чтобы лучше ее рассмотреть.

— Я не играю с тобой. Я хочу тебя.

— Почему? Потому что я единственная вещь в твоей жизни, которую ты не можешь иметь?

— Его лицо изменилось, стало свирепым. Потом он резко выпрямился, сел рядом с ней на ступеньку и обхватил руками голову. «Боже, она права? — размышлял Клей. — Это всего лишь мое „я“? Я что, ублюдок?» Он услышал, как Кэтрин застегнула молнию халата, но остался сидеть, обхватив пальцами голову, в которой стоял звон при мысли об обнаженной коже под халатом. Он сидел так очень долго, потом закрыл ладонями лицо. Его ладони пахли ее духами, как будто он собрал этот аромат ее кожи, как весенние цветы.

Она сидела рядом, наблюдая, какая жестокая борьба происходит внутри него. Потом он подался назад и лег спиной на стулья. Клей положил одну руку на глаза, другая безвольно лежала на бедре. Он вздохнул.

— Мне кажется, ты должен решить, кого хочешь — меня или ее. Ты не можешь иметь нас обеих…

— Я знаю это, Кэтрин, черт побери, знаю, — устало сказал он. — Извини, Кэтрин.

— Да, тебе следует извиниться, поскольку снова делаешь это со мной. Я не такая жизнерадостная, как ты, Клей. Когда меня обижают, эта обида очень долго не проходит. И у меня нет любовника-дублера, к которому можно было бы обратиться за поддержкой.

— Мне кажется, что я бегаю по кругу, в центре которого ничего нет.

— Я в этом не сомневаюсь. Живешь с ней, приезжаешь сюда, а между нами еще твои родители. Как насчет них? Что ты пытаешься доказать, отвергая их таким образом?

Она видела, как двигался его кадык, но он не ответил.

— Если ты хочешь себя наказать, Клей, освободи меня от этого. Если ты хочешь продолжать попадать в ситуации, которые теребят раны, прекрасно. Я не хочу. С Мелиссой у меня стала новая жизнь, и я доказала себе, что могу прожить без тебя. Когда мы встретились, это у тебя было направление в жизни, надежное направление. Сейчас, кажется, мы поменялись местами. Что случилось с этим направлением, с той целью, которая была у тебя?