Джейсон почувствовал, как внутри начинает подниматься раздражение, но он ответил самым что ни на есть спокойным тоном:

— И чего ты хочешь сейчас? Хочешь, чтобы я позвонил Астону и спросил, не может ли он вернуть мне часы? Я не понимаю тебя, Рэйчел.

Она тяжело вздохнула и сказала:

— Я сама себя не понимаю. Просто это всё кажется мне… несправедливым. Прозябание в этом доме… Мы ведь могли бы переехать в Нью-Йорк. Ты же всё равно туда ездишь, они даже предлагали тебе работу в офисе. Причём, платили бы больше, чем сейчас. Ты отказываешься от всего из-за того, что произошло несколько лет назад. Но ты ведь отказываешь в этом мне и Дилану тоже.

— Мне предлагали работу не в нью-йоркском офисе, а в главном, принстонском, — поправил Джейсон и добавил: — Прости, Рэйчел, но я не считаю, что вы чего-то недополучаете из-за того, что живёте не на Манхэттене.

— Сейчас — может быть. А потом?.. Или ты считаешь, что это не для меня? Не для нас?

— Пожалуйста, Рэйчел, давай это прекратим! — взмолился Джейсон. — Я не понимаю, почему ты делаешь такие выводы. Можно подумать, я по ночам захожу в телепорт и наслаждаюсь роскошной жизнью в Париже, а вас с Диланом заставляю жить в лесной хижине.

Такие разговоры в разных вариациях проходили с завидной регулярностью, один раз даже в присутствии Донны и Ника, брата Рэйчел.

Ник приехал в Портленд после окончания семестра в университете. На работе у него тоже был длительный отпуск. По случаю его приезда Донна решила организовать небольшой семейный ужин, на который, естественно, были приглашены Рэйчел и Джейсон.

Уже через полчаса общения с дочерью и зятем, сразу после того, как налюбовалась внуком и даже умудрилась укачать его, Донна заметила, что между ними не всё гладко. Она допытывалась полдня, пока наконец Рэйчел не выдержала и не сказала:

— Да, да, ты права! У нас сейчас сложный период. Ты довольна?!

— И вовсе не обязательно на меня кричать, — обиженно ответила Донна.

Джейсон, вместе с Ником заглянувший на кухню, чтобы сказать, что они уезжают в магазин докупить кое-что к ужину, замер в дверях. Рэйчел бросила на него сердитый взгляд и повернулась к матери:

— Хочешь сказать, что вы с отцом прожили всю жизнь, ни разу не поссорившись?

— Конечно, у нас всякое бывало, — примирительно сказала Донна. — Я же не в убийстве тебя обвиняю. Просто интересуюсь… Уверена, что у вас всё наладится.

— А я вот не уверена, — вдруг сказала Рэйчел.

Джейсон вошёл в кухню. Его сейчас сердили не столько сами слова Рэйчел, сколько то, что она делает такие заявления в присутствии матери и брата. Это было только их личное дело.

— Да, у нас есть разногласия, — обратился он к жене, — но давай не будем портить настроение всем остальным.

— Да у кого их не бывает! — пришла на помощь Донна.

— Таких — не бывает! — тут же среагировала Рэйчел.

Джейсон подошёл ближе к ней. Ник позади него по-прежнему мялся в дверях, не зная, то ли ему остаться, то ли тактично удалиться.

— Всё-всё, — примирительно сказала Донна. — Я не лезу в вашу жизнь, разбирайтесь сами. Я просто подумала, что, может быть, ты захочешь поделиться… Извини ещё раз.

— Нет, я не могу ни с кем поделиться, — заявила Рэйчел, с упрямым вызовом глядя на Джейсона. — Вот этим не могу.

Джейсон подумал, что стоит разрубить гордиев узел сейчас, чтобы не давать Рэйчел повод для манипуляций в дальнейшем. Он не собирается терпеть двусмысленные намёки от неё всю оставшуюся жизнь, тем более намёки прилюдные…

— Рэйчел, или расскажи всё, или воздержись от намёков, — холодно сказал он, понимая, что это прозвучит слишком резко и жёстко.

Он был прав: все обеспокоенно и чуть ли не испуганно уставились на него. Джейсон спокойно встретил взгляд Рэйчел: на него ещё и не так смотрели.

— Рассказать всё? — переспросила она.

Джейсон утвердительно кивнул, но, так как Рэйчел смотрела на него и молчала, начал сам:

— До того, как приехать сюда, ещё в Европе, я жил с мужчиной. Несколько лет. Рэйчел не устраивает эта деталь моей биографии, а я, к сожалению, не могу ничего изменить в своём прошлом. Вот и всё.

Донна и Ник не нашлись, что на это ответить. Оба замерли там, где стояли, и прятали глаза.

— И что, это выяснилось только сейчас? — спросила Донна, имея в виду, конечно, другое: ты скрыл от невесты, что ты гей?

— Я знала с самого начала, — сказала Рэйчел, — но не в подробностях, а теперь…

— Никак не могу понять, что важного в этих подробностях, — отозвался Джейсон. — Они ничего не меняют.

Все до сих пор стояли, как громом поражённые, даже Рэйчел, которой вообще-то было не с чего поражаться. Джейсон, раз к нему вопросов больше не было, развернулся к дверям, возле которых стоял Ник. Вид у него был чуть ли не испуганный.

— Мы с тобой в магазин собирались, — обратился к нему Джейсон. — Или побоишься теперь садиться со мной в одну машину?

— Нет, конечно, — смутился Ник, и на щеках у него выступил румянец: видимо, парень краснел так же легко, как и его сестра. — Поехали…

Джейсон и Ник прошли по узкому коридорчику к дверям и вышли на улицу. До магазина они доехали в гробовом молчании и только там начали разговаривать — исключительно по делу. Когда они вышли на парковку, начался дождь. Быстро покидав покупки в багажник старого «шевроле», они сами забрались внутрь. Ник едва успел завести машину, как дождь полил сильнее.

— Хорошо, что мы уже внутри.

Джейсон внимательно посмотрел на парня: неужели тот с ним сам заговаривает?

— Ты не думай, — вдруг сказал Ник, — я ничего не имею против. Я считаю, это вполне нормально, мы ведь живём…

— …в двадцать первом веке. Я знаю, — продолжил за него Джейсон, которому в глубине души очень хотелось сказать, что он не особо нуждается в одобрении Ника, да и по поводу его осуждения не очень бы расстроился.

— Я серьёзно.

— Хорошо, — ответил Джейсон, ещё раз покосившись на Ника: тот действительно говорил так, словно для него это не было пустыми фразами, услышанными на уроках в школе, где рассказывали, какими разными могут быть люди, как важно не допускать дискриминации по тому или иному признаку и быть толерантным. — Так что? Мы едем?

Ник кивнул.

По дороге он включил музыку. Магнитола в машине была старой, игравшей только аудио-диски, и Ник сам её слегка усовершенствовал. Совершенствование заключалось в том, что откуда-то из-под приборной панели тянулся длинный шнур, к которому можно было подключить MP3-плеер, и тогда магнитола начинала играть записи с него.

Сначала играл какой-то довольно шумный рок, но следующая композиция была более спокойной и после короткого вступления Джейсон услышал знакомые слова, пропетые совсем другим, незнакомым голосом:


Love is blindness,

I don't wanna see

Won't you wrap the night

Around me


Он не слышал эту песню уже пару лет, и вдруг она вернулась к нему в совершенно другом исполнении. Наверное, даже более правильном, учитывая, какой смысл он вкладывал в неё: более трагичном и эмоциональном. Именно так, с надрывом, нужно петь о чувстве, от которого хотел бы освободиться, но не можешь…

— Кто это поёт? — спросил Джейсон.

— Джек Уайт. Была такая группа, «The White Stripes».

Джейсон кивнул и продолжал слушать, задумавшись. Чуть ли не самая последняя строчка была о нём… о нём, в котором всё застыло, онемело и оцепенело и не могло уже больше чувствовать.


I'm too numb to feel.


Среди многих вещей, которых не могла простить ему Рэйчел, была одна, с которой она не сможет смириться никогда: муж не только не любил её, он даже не испытывал к ней сильных чувств. Ей было легче уживаться с этим знанием раньше, пока Джейсон казался ей человеком, вообще недосягаемым для чувств, но теперь выяснилось, что где-то существовал мифический Дэниел Астон (она даже фотографии его нашла и наверняка подумала, что ничего особенного: высокий брюнет средних лет)… Человек, которого её муж когда-то любил. Всё-таки любил, как никогда не полюбит её.


***

Через три дня после того злополучного ужина у родителей Рэйчел Джейсон улетел по работе в НЬю-Йорк. Эти три дня они почти не разговаривали, как не разговаривали, пока были в гостях. Джейсон гораздо больше общался с Ником, чем с собственной женой. Ник оказался вполне компанейским парнем, и у них нашлись общие темы для разговоров: Бостон, математика, компьютеры, перспективы развития индустрии программного обеспечения и даже проблемы того, в каком штате лучше регистрировать старт-ап — в Вирджинии или Калифорнии.

С Ником они встретились ещё раз — на парковке кафе неподалёку от Портлендского аэропорта. В выходные Джейсон пообещал отдать ему «для экспериментов» свой старый ноутбук. Новый он купил в апреле, а старый до сих пор лежал без дела. Ник специально приехал, чтобы забрать его, а потом подбросил Джейсона до терминала.

— Я могу тебя встретить после прилёта и довезти до дома, — предложил он. — Я всё равно болтаюсь без дела.

— Спасибо, но не надо. Проще взять такси, — отказался Джейсон.

И отказался совершенно правильно: он успел закончить все дела в Нью-Йорке на полдня раньше, поменять билет и сесть на другой рейс, прилетавший в Портленд не поздно вечером, а во второй половине дня. Когда он приехал домой, то увидел в гостиной Дилана, лежащего на полу на цветном коврике, и няню рядом с ним. Сначала он подумал, что Рэйчел куда-то уехала по делам, но няня сказала, что миссис Ирвинг наверху.

Джейсон поднялся на второй этаж. Там было только две комнаты — их спальня и детская, и в обоих никого не было. Он уже хотел спуститься обратно, как услышал какой-то шум сверху. Он прошёл в конец коридора, где была лестница в мансарду, и взобрался по неудобным крутым ступенькам.

Рэйчел сидела на полу посреди ворохов одежды. Похоже было, что она полностью вытащила содержимое четырёх чемоданов, присланных из Колоньи, пересмотрела его и разбросала вокруг. Всё было накидано вперемешку: несколько пиджаков, брюки и джинсы, свитера, рубашки, целая коллекция галстуков, даже два коротких пальто… Смокинг и утренний выходной костюм были вынуты из своих чехлов. Рэйчел не поленилась даже распотрошить стопки одинаковых рубашек. Те рубашки, которые были чаще всего в ходу, например, белые или голубые, Джейсон заказывал сразу дюжинами, чтобы не задумываясь менять каждый день или даже по нескольку раз в день. На коленях у Рэйчел лежала груда тех самых белых рубашек, а поверх неё ещё две от Шарве в тонкую полоску.

Когда Рэйчел повернулась к нему, Джейсон увидел, что она плачет. Он одновременно и злился на неё за то, что она роется — нет, не в его вещах — в его прошлом, и чувствовал себя виноватым.

— Плачешь, потому что никогда раньше не видела таких красивых рубашек? — спросил он.

Возможно, сейчас был не самый подходящий момент для цитат из Фицджеральда, но фраза про рубашки удивительным и ироническим образом подходила. Рэйчел тоже плакала о прошлом, только не об их общем прошлом, как Дейзи, а прошлом своего мужа, которое было настолько ярким, что затмевало сейчас их настоящее и, возможно, собиралось затмить даже будущее.

Рэйчел всхлипнула.

— Да, я никогда не видела… ничего подобного. Я не смогу думать о тебе по-прежнему. Это всё… — она обвела взглядом разбросанную одежду. — Это как будто другой человек… другая жизнь… Настоящий ты вот здесь, — она вытянула руку и схватила чёрную кашемировую водолазку, тут же отбросив её в сторону, — или здесь, — Рэйчел пропустила меж пальцев шёлковый галстук, — или ещё где-то… Только не со мной.

Джейсон не знал, что и сказать. От всей этой сцены веяло каким-то отчаянием и безысходностью. И тут он окончательно, со всей определенностью понял, что они всё-таки не смогут жить с этим. Их последние недели были всего лишь жалкими попытками сохранить брак. К тому же, не слишком искренними попытками. Между ними велось молчаливое противостояние, смысла которого Джейсон не понимал. С Астоном всё было чётко и ясно: один пытался уйти, другой его не отпускал. Но Джейсон не понимал, чего от него хотела Рэйчел. Сам он ничего не хотел.

Он сел рядом с Рэйчел, вытянул из её рук рубашку, пуговицу на которой она бессознательно крутила, и взял её ладони в свои.

— Рэйчел, я не знаю, как мне ещё объяснить, что всё в прошлом. Ты же не думаешь, что я храню эти вещи как память? Они мне нисколько не дороги. Могу выкинуть хоть прямо сейчас…