Грудь Эхо поднялась в глубоком вдохе. Чувствуя, что наше время на исходе, я зарылся лицом в ее волосы, наслаждаясь запахом. Она похлопала меня по колену и высвободилась из моих объятий.

— Ничем. Ты ничего не можешь сделать.

Девушка сделала несколько шагов в сторону кабинета миссис Коллинз и остановилась.

— Пару раз я пробовала гипноз, но не вспомнила ничего нового. Думаю, пришло время двигаться дальше. Через пару недель Эшли родит. Папа готов полностью отдаться своей новой семье. Как только я окончу школу, этому периоду моей жизни придет конец. Пусть даже я так и не узнаю о случившемся, я с этим справлюсь. — Ее слова звучали беззаботно, но я слишком хорошо ее знал: Эхо моргнула три раза подряд.

Дверь кабинета распахнулась.

— Прости, Эхо, неотложные дела… — Взгляд миссис Коллинз упал на меня, потом метнулся к Эхо. Я покачал головой, когда ее губы дернулись. — Заходи, когда будешь готова. — Не дожидаясь ответа, женщина закрыла дверь.

— Ну, мне пора. — Эхо вернулась к своему стулу и подняла сумку.

Я выпрямился и скользнул по ее телу руками, прижимая ближе к себе, запоминая ощущения от каждого нежного изгиба ее фигуры. Три недели я убеждал себя, что наше расставание — правильный выбор. Но немного времени, проведенного с ней, ее смех, голос… я понял, что лгал себе.

Глаза девушки округлились, и я наклонился к ней.

— Мы можем найти способ снова быть вместе. Не так, как сейчас, по-другому.

Эхо опустила голову и облизала губы.

— Ты играешь не по правилам, — выдохнула она.

— Согласен.

Эхо слишком много думала. Я погрузил пальцы в ее волосы и быстро поцеловал, чтобы она не успела догадаться о том, что я собираюсь сделать. Мне хотелось, чтобы она чувствовала то же, что и я. Упивалась нашим притяжением. Черт, я хотел, чтобы Эхо признала, что любит меня.

Ее сумка с громким стуком упала на пол, и волшебные пальчики моей девушки побежали на моей спине, обхватили мой затылок. Ее язык соединился в страстном танце в моих: голодный и возбужденный.

Но… мышцы Эхо напряглись — голова снова включилась. Я прижал девушку крепче, отказываясь отпускать. Наши губы разомкнулись, но она не могла оторваться от меня.

— Ной, нельзя.

— Почему? — Я тряхнул ее за плечи. Может, если я сделаю это снова, она перестанет отрицать очевидное?

— Все изменилось. Вернее, ничего не изменилось. Тебе нужно спасать семью. А я… — Девушка отвернулась, качая головой. — Я больше не могу здесь жить. Когда я оказываюсь в другом месте, я сплю по ночам. Понимаешь, о чем я?

Понимал. Даже слишком хорошо, и одновременно ненавидел себя за это. Поэтому мы пытались не замечать друг друга. Когда Эхо ушла в первый раз, мое чертово сердце взорвалось, и я поклялся не дать этому произойти вновь. И вот, я стоял здесь как идиот и приводил в действие бомбу.

Я снова погрузил пальцы в кудри девушки, запутываясь в них, но мягкие шелковые локоны продолжали выскальзывать из моей хватки, текучие как вода. Я прижался лбом к ее лбу.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива.

— И ты тоже, — прошептала она.

Я отпустил Эхо, и она ушла.

Когда я впервые встретил Эхо, то пообещал, что помогу ей найти ответы. Я был человеком слова, и она вскоре об этом узнает.

Глава 49

Эхо

Нервная дрожь сотрясала мое тело так, что я ужасно боялась описаться — кажется, мой мочевой пузырь уменьшился до размеров грецкого ореха, а хлопковая рубашка с коротким рукавом пропиталась под мышками потом. Да, выглядела я просто сногсшибательно.

Мое сердце сжал скользкий и холодный удав… Шрамы. Теперь я все чаще носила блузки без рукавов и практически перестала сходить с ума из-за своих рук. По крайней мере до тех пор, пока на них не начинали пялиться. Естественно, мама о них знала, но знать и видеть — не одно и то же. Я тяжело вздохнула и припарковалась под большим дубом. Возвращаться домой и переодеваться поздно.

Она стояла у могилы Эйриса. Я опустила глаза и принялась считать шаги от машины. Где-то между третьим и пятым моя кровь забурлила от адреналина, и мне показалась, что ноги перестали касаться земли. В апреле не бывает жары, и сегодняшний день не стал исключением, но моя кожа стала скользкой от выступившей испарины. Попросив ее о встрече, я снова продемонстрировала, что с головой у меня точно не все в порядке — сомнений больше не было.

Убрав волосы за ухо, я остановилась. Между нами была могила Эйриса. Мама стояла с одной стороны, я — с другой.

— Эхо, — прошептала она. В ее зеленых глазах заблестели слезы, и она сделала шаг ко мне.

Сердце дико забилось об грудную клетку, и я отпрянула назад. Мне даже захотелось убежать — я с трудом заставила себя остаться.

Мама отступила, поднимая руки в воздух в знак примирения.

— Я просто хочу тебя обнять.

Какое-то время я обдумывала ее желание. Обнять маму было бы естественной, непроизвольной реакцией. Я сглотнула, пряча руки в карманы.

— Прости, но я не могу.

Она слабо кивнула и снова повернулась к надгробию Эйриса.

— Я скучаю по нему.

— Я тоже.

Ни одно из моих воспоминаний о маме не имело отношения к этой женщине. В моей памяти хранился образ юной красавицы. Сейчас же она могла соперничать с моим отцом — вокруг ее глаз и рта пролегли глубокие морщины. Дикие, вьющиеся рыжие волосы, которые я помнила, были вытянуты. В лучшие времена казалось, будто мама порхает в воздухе. В худшие она цеплялась за землю. Стоя сейчас передо мной, она просто была.

Мама выглядела почти нормальной. Как любая другая стареющая женщина, которая пришла на кладбище погоревать у дорогой ей могилы. В этот момент она не казалась психопаткой, поведение которой невозможно было проконтролировать, или опасным врагом. Это была просто женщина, которая когда-то была мне очень близка. Близка или нет, однако все мои инстинкты призывали бежать.

Я чувствовала, как распухает горло, к которому подкатывала тошнота. У меня было два варианта: потерять сознание или опуститься на землю.

— Ты не против присесть? Мне бы не помешало.

Мама быстро улыбнулась и кивнула.

— Помнишь, как я учила вас с Эйрисом делать браслеты и украшения на шею из клевера? — Она сорвала парочку белых цветков и связала их вместе. — Ты любила вплетать их в волосы, как тиару.

— Ага, — ограничилась я коротким ответом.

Мама любила наслаждаться ощущением травы под босыми ногами, потому никогда не заставляла нас с братом обуваться. Мы все трое обожали долгие прогулки.

Она продолжала плести венок, а ситуация становилась все более неловкой.

— Спасибо, что ответила на сообщение. Какое из писем до тебя дошло?

Я специально обошла все арт-галереи, в которых мама хотя бы раз выставляла свои картины, в каждой из них передавая для нее письмо.

— Все. Но именно Бриджет убедила меня прийти.

Быстрая вспышка боли пронзила мое сердце. Значит, моих писем оказалось для нее недостаточно?

— Ты часто приходишь к Эйрису? — спросила я.

Ее руки замерли.

— Нет. Мне не нравится мысль, что мой ребенок под землей.

Я не хотела заставить ее вновь ощутить эту утрату, но кладбище «Рестхевен» показалось мне безопасным местом для встречи. Если кто-то заметит нас вместе, мы можем сказать, что встретились случайно. Никто не обвинит маму в нарушении судебного предписания. Мне нужно было бы спросить ее о той ночи и уйти, но, глядя на маму, наблюдая на ней… я поняла, что вопросов у меня гораздо больше.

— Почему ты не перезвонила мне на Рождество?

В прошлом декабре горе от потери брата стало настолько невыносимым, что я попыталась с ней связаться. Оставила сообщение с номером мобильного и домашнего. Сказала, в какое время можно звонить. Ответа не последовало. Конечно, после этого в январе папа сменил сначала номер домашнего телефона и в феврале — моего мобильного.

— Я пережила тяжелые времена, Эхо. Мне нужно было сосредоточиться на себе, — просто сказала она, явно не чувствуя себя виноватой.

— Но я нуждалась в тебе! Я так и сказала, верно? — Именно об этом я и молила в оставленном ей сообщении.

— Да. — Она продолжала сплетать цветки клевера. — Ты выросла прекрасной девушкой.

— Если не считать шрамов. — В тот же момент я прикусила язык. Мама молчала, а моя нога закачалась взад-вперед. Я сорвала травинку и методично порвала ее на полоски. — Я мало что знаю о судебном запрете. Наверняка он скоро закончит свое действие.

Может, дыра в моем сердце уменьшится, если я смогу хотя бы иногда видеться с мамой.

— Бриджет показала мне твои работы. — Мама словно и не расслышала того, что я сказала. — Ты очень талантлива. В какие художественные колледжи ты подавала документы?

Я замолчала — ждала, когда она поднимет голову, чтобы посмотреть ей в глаза. Она избегала моего взгляда? По кладбищу пронесся теплый ветерок. Нас разделяло расстояние шириной в могилу Эйриса, но казалось, мы находились по обе стороны Большого каньона.

— Ни в какие. После того что произошло, папа запретил мне рисовать. Мама, ты прочитала хотя бы одно мое письмо?

Из тех, что умоляли ее о встрече, когда бы я наконец поняла, что между нами произошло. Из тех, в которых я признавалась, как скучаю без нее. Из тех, где я рассказывала ей о том, как мне плохо, потому что за какие-то шесть месяцев я потеряла и ее, и Эйриса.

— Да, — чуть слышно прошептала она. И вдруг мама выпрямилась и заговорила профессиональным голосом куратора галереи: — Перестань менять тему, Эхо. Мы обсуждаем твое будущее. Твой отец никогда не понимал нас и нашу жажду творить. Уверена, он с радостью воспользовался случаем выбросить из твоей жизни все, что было связано со мной. Молодец, что не послушалась и продолжила рисовать! Хотя мне бы хотелось, чтобы ты могла постоять за себя и поступить в приличный университет. Можно попробовать подать документы на весенний прием. У меня хорошие связи. Я не против написать тебе рекомендацию.

Написать мне рекомендацию? Мой разум превратился в чистый холст, пока я пыталась уловить ход ее мысли. Я же точно спросила ее о судебном запрете?

— Я не хочу в художественный колледж.

Лицо мамы покраснело, теперь ее слова и жесты демонстрировали крайнее раздражение:

— Эхо, ты не создана для бизнеса. И никогда не была. Не позволяй отцу силой навязать тебе жизнь, которую ты не хочешь.

Я уже и забыла, как сильно ненавидела их постоянную войну. Забавно, я всю жизнь пыталась сделать их счастливыми: маму — когда занималась живописью, папу — отличными знаниями. В итоге они оба отказались от меня.

— В школе я взяла несколько предметов по бизнесу и справилась с каждым.

Она пожала плечами.

— Я готовлю, но это не делает меня шеф-поваром.

— Что?

— Это значит, что ты такая же, как я. — Мама посмотрела мне прямо в глаза.

«Нет, не такая!» — закричал тоненький голосок в моей голове.

— Я рисую, — сказала я вслух, будто доказывая, что это единственное, что нас связывает.

— Ты художница. Как я. Твой отец никогда меня не понимал и вряд ли поймет тебя.

Да, папа меня не понимал.

— Дай угадаю, — продолжала мама. — Он постоянно давит на тебя. Что бы ты ни сделала — этого недостаточно, или не по его стандартам. Так и будет продолжаться, пока ты не почувствуешь, что скоро взорвешься.

— Это правда, — пробормотала я, качая головой.

Такой я ее не помнила. Да, время от времени она ругала папу и всегда хотела, чтобы я выбрала ее путь, а не его, но в этот раз все прозвучало по-другому. Очень лично.

— Я не удивлена. Он был ужасным мужем и стал ужасным отцом.

— Папочка не так уж плох, — буркнула я, внезапно почувствовав желание защитить его и настороженность по отношению к женщине напротив. Я никогда не предполагала, что наша встреча пройдет легко, но и не представляла, что она окажется такой странной. — Что произошло между вами в ту ночь?

Она уронила недоплетенный венок и снова не ответила на мой вопрос.

— Я отправилась на лечение. Сначала не по собственному желанию, но вскоре поняла, что произошло, что я сделала… и, э-э… осталась. Доктора и персонал были очень милыми и не судили меня строго. С тех пор я постоянно пью лекарства.

В висках запульсировало. Вот замечательно! Приняла свои таблетки, и мир снова стабилен!

— Я не об этом спрашивала. Расскажи, что со мной случилось.

Мама потерла лоб.

— Перед каждым твоим приездом твой отец всегда проверял, в каком я состоянии. Я зависела от него. Оуэн должен был заботиться обо мне, тебе и Эйрисе, а он все испортил!

Какого черта?