Амалия Март - Разгадай меня

— Ты совершенно не умеешь прощать! — кричит он, сбрасывая с себя то, что осталось от цветов.

— Зато я, — удар. — Отлично, — удар. — Умею, — удар. — Копать!

Удар, удар, удар. В руках остается одна лишь розовая коробочка, да одиноко торчащий из нее стебель.

— Не хочешь полюбоваться небом химкинского леса? Могу устроить ночную экскурсию, лопату только захвачу!

Замахиваюсь в последний раз, швыряю в него коробкой, подскальзываюсь на мокрой плитке и лечу следом за коробом прямо на Стаса.

Он болезненно охает, когда я упираюсь коленом ему в пах, а я, когда над головой раздается громоподобное:

— Что здесь происходит?!

Зараза.

Агния

Я вспотела.

Раскрасневшаяся, запыхавшаяся пытаюсь встать со Стаса, но тот, мерзавец, обхватывает меня своими лапищами и прижимает к себе. Я распластываюсь на нем, утыкаясь лицом в мужское плечо. Засранец.

Аккумулирую силы, упираюсь в пол руками и перемещаю колено чуть вверх, повторно прижимая его причиндалы с садистским удовольствием. Он сдавленно стонет и ослабевает хватку. Я тут же вскакиваю на ноги, откидываю челку с лица, поправляю блузку. Блин, верхние пуговицы расстегнулись, делая ситуацию еще более неоднозначной.

Так и хочется пнуть Григорьева по шарам ещё разочек!

Представляю, что за картина предстала перед невольными зрителями. Особенно печально, что одним из свидетелей стала Света, не скрывающая мерзкой улыбочки.

— Вот пижоны! — причитает уборщица, сжимая в руках швабру. — Что натворили! Такие цветы, и всё на пол!

Стас, кряхтя, поднимается на ноги, становится позади меня и приобнимает меня за плечи. Смертник. Откушу же по локоть!

— Небольшие разногласия влюбленных, вы уж простите. Мы сами уберем.

Выхватывает из рук уборщицы швабру и начинает мести пол. Елена Валентиновна, женщина по жизни хмурая, расплывается в улыбке.

— Понимаю, — подмигивает она мне. — Дело такое.

И только я хочу открыть рот, чтобы спустить на землю всех участников этого нелепого фарса, как свой свисток открывает Света.

— Елена Валентиновна вынесите пока мусор из кабинета директора.

Габаритная женщина кивает и скрывается в кабинете Рижского. Я с яростью смотрю на блондинку, которая явно заявилась не просто так.

— Специально ее сюда привела?

— Услышала шум, поняла, что без уборки не обойтись. Что же ты так с женишком?

— Он мне не женишок, — рявкаю в ответ.

— Пока, — хмыкает сзади Стас.

— Заткнись, Григорьев. Просто заткнись себе во благо.

Отхожу к столу, сметаю со стола опавшие с гербер лепестки прямо на только что подметенный участок. Мелкая мстя языкастому паршивцу.

Света тихо ретируется. Пронырливая жучка, точно знает, когда лучше валить.

Григорьев тем временем заметает авангардное искусство в виде павших цветов в совок и спускает их в мусорную корзину. Сверху летит измятая шляпная коробка, в которой так красиво были упакованы герберы.

— Прости, — звучит тихое и… черт, у меня слуховые галлюцинации? Или я и правда слышу искренность.

— За что именно ты просишь прощения? — выдыхаю я, поднимая взгляд на бывшего лучшего друга.

Он стоит с другого края стола, сжимая метлу, и выглядит почти комично. Почти.

— За время.

Настенные часы тикают в моей голове, отмеряя каждую не сказанную им букву.

— За время… — тихо повторяю я.

— Которое я потерял. Я же знал, что ты та самая. Всегда знал, — большим пальцем он прочесывает правую бровь и продолжает. — Но из-за собственной глупости, эгоизма, максимализма… Так тупо просрал.

Стас находит мою руку на столе и мягко не сжимает.

— Можно я… Агги, пожалуйста, давай поговорим.

— У нас новый уборщик? А где тетя Лена? — врывается в наши интимные переглядки надменный фотограф, тот самый, что назвал меня "не фонтан".

Я судорожно вырываю руку из лап бывшего и прячу ее под столом. Кажется, кожа на ладони горит от не прошеного прикосновения, распространяя жар тревоги и неправильности по телу. Что за яд на его коже, что от одного прикосновения мне чуть не отшибло память и разум?

— Она в кабинете Алексея Викторовича, — отчего-то охрипшим голосом отвечаю я. — Убирает.

— Без своего главного орудия? — насмешливо изгибает брови фотограф и снова косится на Стаса с метлой в руках.

Дверь кабинета открывается, и оттуда выкатывается Елена Валентиновна с черным мешком в одной руке и тряпкой в другой.

— Ой, Шурик, только тебя вспоминала, крестилась, не дай боже ты сегодня заявишься! Я твою чёртову конуру драить не буду, так и знай! И вообще, конец рабочего дня уже.

— Теть Лен, ну, — как мальчишка, надувается фотограф.

— Не бузи на меня, Шурик. Мамке твоей позвоню, расскажу, какую ты порнографию тут снимаешь.

— Это каталоги! У меня сроки, а в хаосе я работать не могу. "Порядок освобождает мысль"! — так Кант говорил, слышала? — хватает ее под локоток и разворачивает к выходу.

— Ну, раз говорил, так пусть сам у тебя и убирает. Я блёстки гремучие в прошлый раз из ушей своих доставала.

— Там только упаковочная бумага сегодня.

— Ай, сейчас приду. Девиц своих только выгони, чтоб я нормально убралась, а то будут каблучищами своими стучать.

— Я уже, уже.

Шурик, он же, насколько я помню, Санчо, растворяется также незаметно, как появился. Уборщица, она же, по-видимому, член семьи, ставит мусорный пакет на пол, прячет тряпку для пыли в карман формы и забирает свой рабочий инструмент из рук Стаса.

— Хороший мальчик, — цокает она языком. — И пара вы красивая.

— Мы не…

— Спасибо! — перебивает меня Григорьев. — Мусор оставьте, я сам вынесу.

— Спасибо, красавчик. Работаешь здесь? Не видела тебя раньше.

— Ага, сегодня первый день.

— И девушка твоя рядом. Ох, ну что за романтика!

Елена Валентиновна разворачивается и скрывается в одном из длинных коридоров.

Я, напряженная, как гитарная струна, наконец, позволяю себе сесть. Тело складывается пополам, лицо ложится на столешницу, руки повисают вдоль тела.

Сдавленно мычу.

— Ну что ты за человек такой, Стас? Почему не можешь просто исчезнуть и не усложнять, а? К чему все это представление, мы же оба знаем, чем все закончится, — устало говорю я.

Он от стола не отходит, опускает ладонь мне на голову, проходится ей взад-вперед, мягко поглаживая. Я прикрываю глаза. От усталости, естественно, от усталости.

— Я просто хочу поговорить, Агги.

— Хорошо, — соглашаюсь я, не открывая глаз. — Твоя взяла, поговорим. Только заканчивай этот фарс. Скажи, что работа тебе не подходит и уходи, пожалуйста. Я тебе напишу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не напишешь, — спокойно констатирует Стас, не прекращая меня гладить.

— Ладно, поговорим сегодня, после работы.

— Хорошая девочка, — щелкает меня по носу и отходит к своему рабочему столу.

До конца дня мы больше не разговариваем. Я отлепляю себя от стола, заставляя собраться, несмотря на внутреннюю опустошенность, и неспешно заканчиваю дела, назначенные шефом. Рижский так и не появляется. Я снова звоню ему, но он не отвечает. Набираю смс "все в порядке?". Но и она остаётся без ответа.

Что там могло такого произойти на производстве, что он не может ответить?

Выключаю компьютер, закрываю кабинет директора, везде выключаю свет. Стас молчаливо ждет, поглядывая на мои неспешные действия. Мы вместе выходим из здания, вместе спускаемся в метро, вместе, не сговариваясь, встаём на моей станции и выходим.

Уже подходя к подъезду, мне приходит мысль, что лучше было поговорить на нейтральной территории, но разворачиваться сейчас и менять направление кажется глупым. К тому же, это просто разговор.

Что может случиться?

* * *

Агния

"Время пострелять, между нами война. Па-па-попадаешь в сердце, остаешься там…"

Зараза!

Я спотыкаюсь о бордюр и чуть не лечу в гигантскую лужу под ногами. Чемодан-таки выскальзывает из рук и с громким шлепаньем приземляется в грязь. Гордость моя летит примерно туда же, когда я понимаю, что на меня смотрят.

— Давай помогу, — я и отблагодарить не успеваю, как мой чемодан взмывает вверх и отряхивается мужской рукой. — Это все вещи или нужно за остальными будет съездить?

— Нет, только чемодан и белка.

И чувство вины.

Он кивает и уходит чуть вперёд. Я плетусь позади не уверенная, правильно ли поступаю, возможно, стоило поговорить с Лёшей, прежде, чем…

Но уже слишком поздно.

За четыре часа до этого

Прикладываюсь плечом к двери, с нажимом проворачиваю ключ в доисторическом замке и открываю проход в квартиру.

— Входи, — указываю ладонью направление для Стаса.

Он был здесь однажды. Тогда Майя уезжала, а он приехал… Не будем вспоминать, чем все в итоге закончилось.

Сбрасываю туфли в прихожей, сразу прохожу в комнату и проверяю белку. Запасы полны, стол в безопасности. При виде человека, Дегу начинает истерически носиться по клетке, тихо попискивая. То в колесо нырнет, покрутится, то носом между прутиков поводит. Очаровательное существо, которое скоро придется отдать. Возможно, уже сегодня, прямо получателю в руки.

— Чай? — спрашиваю я, чувствуя, как за спиной вырос силуэт Стаса.

— Приготовишь что-нибудь? — тихо просит он.

Я киваю и ухожу от его объятий, которые чуть не случились.

Кухня слишком мала даже для одного человека, не то, что для двоих, и когда Стас появляется в проёме вслед за мной, кажется, что он поглотил все свободное пространство. Долговязый и широкоплечий он смотрится совершенно инородно на этих семи квадратных метрах. Аккуратно присаживается за травмированный грызуном стол, складывает руки в замок и многозначительно молчит.

— Макароны? — прерываю тягостную тишину.

— Да, конечно.

— Можешь начинать, пока я готовлю, — сухо говорю я.

Нет сил больше тянуть эту резину.

— Знаешь, на днях я сидел на работе, на старой работе, — зачем-то добавляет он. — Забивал какие-то туры в поисковики, готовил коммерческое предложение на осенние каникулы для школ, и меня словно… не знаю, как называется этот эффект, когда все вокруг вдруг выстраивается по полочкам и ты такой "так вот же ответ!".

— Озарение?

— Точно! Удивительно, как ты всегда все знаешь?

— Потому что я умная?

— Сто пудов.

Бросаю взгляд из-за плеча, Стас улыбается. Такой знакомой, мальчишеской улыбкой. Внутри что-то теплеет. Вопреки.

— И чем же тебя осенило? — возвращаю взгляд на кастрюлю с водой.

— Это всегда была ты.

Я не сдерживаю громкое "пфф".

— Серьезно, Агги. Мы же с первого класса вместе. Ты знаешь меня чуть ли не лучше всех на свете. Знаешь, как я ненавижу хруст яблок, собак и дурацкие прозвища, — буквально вижу, как картинно он загибает пальцы позади меня. — Что люблю тачки и все части "Форсажа" пересматривал миллион раз. И наверняка знаешь, что всей еде в мире предпочту пироги с картошкой, как в нашей столовке продавали, помнишь? Варя так и не запомнила ни про собак, ни про яблоки представляешь?

При упоминании имени сестры я невольно вздрагиваю, и улыбка, едва проявившаяся у меня на лице в приступе ностальгии, тут же слетает. Я оборачиваюсь и прислоняюсь бедром к старенькому холодильнику, как бы нависая над Григорьевым.

— Тогда почему она, Стас? За что ты так со мной? Почему не мог остановиться на одной из своих многочисленных школьных подружек? Или институтских? Уверена, выбор был что надо!

— Она похожа на тебя.

— Вот уж нет!

— Внешне! До того, как ты стала… — он очерчивает ладонью мое лицо. — Творить все это с собой. Мы же с ней встретились случайно. В клубе. Ночка была жаркая, я выпил и вдруг увидел ее на танцполе. Русые волосы были заплетены в косу, голубое платье до колен, я думал, у меня глюки и это ты. Меня накрыло таким флешбеком! Я даже не помню толком, как мы оказались в такси…

Стас зарывается ладонями в волосы и издает протяжный стон.

— Вообще ни хрена не помню. Словно очнулся три дня назад. Открыл глаза и… не ты рядом. Понимаешь, Агги? — поднимает свои пронзительные глаза и впивается ими в меня.

— Нет, не понимаю, — честно признаюсь я. — Что за временное помутнение было тогда пару месяцев назад? Ты же мне лапши килограммов тридцать навешал. А потом уехал, и все забылось вновь, да?