Амалия Март - Разгадай меня

— Что? — не выдерживаю я.

— Примеряюсь, — расслабленно говорит он.

— Влезу ли я в твою духовку?

— Как долго конек-горбунок сможет проскакать с тобой на загривке.

И не успеваю я скорчить гримасу непонимания, как кудрявый конь напротив разворачивается ко мне спиной, слегка приседает и закидывает меня себе на спину. От неожиданности я громко верещу, но ногами его талию все равно обхватываю, чтобы не прочесать об асфальт ещё и свою пятую точку.

— Пффф, ставлю на то, что не дотянешь и до той шестнадцатиэтажки! — ехидно отмечаю его не впечатляющие плечи и вообще…

— По моим расчетам именно до нее я и дотяну! — доносится хриплое снизу.

— На что поспорим? — включаюсь в игру.

— Свидание.

— Мне вот интересно, я единственная жертва твоего агрессивного пикапа?

— Нет, была ещё одна, но она в духовку не влезла, — смеётся засранец. Или нет?

Извращенец Алеша обхватывает мои колени руками и бодро скачет в заданном направлении. Должна признаться, что он более жилистый, чем кажется. Сухенький, но сильный. С перегаром, но очаровательный. Впиваюсь пальцами в его плечи и дышу в затылок. Черт, эти его лохмы мне нос щекочут!

До отмеченного дома остаются считанные шаги, когда мой верный конь резко тормозит.

— Все, сдулся Сивка-бурка, вещая каурка?

— Просто подумал, что не помешает продезинфицировать рану.

— У меня нет ран! Только ушиб, — с удивлением оглядываюсь в поисках аптеки, но вижу только винный магазин.

— А я и не про физические, — ржет он и меняет курс на коньячно-водочную витрину. — У меня, может, душевная рана после перенесенного стресса, нужно срочно ее залечить!

— Так и скажи, что похмелиться дома нечем, — бурчу ему в ухо и не без удовольствия замечаю мурашки на его шее. Тоже ушной гедонист! А ещё алкоголик. Просто комбо.

В магазин мы входим все в той же позе сцепленных крабов. Продавец у стеллажей с алкоголем смотрит на нас с подозрением и особым вниманием, боясь за свои драгоценные бутылки. Мне бы смутиться, что вот так, словно дети себя ведём, можно ж было и на пол меня пока поставить, не одноногий оловянный солдатик, могу руками для равновесия помахать. Но в голову даже не приходит стесняться — так на меня действует уверенность коня снизу.

— Хватай вот эти две, в серебристой бутылке.

— Шампанское? Ты серьезно?

— Не любишь? — поворачивается вполоборота ко мне, но этого слишком мало, чтоб встретится со мной взглядом.

— Сейчас девять утра.

— Не вижу связи.

— Де-ге-не-рат, — едва слышно шепчу я, протягивая руки к бутылкам. В конце концов, какая мне разница, чем будет заливаться этот Алеша, после того, как отвезет меня в травмпункт.

На кассе мы встречаем ещё один взгляд в стиле "что за представление" и поджатые губы местной пикалки.

Бутылки я водружаю на ленту и жду, когда попросят предъявить паспорт, ибо так заканчивается любая из моих попыток напиться. Но бутылки просто сканируются на кассе, и звучит сухой приговор цены. Я даже присвистываю от количества цифр. Шикует, мажор.

— Эй, лисичка, залезь мне в карман, там кошелек, — разносится подо мной.

Я проделываю акробатический кульбит с вытаскиванием портмоне из внутреннего кармана косухи, открываю его и вытягиваю оттуда карточку.

— Этой?

— Ага.

Грандиозное "пик" оповещает об оплате, и нам вручают бутылки, которые я снова зажимаю в руках.

— А из нас вышла превосходная команда! — натужно произносит Сивка-бурка, слегка подбрасывая меня у себя на спине.

Все, спекся товарищ. Не дотянет. А я уже почти смирилась с проигрышем…

— Дай слезу, — подношу свои губы к его уху, в тайне наслаждаясь его реакцией.

— Хочешь слиться? Я почти у цели.

— Не хочу быть причиной твоей грыжи.

— Мне не восемьдесят, и цель оправдывает средства!

Ах вот как! Целеустремлённый какой.

К шестнадцатиэтажке мы уже не прискакиваем, а доползаем, что не мешает, однако, издать коню подо мной победный клич.

— Приехали, мадам.

Я медленно сползаю по мускулистой спине и едва не теряю равновесие, забыв, почему вообще добиралась сюда на этом сомнительном транспорте. От пенной вечеринки из бутылок, которые точно пострадали бы первыми, меня спасают длинные пальцы, вцепившиеся в талию.

— Только не говори, что тебе и для стояния нужна подпорка, — ржет синеглазый.

— Все ок, баланс пойман. Далеко ещё до твоей тачки?

— Вот она, — тычет в припаркованный у подъезда серенький мерс.

— И правда, в двух шагах. Поехали?

— Куда?

— В травмпункт! Или ты думал, я просто провожаю тебя до дома верхом на твоей спине?

— А, травмпункт! Знаешь, твоя нога выглядит не так уж плохо…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да она больше, чем задница Кардашьян! Ты что, сливаешься? — презрительно щурюсь, всматриваясь в этого принца недоделанного.

— Да у меня тысячу раз так было, обыкновенный ушиб, — отмахивается он, лезет в карман и достает ключи от дома. — Пошли, холодное приложим.

— Ты серьезно?

— Что? Ты проиграла. С тебя свидание!

— Сейчас? У тебя дома?

— Не вижу причин откладывать, — расплывается он в ехидной улыбочке. — Пошли, лисичка, обещаю использовать духовку только по назначению!

В примирительном жесте поднимает ладони вверх и кивает на дверь подъезда позади себя.

И я, дура, соглашаюсь.

Агния. Сейчас.

— Как зовут твоего соседа??? — ору в трубку подруге.

— Боже, Гусь, потише, я медитирую!

— Я сейчас приеду и отмедитирую тебя по самые помидорки! Как зовут твоего соседа?!

— Это ты с голодовки такая, да? — заботливо спрашивает эта свежеиспеченная Мата Хари. — Леша его зовут. Как прошло собеседование?

— Цензурных слов нет… — ошарашенно тяну я.

Какова вероятность, что в огромной многомиллионной столице тем самым новым соседом-лузером мог стать именно этот Казанова недоделанный? А то, что он меня не узнал?

— Не взяли, да? — скептично спрашивает подруга.

— Взяли, — рявкаю я и бросаю трубку.

Делаю пару глубоких вдохов и прислоняюсь к стеклянной витрине позади себя. Черт, черт, черт. Что за странное чувство юмора у вселенной? Что за подстава подстав?

Телефон в руках снова оживает лицом подруги. "Она не виновата" — проговариваю у себя в голове, прежде чем сделать очередной глубокий вздох и ответить.

— Приезжай в гости, — говорит она. — Влад на работу слинял, оставив меня наедине с кототираном, я боюсь, к концу этого дня в живых из нас останется только один.

— Хочешь, чтобы я помогла в убийстве?

— Скорее стала буфером между мной и этим чудовищем. Расскажешь все… — как бы невзначай кидает она.

Ага, расскажешь. Как о таком позорище вообще можно кому-то рассказать? Даже если этот кто-то и сам далеко не безгрешен?

— Сегодня никак, — отвечаю, кривясь. — Хочу ещё в пару мест заехать на собеседование.

— Ты же сказала, тебя взяли? — удивляется подруга.

— Ага, но знаешь, хочется иметь запасной вариант, — неуверенно вру ей. Ловлю свое отражение в витрине, к которой только что жалась, и понимаю: нельзя показываться подруге в таком виде. Надо ее подготовить!

— Ты уже в четвертый раз отказываешься посмотреть на мое новое жилище. Я начинаю подозревать тебя в ханжестве!

— Май, я пойду, иначе не успею. Вечером созвонимся, ок?

Подруга хочет ещё что-то вставить, но я снова обрываю звонок. Я и правда не слишком горела желанием смотреть на ее новое пристанище и вот расплата за мое… нет, не ханжество, неприятие действительности. Эгоистично не хотела получить подтверждение, что все это реально и у нее теперь новая жизнь. А ведь я бы наверняка узнала тот дом, в котором провела тот злополучный день! И избежала бы этого позорища десятиминутной давности!

Он. Меня. Не. Узнал.

Каким же надо быть… Конем!

Нет, я решительно не смогу здесь работать. На него! Уму непостижимо! Никакая зарплата в целых… уф, даже дрожь по телу от названных мне цифр, — не заставит меня работать на этого удода.

Делаю очередной глубокий-глубокий вдох, приглаживаю белобрысые космы дрожащей рукой и собираю всю волю в кулак. У меня и правда есть ещё одно предложение о работе. Вчера позвонили и пригласили на собеседование в одну из контор, где я оставляла свою анкету, особо ни на что не надеясь. Так что я беру себя в руки, перекручиваю вечно убегающую куда-то юбку и бодро шагаю к метро.

Во что бы то ни стало, мне нужна другая работа.

Домой я возвращаюсь поздно вечером, отпахав полноценный рабочий день на "стажировке" в магазине косметики. Свой первый и последний рабочий день! Ибо в конце шестичасовой смены мне с милой улыбкой сообщили, что я не клиентоориентирована и не мотивирована на результат, чтобы это не значило. Я бы и сама послала их с высокой ёлки, потому что проводить рабочий день в двенадцать часов на ногах, без возможности даже облокотиться на стену… они о гуманизме слышали вообще?

Короче, мы не поладили и, конечно, мне НЕ заплатили.

Уставшая, как черт, который весь день таскал уголь на своем хребту, поворачиваю ключ в дверном замке только с одной мыслью: пусть дома будет горячая вода. Пожалуйста, Господи, мне нужна ванна после пережитого арома-ада.

— Ты что натворила?! — доносится знакомое визжание, едва я переступаю порог своей квартиры. — О, нет! Нет-нет-нет! — прыгает вокруг меня Майя.

Надо было отобрать у нее ключи!

— О, да! — устало тяну я.

— Гуся, блин! Как ты могла! У нас же пакт!

Майя смотрит на мои волосы почти с суеверным ужасом. Закатывает глаза и издает ужасные рычащие звуки. Злится.

— А что мне оставалось, Май? — сажусь на обшарпанную табуретку прямо в коридоре, освещенном лишь тусклой лампочкой под потолком. — Везде дурацкие дресс-коды и нетерпимость к неформалам! Ты бы видела эти взгляды, когда я появлялась в драных джинсах, с синими волосами и пирсингом в ушах. Словно я не человек вообще, они даже мою анкету брали за уголок, как что-то заразное!

Наверное, мое лицо сейчас отражает всю мировую скорбь, потому что с воинственного настроя подруга тут же переключается на сочувствующий.

Май плюхается на пол возле моих ног и обнимает меня. Просто и без слов.

Плотину вот-вот прорвет, а я себе обещала, что никаких Ниагарских водопадов в моей жизни больше не будет, так что просто устало прикрываю глаза.

— Маскарад сработал? — шепчет она на ухо.

— Видимо да, — даже больше, чем она предполагает.

— Хорошо, — кивает Майя, отстраняясь. — Я смогу смириться с твоим видом. Не сегодня, конечно, — скептично оглядывает она мою запакованную в унылое шматье тушку. — И не так, чтоб с восторгом… Блонд? Серьезно?

— Что? Ты всегда говорила, что в роли Мэрилин я убедительна!

— Еще я согласилась крутить роман с женатым человеком за деньги! Все еще считаешь, что ко мне надо прислушиваться? — фыркает она.

— Все так плохо? — невольно заправляю осветленные пряди за ухо.

— Ну, не так, чтоб очень… Но выглядишь уныло. Прости. Если я тебе не скажу — никто не скажет!

— Иногда я ненавижу эту твою прямолинейность! — закатываю глаза и встаю со стула.

— Ну, уныло это даже хорошо. Подходит для работы. Наверное, — пытается спасти положение подруга, следуя за мной в комнату.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А, забей. Постригусь налысо, уйду в буддизм, буду ходить в длинной рясе по трассе и питаться, чем Будда пошлет.

— Не слишком ли радикально? — смеётся она. — К тому же тебя взяли, разве нет? Конец итальянской диете, ю-ху!

— Я, наверное, откажусь, — отрезвляю ее оптимистичный настрой.

— Чего? — снова орет Майя. — Я тебе откажусь! Я ради тебя ягодицы рвала! То есть… Не в том смысле, конечно. Но блин, Гусь, я даже Влада заставила перед кудрявым извиняться, лишь бы он тебе шанс дал.

— А, ну тогда понятно, почему меня с такой охотой на такое тёплое местечко взяли, — печально осознаю я. — Но я всё равно не пойду, Май.

— В смысле??? — не унимает своего повышенного тона.

Блин, да как же ей объяснить! Не признаваться же, что я на те же грабли, в который раз…

— Просто не для меня эта работа, понимаешь?

— Нет, не понимаю. Тебе жрать нечего и за квартиру платить. Где твоя рациональность, Гусь?

Очевидно там же, где гордость. Потому что, наслушавшись гневных речей подруги и миллион раз прокрутив в голове, как это будет, на следующий день я несу свое тело прямо в пещеру к злодею. Ровно к восьми тридцати.